Совьетика - Ирина Маленко

Жизнь постепенно опять входила в колею: неделю я проводила в Дублине, неделю – дома. Если, конечно, можно считать это нормальной жизнью: тот, кто сам не работал в ночную смену, возможно, думает, что она оставляет тебе возможность заниматься чем-то другим днем. Думала так и я, пока не попробовала, что это такое. Мои биологические часы были совершенно сбиты с толку: спать хотелось круглые сутки, вне зависимости от того, сколько часов мне удавалось подремать днем. Ездить домой каждое утро после ночной смены у меня не хватало физических сил, и я договорилась с Адрианой, что я смогу спать после работы днем у нее дома – на диване в зале. Все девочки днем работали, и я вроде бы никому не должна была помешать. Я только спала там – не ела, не мылась и не смотрела телевизор. Наступало утро, я завтракала блинами с кофе где-нибудь по дороге с работы на автобус до Клонсиллы, садилась в него – и сразу же забывалась тяжелым сном, даже если на мне были наушники, в которых гремела музыка… С трудом заставляла я себя проснуться ближе к конечной остановке. Ватными ногами, не чуя под собой земли добредала до Адрианиного дома. У них в доме была сигнализация, и я очень боялась, что спросонья забуду ее отключить, когда открою дверь. Там я снопом сваливалась на диван и спала часов до 4: надо было успеть уйти до возвращения моих бывших коллег по работе – опять же чтобы никому не мешать. Таким образом, с половины пятого до 9 вечера мне еще надо было где-то слоняться, и я зачастую приезжала на работу раньше времени, особенно в плохую погоду, и сидела там – что вызвало в банке (естественно, за моей спиной) многочисленные пересуды…

В выходные, когда девочки-итальянки были дома, я после своей ночной смены уезжала домой на Север. Уже стало тепло, и я часто отсыпалась после работы дома во дворе в гамаке… Я уставала до такой степени, что ничего вокруг не видела и не слышала: только заворачивалась поплотнее в одеяло, вдыхала свежий морской воздух и засыпала – до самого последнего автобуса обратно. Гамак слегка раскачивался на ветру…

Было нелегко, но я крепилась. В свободную от работы неделю старалась развлекать маму и Лизу как могла – скоро уже мы объехали весь Север так же, как в свое время объехали весь Юг. Помню, как мы первый раз втроем оказались в Дерри: нас очень удивила дешевизна тамошней гостиницы (нам даже предложили роскошный номер- люкс с отдельной комнатой с телевизором и стерео-центром). Только когда мы до Дерри добрались, поняли мы, в чем было дело: это был день одного из парадов Мальчиков-Подмастерьев – здешних оранжистов. Здровенные в летах «мальчики» маршировали в католическом центре города, а католическая молодежь забрасывала их и полицию бутылками с зажигательной смесью. Конечно, ни один нормальный человек в Дерри в такой день не поехал бы – отсюда и снижение цен! У мамы разгорелись глаза при виде побоища:

– Ух ты… Никогда такого не видала! Ты иди с Лизой в гостиницу, а я пойду посмотрю…

Отговорить ее мне не удалось: мама пристроилась сбоку к телегруппе CNN и сделала вид, что она с ними… Вернулась она где-то через полчаса, разгоряченная увиденным:

– Дома расскажу- никто не поверит!

Все это время я наблюдала за теми же беспорядками по экрану телевизора в гостиничном номере – в прямой трансляции…

Иногда удавалось мне заняться и чем-то для себя: например, посещать в течение недели летние курсы ирландского языка в северном Белфасте, в летней школе МакКракен. Правда, это была, к сожалению, рабочая неделя – и мне пришлось ездить в Белфаст из Дублина на поезде после ночной смены, заниматься там целый день на языковых курсах, а потом ехать обратно на работу. Спала я только по дороге туда и обратно, в поезде.

