Полка. О главных книгах русской литературы (тома III, IV) - Станислав Львовский

наступило несколько раньше, чем обычно. Первая экранизация новеллы из «Сандро…» – «Чегемский детектив», основанный на рассказе «Бригадир Кязым», – была снята еще в 1986 году. «Пиры Валтасара» и «Воры в законе» (оба сняты Юрием Карой) вышли на экраны одновременно с первой его публикацией в СССР.

Реакция кинематографа на «Сандро…» вообще оказалась бурной, но краткой: в первые три года после первой публикации в России роман экранизировался три раза. Помимо фильма Кары, по мотивам «Сандро…» сняты «Расстанемся, пока хорошие» (1991, режиссёр Владимир Мотыль) и «Маленький гигант большого секса» (1992, режиссёр Николай Досталь).

С другой стороны, именно продолжительность публикации стала одной из причин достаточно быстрой канонизации романа. В 2013 году Русский ПЕН-центр[1051] даже направил в Нобелевский комитет письмо с предложением выдвинуть Искандера на Нобелевскую премию, причём именно за «Сандро…», с очень характерной формулировкой: «демонстрирует полноту мультикультурной жизни СССР и неистощимое чувство юмора, которое дало возможность нациям и народам страны выжить в бесчеловечных и враждебных обстоятельствах». С одной стороны, роман отразил советскую действительность со всеми её сложными связями с традицией. С другой – стал прощанием с «мультикультурной жизнью СССР»: как раз в момент, когда из печати выходило полное издание романа, разгорались жестокие межнациональные конфликты. В том числе на родине Искандера и его героя. История сама превратила роман в памятник навсегда исчезнувшему миру.

Воскресенская церковь в селе Джгерда, Абхазия. 1910 год[1052]

Существует ли Чегем на самом деле?

В «Сандро из Чегема» предельная узнаваемость местности смешана с её мифологичностью – примерно так же, как в романе Маркеса «Сто лет одиночества». Подобно тому, как маркесовский Макондо – город вымышленный, но явно латиноамериканский, искандеровские Мухус и Чегем находятся в узнаваемой и досконально описанной Абхазии, хотя на карте этих названий не найти. И Маркес, и Искандер добиваются таким образом одного эффекта: мифологизации реальности (хотя бы за счёт переиначивания названий), придания ей эпического размаха. Особенно этот эффект заметен в «Истории молельного дерева», где реальная история двадцатых годов, например коллективизация, перемешана с древними верованиями. Иногда реальность становится фантастической благодаря буквально паре оборотов или сказительной интонации (как в «Дудке старого Хасана»: «Тогда Чегем был чистым, как этот луг под водопадом. …Крестьянский дом не был захламлен добром, как сейчас»).

Если в случае с Мухусом всё примерно ясно – это перевёрнутое «Сухум», столица Абхазии, – то реальность существования Чегема не так очевидна. На современной карте Абхазии его не найти – из чего можно сделать вывод, что Искандер его выдумал. На самом деле Чегем существует: но это не самостоятельный населённый пункт, а заброшенная теперь часть села Джгерда (которое множество раз упоминается в романе – тамошнего портного убивает абрек Щащико). Кроме того, Чегем – и Искандер это всегда подчёркивал – сыграл важную роль в биографии писателя: здесь он прожил большую часть своего детства.

Как биография Сандро соотносится с историей XX века?

Особенность «Сандро…» – сочетание исторической и географической конкретики и фантастики: бытовая сценка игры в нарды сочетается с эпическим жестом героя, скачущего на коне через головы игроков. Касается это и возраста главного героя: с одной стороны, истории о нём расположены не в хронологическом порядке, с другой – он принимал непосредственное участие в неправдоподобно большом числе исторических событий. Вместе это создаёт эффект нереальности героя: как будто он бессмертен, живёт на земле минимум сотню лет и, как персонаж какого-нибудь «Интервью с вампиром», помнит и Средние века, и Французскую революцию.

При этом в самом начале романа, буквально в первой же фразе, Искандер прямо указывает возраст героя: «Дядя Сандро прожил почти восемьдесят лет». Самые ранние исторические события, описанные в книге, – новелла о принце Ольденбургском, но время её действия Искандер не указывает. Читатель вполне может интуитивно отнести действие к любому периоду с середины XIX века до 1917 года: сам титул принца звучит архаически. На самом деле события новеллы происходят незадолго до революции.

