Совьетика - Ирина Маленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечеринка проводилась в здании местного клуба кельтских видов спорта, напоминавшем большой ангар. В нем было так сильно накурено, что казалось, топор можно в воздухе повесить. В нашей дублинской ячейке не курил никто – а здесь, наоборот, казалось, совсем не было некурящих…
Местного героя, освобождение которого праздновалось, звали Джо. Атмосфера была непередаваемая : мне время от времени казалось, что все это происходит в каком-то фильме, на съемки которого я случайно попала. В зале собрались не только многочисленные родственники Джо (включая ждавшую его 8 лет невесту и двух братьев – тоже членов «РА», как её здесь сокращенно называют), но и практически все республиканцы района. “Диск-жокеем” тоже был бывший политзаключенный.
Музыкальная часть была поручена группе «Justice» из пограничного города Ньюри. И когда зазвучала в их исполнении песня «SAM Song» – в которой на известный мотив прославлялось новое оружие ИРА: ракеты- публика в зале буквально впала в экстаз от припева:
Tiocfaidh Ar L;,
Sing Up the RA!
SAM missiles
In the sky…
Is it a bird? Is it a plane? No, it’s Super SAM!
Народ развеселился не на шутку, и когда «Justice» заиграли эту песню, всем действительно казалось, что речь в ней идет именно о Джо:
“I spent 8 years in the cages,
I had time to think and plan…
Although they locked away a boy,
I came out a man…”
Люди пустились в пляс: зачастую ребята плясали с ребятами же, обнявшись за плечи, и время от времени высоко выкидывая вверх правую руку. Каждый импровизировал как мог, но особенно усердствовала мама героя… Она мощно стучала серьезного размера кулаком по столу. Музыка была такая громкая, что невозможно было даже ни с кем поговорить.
“Ooh ah up the RA, say ooh ah up the RA!”- гремело и ухало со всех сторон
В грубом переводе- “да здравствует ИРА!”…
Эти слова повторяются у республиканцев из песни в песню. Другое постоянно встречающееся и их песнях выражение – республиканский клич: Tiocfaidh Ar L; (произносится “чаки ар ла”, что по-ирландски означает “наш день придет!”)
Обратно меня отвозили в машине, набитой пассажирами как селедки в бочке. Все, кроме водителя, были под градусом. Я сидела на заднем сиденьи посередине, а по обе стороны от меня сидели по двое: и справа, и слева один респубиканец – на коленях у другого… Машина со свистом неслась по крутой горной дороге в кромешной темноте. Я только успевала зажмуриваться на поворотах. Когда мы спустились-таки невредимыми на равнину и въехали в городок, где давно уже все спали, герой вечера Джо – а это именно он был трезвым водителем – указал мне на наш местный супермаркет.
– Знаешь, местные католики бойкотируют этот магазин… Несколько лет назад проды из соседней деревни зверски замучили у нас тут католического подростка. Потом приехали отмывать свою машину сюда, к супермаркету, на стоянку. И что ты думаешь – когда полиция захотела просмотреть записанное на установленных на ней камерах, оказалось, что кто-то из магазина повынимал из них все пленки… Так что если ты можешь обойтись без этого магазина, не ходи туда, пожалуйста. Ладно?
Да, общаясь с такими людьми, все меньше и меньше хотелось трепетать перед клиентами, гневно требующими от тебя по ночам по телефону из какого-нибудь голландского казино разрешить им сыграть еще разок с их кредиткой в рулетку…
… Утром меня разбудила встревоженная мама.
– Я же говорила тебе, не общайся ты здесь с этими партизанами! Вот видишь, тебе уже кто-то окна обстрелял…
Плохо соображая спросонья, что же случилось, я спустилась вниз. Посередине моего оконного стекла и в самом деле зияла аккуратная круглая дыра. Сон сняло с меня как рукой. И нехорошо засосало под ложечкой.
Но тут я посмотрела за окно и начала хохотать как сумасшедшая, хотя вставить новое стекло и наверняка влетит нам в копеечку: на поляне перед домом одинокий подросток играл в гольф. А под нашим окном лежал в траве один из его тяжелых белых мячиков…
****
…На работе мне предстоял экзамен по итогам обучения рабочим процедурам, к которому я очень серьезно готовилась. Сдавала я его в рабочее время – то есть, ночью: начальник оставил задания для меня на столе. Сдавала по-честному: какой смысл обманывать, это тебе не контрольные в школе!