Эта летняя школа ежегодно открывает свои гостеприимные двери в северном Белфасте, в местном клубе в районе Нью-Лодж, прославляемом в стольких республиканских балладах. Названа она так в честь брата и сестры МакКракен, Генри Джоя и Мэри Энн, посвятивших свои жизни делу освобождения Ирландии в конце XVIII века. Здесь можно пройти интенсивный курс ирландского языка, ирландских танцев, музыки и песен, драмы, прослушать лекции, посвященные языку и культуре обеих традиций Севера Ирландии – ирландской и ольстерско-шотландской. Ирландский язык считается очень трудным. Однако нет ничего невозможного для тех, кто по-настоящему хочет выучить его. На занятия в Школу МакКракен ходили люди самых различных возрастов, и не только из Белфаста: многие специально приезжали из графства Даун, из Дерри, из Арма и других городов. Обстановка в школе была типично ирландская – очень непринужденная, после каждых 3 устных уроков, на которых учили основам разговорной речи, устраивался "урок пения", с изучением ирландских народных песен. А завершались занятия проведением интернационального вечера, с участием представителей групп этнических меньшинств, населяющих Белфаст: китайцев, индусов, арабов, африканцев…

– Не секрет, что в сегодняшней Ирландии традиции сохранения в повседневном употреблении ирландского языка сильнее всего вовсе не на западе страны – в Коннемаре, как часто думают иностранцы, а на её севере – и, в частности, в Западном и Северном Белфасте, где отношение к языку политизировано, а его знание помогает людям сохранить и подчеркнуть свои корни, свои традиции, свою историю, – рассказывал мне один из преподавателей школы. – Ирландский язык из нас в буквальном смысле слова "выбивали" веками, почти 8 столетий. Родители заставляли детей учить дома английский, потому что это был единственный способ выжить, хоть как-то продвинуться вверх по жизненной лестнице. Учителя в школе давали родителям домой деревянную табличку, и если ребёнок дома говорил по-ирландски, родители били его и отправляли его на следующий день в школу с этой табличкой на шее, чтобы об этом знали все… Там ему от учителей доставалось еще раз. До сих пор у ирландцев – даже тех, кто хочет выучить язык – существует к нему двойственное отношение. Ирландский был "языком бедноты", признаком "отсталости" – и подсознательно многие люди, особенно в Ирландской Республике, до сих пор стыдятся пользоваться им. Не помогло ситуации и то, что против языка выступил в свое время такой великий ирландец , как Даниэль О'Коннелл – "Освободитель", помогший католикам добиться эмансипации в прошлом веке, а настоящей катастрофой для "Гэлтахт" – районов страны, где ещё говорили по-ирландски, стал в середине прошлого века "картофельный" Великий Голод, унесший жизни более миллиона ирландцев и вызвавший массовую эмиграцию из страны, особенно с её Запада. Возрождение ирландского языка в качестве разговорного в Белфасте было связано непосредственно с движением за гражданские права конца 60-х годов. Многие взрослые люди, никогда не знавшие языка, взялись его изучать. В отличие от Ирландской Республики, где язык этот изучается в школах (хотя и в пассивной форме: говорят, что ничто так не губительно для изучения его, как те абстрактные, оторванные от жизни методы, которые применяются там!), на Севере таких школ не было. Они начали создаваться по инициативе и на деньги, собранные родителями детей. Государство до самых 80-х годов отказывалось их финансировать и даже сейчас оказывает весьма ограниченную поддержку. Причины, конечно же, политические – ведь ирландский язык стал своего рода оружием республиканских заключенных в британских тюрьмах: они общались исключительно на нем, для новичков устраивали курсы; многие стали даже писать целые поэмы по-ирландски, как, например, республиканский герой Бобби Сэндс, который выучил язык самостоятельно…

Слушая этот полный драматизма рассказ, я еще раз думала о том, насколько же бессовестны те в бывших советских республиках, кто сегодня утверждает, что русские «подавляли» там национальную культуру и чуть ли не уничтожали местные языки. И как только язык поворачивается! Еще в 20е годы советские ученые разработали письменность для многочисленных малых (и не только) народов СССР, у которых ее в дореволюционное время не было. Многие малые языки были спасены от вымирания. Во всех республиках были школы с обучением на местном языке. Театры (например, знаменитый театр в литовском Паневежисе, куда даже русские, не знавшие литовского языка совершенно, стремились попасть на спектакль), книги, газеты (у меня лично дома до сих пор лежит большая коллекция газет почти на всех советских языках, включая, например, ногайский, собранная мною благодаря моим подругам по переписке еще в 9 классе). В каждой республике была своя киностудия – интересно, где большинство из них сегодня? Да, к сожалению, многие русские, переезжавшие по работе жить в другие республики, не учили местные языки, хотя и подолгу там жили. Но представить себе, чтобы русские учителя били, например, украинских школьников, навешивая им на шею таблички за каждое использование украинского слова, как это делали «цивилизованные» англичане…. Да такое у нас и в страшном сне никому не приснилось бы!