Александр Петрович Ольденбургский – представитель династии известных благотворителей и филантропов, правнук Павла I и, действительно, принц герцогства Ольденбург, к концу XIX века благополучно вошедшего в состав Германской империи, – появляется в «Сандро…» как важный деятель абхазской истории. В 1903 году принц Ольденбургский открыл в Гагре популярный курорт и вкладывал в него достаточно много сил и средств. Его встреча с Сандро и история с красавцем-лебедем, которого нашёл главный герой, вполне могли произойти в 1910-е годы. Сандро в этот момент уже взрослый мужчина, пускай и молодой: ему около двадцати лет. То есть родился он не раньше чем в начале 1880-х, и к 1960-м ему действительно должно быть восемьдесят.

Правда, в связи со всем этим возникают вопросы к биографии Сандро: в «Истории молельного дерева» он становится протеже Нестора Лакобы, а в «Пирах Валтасара» тот устраивает героя танцовщиком в ансамбль песни и пляски. Расцвет власти лидера абхазских коммунистов пришёлся на рубеж двадцатых-тридцатых годов, то есть Сандро устроился в ансамбль, будучи сорокалетним мужчиной, а вовсе не юношей. Но и этому можно найти логическое объяснение – в авторских ремарках Искандер не раз обращает внимание на подтянутость и моложавость, свойственные Сандро даже в преклонном возрасте: «похож на кавалерийского офицера… из "дикой дивизии"», «величественная и немного оперная фигура, как бы иронически сознающая свою оперность». То есть Искандер нарочно путает читателя, заставляет воспринимать реальные события как древние, а героя – как старожила и добивается этого всего несколькими простыми приёмами: смешением временных пластов, использованием титулов, которые не ассоциируются с XX веком (таких как «принц») и особенностями физиологии героя.

Луи Сантамариа и Писарро. Ласарильо де Тормес. Около 1887 года. Название романа Искандера – имя героя плюс название его родной местности – схематически отсылает к испанской повести «Ласарильо с Тормеса»[1053]

Почему Искандер называл «Сандро…» плутовским романом?

В предисловии к первому советскому изданию 1989 года Искандер прямо пишет, что «начинал писать "Сандро из Чегема" как шуточную вещь, слегка пародирующую плутовской роман. Но постепенно замысел осложнялся, обрастал подробностями, из которых я пытался вырваться на просторы чистого юмора, но вырваться не удалось». Сама по себе сюжетная схема плутовского романа – похождения повесы, который находит выход из самой фатальной ситуации, – действительно сохранена. Дробная композиция (рассказы о приключениях, не связанные между собой) тоже отчасти оттуда.

Но главное, что взято здесь из плутовского романа, – типаж главного героя, пикаро, жулика и пройдохи. Михаил Бахтин в своей статье «Формы времени и хронотопа в романе» даёт пикаро такую характеристику: «Ни с одним из существующих жизненных положений этого мира они не солидаризуются, ни одно их не устраивает, они видят изнанку и ложь каждого положения». Если её применить к Сандро, станет понятно его родство с прочими пройдохами, в диапазоне от Фигаро до Швейка и от Хлестакова до Остапа Бендера. Именно это свойство героя оказывается залогом его выживания в самый бурный период истории, на фоне войн, репрессий и катастроф. Дядя Сандро не ввязывается в войны – он против меньшевиков и не на стороне большевиков, он просто очень ловко выживает в кровавой бойне (с этого и начинается знакомство читателя с Сандро в первой же новелле). Он не становится ни жертвой, ни палачом в период репрессий: просто уезжает в деревню, чтобы пересидеть бури в стороне. Наконец, он видит буквально насквозь каждого встречного: в «Пирах Валтасара», например, на глаз определяет, сколько выпито вождями СССР – Сталиным, Ворошиловым и Калининым.

Какая фамилия у Сандро и почему в романе она упоминается лишь однажды?

И название книги, и имя героя отсылают читателя к испанскому плутовскому роману и одновременно придают фигуре Сандро эпический масштаб: «Сандро из Чегема» звучит не хуже, чем «Дон Кихот из Ламанчи».

Но в новелле «Пиры Валтасара» Искандер проговаривается: здесь в коротком диалоге с милиционером, охраняющим дачу Сталина, выясняется, что «из Чегема» – буквальный перевод его фамилии:

…Милиционер опять остановил его.

– Вы Сандро Чегемба? – спросил он.

– Да, – сказал дядя Сандро и вдруг догадался: – Но для афиши я прохожу как Сандро Чегемский!

Сандро из Чегема – имя, достойное странствующего рыцаря, архаичное и величественное. А здесь его пафос снижается, оно буквально переводится на современный язык. Просто крестьянин