Мятежный дом - Ольга Чигиринская

Надо сказать, противостояние Керета и его матери Бет понравилось меньше, чем выступление перед толпой. Керет слушал, опустив голову и не возражал ни слова, ну прямо-таки барашек перед жертвенником. Бет не выдержала первой:

— Эти люди сражались и умирали за вас, а вы их презираете! — сказала она. — Как так можно?

— Хороши бы они были, если бы отказывались за нас сражаться! — изрекла вдовствующая государыня Иннана. — Это их долг!

— А в чем ваш долг? — разозлилась Бет. — Сидеть и наряжаться? Стишки сочинять?

Государыня Иннана от такой дерзости аж задохнулась, но прежде, чем она смогла вымолвить хоть слово, Керет сказал не терпящим пререканий тоном:

— Сударыня моя невеста, я требую, чтобы вы удалились.

Ничего не поделаешь, пришлось удалиться.

Бет пересказала эту историю Плато, думая, что тот одобрит ее; Плато нахмурился:

— Не стоило тебе так говорить.

— Почему? — удивилась Бет.

— Государыня недовольна Шнайдерами. Она полагает, что Шнайдеры испортили ее сына.

— О чем ты говоришь! Да только благодаря дяде Керет научился вести себя как мужик, хотя бы иногда.

— Да, только для государыни это никакое не достоинство. Пойми, Бет: мы, Рива, не совсем правильные вавилоняне. Чем-то мы больше похожи на вас, имперцев…

— Вас, имперцев, — фыркнула Бет.

— Ну хорошо, ты уже не имперка. Но все равно похожи. У нас, например, тайсёгун, как ваш… как император из рода Риорданов, обязательно должен быть первым среди равных. Но императору Вавилона никто не равен. Государыня никогда не будет думать о Рихарде Шнайдере как о равном. И ей не нравится, что ты должна выйти за Керета. По ее мнению, ты ему не пара, Шнайдеры недостаточно высокого рода — а ведь они не из «черноголовых». На меня бы вообще даже не посмотрели, в прежние времена государь ни за что не снял бы передо мной маску. Единственные, кто тут по знатности сгодился бы в императорскую родню — это, пожалуй, Кордо, ну еще Кимера и Дэвины, может быть. Государыня не в восторге от вашего с Керетом брака, и дай ей только хороший повод, против которого Шнайдеру нечего будет возразить — она расторгнет помолвку.

Он помолчал и прибавил:

— Бет, я тебе все это сказал, потому что моей семье из-под трона выковыривать нечего: мы «черноголовые», нас возвысила война, возвысили Бон и Шнайдер. Но с другими эту тему лучше не обсуждай.

Шнайдер, вернувшись из дворца по принесении извинений, отчитал Бет совсем в других выражениях, но смысл был тот же самый, что и в речах Плато: государыне нельзя давать ни малейшей причины для недовольства.

— Неужели мнение самого Керета ничего не значит? — удивилась Бет.

— В этом вопросе — практически ничего. Я понимаю, ты потратила много усилий, чтобы понравиться ему…

— А надо было тратить усилия на его матушку?

— Да пожалуй, нет, — Шнайдер усмехнулся. — Ты ей не нравилась заранее, еще до того, как появилась на свет. Ее личное отношение к себе ты хуже сделать не сможешь — я прекрасно понимаю, насколько мало ее устраивает наше семейство. Но ей нельзя давать повод, пойми. Ни малейшего повода.

— Я просто не могла смотреть, как она распинает Керета, — насупилась Бет.

— И совершенно напрасно показала ей, что Керет небезразличен тебе как человек. Теперь она попытается разрушить ваши отношения. И кстати, я тоже отчасти недоволен его выходкой.

— Почему? Потому что он начал принимать самостоятельные решения? Или потому что не пришлось пустить в ход СВЧ и водометы против своего же народа?

— За кого ты меня принимаешь, Эльза?! — громыхнул дядя. — Нет, тем, что людей удалось заставить разойтись по-хорошему, я вполне доволен. Но есть две вещи, которые я уже объяснил Керету, а теперь объясню тебе. Первое, — дядя отогнул указательный палец. — За такого рода жестами должны следовать действия. Всегда. Иначе народ привыкнет и перестанет обращать на жесты внимание. По-твоему, я сам не мог бы полететь в Корабельный Город, сказать там зажигательную речь и всех разогнать по углам? Именно так я и собирался поступить — но сначала должен был придумать, что для них сделать сразу после. Теперь вышло так, что широкий жест сделал Керет, а голова должна болеть у меня. И второе, — дядя отогнул средний палец. — Мальчик сам не понимает толком, что сделал, он повиновался порыву — но то, что он сам вышел к людям и говорил с ними без маски, создало прецедент. Если нам удастся отвоевать Вавилон, прежний взгляд на природу императорской власти уже не вернется.