Результат мне долго не сообщали, так что я даже начала волноваться. А потом сказали, что мне надо будет его пересдать. Я не поверила своим ушам. Неужели я его завалила? А ведь я так старалась…
Что случилось на самом деле, я узнала только от Пласида, который был страшно любопытен и носил на хвосте все последние банковские сплетни: оказывается, транссексуалка Маргарет, проверявшая мою работу, настояла перед нашим менеджером, чтобы я его пересдала потому, что… «уж слишком хорошо все задания были сделаны. Так сдать экзамен нельзя если сдавать по-честному».
Нужно ли объяснять, как глубоко я была оскорблена! Не только потому, что меня обвинили в обмане, не только и не столько из-за пересдачи, но самое главное – потому, что они до такой степени недооценивали мои умственные способности! Да, Маргарет, у меня хорошая память. Не все же на свете прогоревшие бизнесмены, которых держат на работе только за их актерские способности. Что же мне, притворяться глупее, чем я есть, чтобы доставить тебе удовольствие?
– Господи, да давайте пересдам!- сказала я в сердцах. Мне сказали, что теперь надо будет прийти для этого в офис днем – то есть, в свое свободное от работы время. Я еще раз хорошенько все проштудировала и пришла сдавать. К моему удивлению, вопросов теперь было чуть ли не в два раза больше- на те же полтора часа!- , а часть их вообще покрывала материал, не входящий в наши обязанности, который нам никто поэтому и не объяснял. Это были вопросы для другой банковской специальности! Но Маргарет не было в офисе, протестовать было не перед кем. И я написала под этими вопросами, что наш учебный материал их не затрагивал. Что еще мне оставалось делать?
После этого результаты мне опять долго не сообщали. И только когда я настояла на этом, неохотно сказали, что я-таки экзамен сдала. С таким видом, словно они надеялись,что не сдам…
Все опять пошло своим чередом, но нехорошее чувство у меня осталось. Я старалась этого не показывать – работа хоть и не была мне по душе, но с практической точки зрения меня устраивала. Что мне было делать иначе? Опять начинать работать в Дублине днем, не видеть своих родных неделями и платить за второе жилье? Я приходила в офис вовремя, аккуратно выполняла все, что от меня требовалось, и не задавала вопросов.
Ночью огромное стеклянное с одной стороны здание банка было пусто. Кроме нас троих, в нем было только два охранника – один на входе и один под землей в гараже. На входе сидела наша соотечественница по имени Маша – русская девочка, женихом у которой был грузин. Какое-то шестое чувство подсказывало мне держаться от нее подальше, хотя она очень настаивала на общении в свободное время: Гоги так этого хотел! А тот охранник, что в гараже, время от времени обходил здание, проверяя, все ли в порядке. Ему, чувствуется, было скучно, и он иногда задерживался у нас – поболтать. Показывал фотографии. Сам он был шотландцем, женатым на монголке, когда-то работал в Монголии и до сих пор еще регулярно туда ездил. От него мы узнали, что монголов в Ирландии тогда жило всего четверо. А сегодня офисы в ирландской столице убирают монгольские уборщки- все как один с высшим образованием. А ирландских женщин, которые это делали раньше, уволили – они, видите ли, хотели получать более или менее сносную зарплату…
В один летний вечер я, как обычно, пришла на работу, разложила свои вещи и включила компьютер. Когда я начала проверять свою электронную почту, то вдруг увидела письмо от Адрианы. Я немного удивилась, потому что видела ее в тот день, всего часа за три до этого: она была почему-то очень смущена тем, что я увидела ее в компании своего бывшего голландского коллеги по имени Марко, хотя мне совершенно не было дела до того, что они шли по улице вдвоем. С какой это стати она вдруг стала бы писать мне электронные послания? Ведь у нее и телефон мой есть, если надо было о чем-то поговорить.
В электронном письме Адриана просила меня вернуть ей ключ от дома, сообщая, что я не смогу больше спать у них на диване днем. Что ж, это было ее право, даже если дело было в Марко, с которым она собиралась валяться на диване вместо меня, пока ее соседки не видят – но почему нельзя мне было сказать об этом в лицо? И предупредить хотя бы за пару дней? Разве друзья так исподтишка поступают? И куда я теперь после ночной смены денусь? На следующее утро на Севере были оранжистские парады, и я бы не добралась из-за них до дома раньше 2-3 часов дня….
У меня был с собой спальный мешок. После смены я поднялась парой этажей выше – там офисы были еще не заняты. Но спать на полу было слишком рискованно – меня мог кто-нибудь обнаружить. И тогда я пошла на том же этаже в инвалидский туалет, который был больше и шире обычного, чтобы в него при надобности можно было въехать на инвалидской коляске. Такие туалеты были на каждом этаже – во всем здании не нашлось бы столько инвалидов. Я разложила на полу свой мешок, благо там было чисто, и захлопнув за собой дверь, потушила свет…