— Разве это плохо?

— Нет. Это был вредный взгляд, он мешал. Плохо другое: Керет дал толчок к этой перемене под влиянием порыва, очертя голову — а для таких вещей нужно выбирать момент. Рано или поздно Керету пришлось бы снять маску, но шанс выбрать для этого наилучший момент уже безнадежно упущен.

— Маски! Завязки! Маразм, маразм, идиотизм! — Бет сделала вид, что бьется головой о высокую спинку стула: они как раз чаевничали вдвоем после ужина.

— О, нет. Возможно, тебе это и кажется бессмысленным, но способ, что называется, проверен временем. Ты знаешь о древнем государстве под названием Эллада?

— Пф! А кто не знает-то?

— Девяносто девять из ста. А о войнах Эллады с Персией ты читала?

— Может, ты и не в курсе, — кокетливо сказала Бет, — но в Империи лучшим сериалом позапрошлого года был признан «Александр». У нас вся школа дурела от Хаанса Мора, он главную роль играл.

— Прекрасно. Так вот, на протяжении веков с разными вариациями у человечества было два взгляда на природу власти: один можно назвать эллинским, другой — персидским. У эллинов власть была, так сказать, на виду. Неважно, о царях мы говорим, о народных вождях во времена демократий или о тиранах, которые приходили, когда демократия разлагалась — механизм принятия решений был довольно прозрачен. Даже самовластные тираны не могли изолировать себя от народа настолько, чтобы их не было видно и слышно людям, а им — людей. В Персии была другая установка — власть дело теневое, тайное. Правитель редко показывался перед людьми, как принимаются решения — мало кто знал. Это создавало ощущение могущества, потому что неизвестное всегда кажется людям больше известного. Вот к этим двум моделям, в общем, и сводятся все способы управления людьми во все времена. А теперь скажи, какая модель до войны была в Вавилоне?

— Персидская.

— А почему?

Бет пожала плечами.

— Отцы Анзудской революции не собирались ее вводить, — Рихард встал и зашагал по комнате. — Но с ходом времени к Анзуду присоединялись все новые и новые миры, настолько разные, что трудно было объединить их хоть на чем-то. А под боком росла Империя. Ее миры обладали широкой автономией, но их объединяла общая вера. Что же могло объединить нас? Пойми, фигура императора-солнца, Тейярре — это нечто больше, чем человек, просто облеченный властью, как я или любой из глав Домов. Эллинский способ управления хорош для маленьких сообществ с высокой связностью. Таких, как дом Рива. Но чтобы эти дома объединились — нужен уже иной способ управления. Власть, которая стоит выше обычного человеческого авторитета. Которая представляет собой тайну. В Европе говорили — короля играет свита. Отец Керета был ничтожеством, но перед ним склонялись такие люди как Бон или Фарран, и за пределами Зиккурата никто не знал, что он ничтожество. Да это и не имело значения: сам правитель может быть каким угодно, главное, чтобы вокруг него был толковые люди.

— Керет — не ничтожество, — сказала Бет. — И ты не хотел воспитать его ничтожеством, правда?

— Конечно, нет. Но — давай начистоту: Керет… не Александр. Он не тот человек, который способен в двадцать командовать седыми ветеранами…

— Он — не ты, — уточнила Бет.

— Не я, — кивнул Рихард. — И вот сейчас он выскочил перед толпой и показал, что он просто мальчик из плоти и крови, довольно хорошенький… и все.

— Он и раньше знали, что он хорошенький мальчик из плоти и крови. В Инфосети полно снимков.

— Это другое. Они не видели его лицом к лицу. Нам повезло, он показал себя с лучшей стороны. Но недостаток эллинской системы власти состоит как раз в том, что если ты облечен этой властью — ты должен все время показывать себя с лучшей стороны. Ты не можешь позволить себе слабости. Если мы окончательно перейдем к нему — выдержит ли Керет существование в таком режиме? Сможет ли он быть публичной фигурой?

— Не знаю, — Бет опустила голову.

— Вот именно.

— Я… поняла тебя. Извини.

— Ничего страшного. Я ведь не против того, чтобы мальчик стал на крыло. Я просто хочу, чтоб вы с ним отдавали себе отчет в том, чем рискуете.

Вот именно из-за этих непредвиденных семейных сложностей Бет и чувствовала себя напряженно в компании Ли. Девушке казалось, что если еще и синоби заговорит об этом — она просто разрыдается.