Темный ангел - Салли Боумен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Оказавшись в своей комнате тем же вечером и понимая, что спать не буду, я стала вспоминать все версии, в которых могло предстать прошлое: их было столь же много, сколько и людей. Но оставалось одно, так и не исследованное, одна история, которой я старалась избегать. Мое собственное прошлое: то, каким его помнила я.
Я долго избегала ступать на эту территорию. Только один человек, думала я, может меня убедить вернуться туда. Этот путь вел назад, но в то же время и вперед, к тому человеку в лаборатории: к моему американцу, доктору Френку Джерарду.
Он был биохимиком; я была декоратором. Понятно, почему разрыв восьмилетней давности продолжал оставаться абсолютным. Чтобы встретиться, пришлось бы предпринимать старания с его стороны или моей. Возможности случайной встречи практически не существовало. Тропки биохимика и декоратора не пересекались. Кроме того, оба мы были исключительно осмотрительны: даже живя в одном городе, старались не допустить случайной встречи. Я сожалела об этом. Сколько раз за эти восемь лет я мечтала, чтобы вмешалась какая-нибудь сила и… подтолкнула нас друг к другу.
С другой стороны, случись нечто подобное, я была бы до упрямства слепа. Именно так; я была слепа, когда мы встретились в первый раз. Я встретила Френка в связи с моей работой и в связи с моей дружбой с его матерью, той невозможной Розой. В первый раз, когда я увидела его в доме Розы, он сказал мне лишь два слова: «Здравствуйте» и «До свидания». В промежутке между приветствием и прощанием, мне казалось, я чувствовала с его стороны равнодушие и даже неприязнь, для которой вроде не имелось причин. Пяти минут в моем обществе – а наша первая встреча длилась не дольше – оказалось достаточным, чтобы он отверг меня. Это уязвило и обидело. Я решила проигнорировать и его реакцию, и его самого. Поскольку он продолжал демонстрировать свою неприязнь, каждая наша встреча давалась мне нелегко.
В первый раз мне не удалось не обратить на него внимание в 1956 году. Стояла ранняя весна. Мы с Констанцей были в Венеции. Да, в тот раз, когда Конрад Виккерс – один из сопровождения Констанцы – сделал тот снимок у придела церкви Санта-Мария-делла-Салюте.
Френк Джерард оказался в Венеции, исполняя поручение благотворительного характера. Его отец Макс Джерард, профессор лингвистики в Колумбийском университете, умер несколько месяцев тому назад. Визит в Венецию был спланирован Френком и одним из его братьев – у Джерардов была огромная семья – в попытке помочь их матери оправиться от потрясения. Роза, изображая благодарность и отвагу, хотя актрисой она была плохой, насколько я понимаю, делала вид, что этот замысел увенчался успехом.
Роза, преодолевая сокрушение своей обычной энергией, но совершенно растерянная, была одета в красное. Не выпуская из рук путеводителя, она доводила своих близких до изнеможения, таская их из одной церкви в другую, из крепости в крепость.
Констанца, Виккерс и я вместе с другими оруженосцами Констанцы позволяли себе более свободное времяпрепровождение. Оруженосцы включали в себя Бобси и Бика Ван Дайнемов, которым было слегка за тридцать и которые в силу своего преуспевания и внешности заслужили прозвище Небесных Близнецов в колонках светских сплетен.
Две компании, одна легкомысленная, а другая утомленная, встретились друг с другом в прекрасный солнечный день в Венеции. Констанца, которую еще издали заприметила Роза, сказала: «О, нет!» Но удирать было уже поздно. Роза, которая не знала, что мы в Венеции, издала восторженный вскрик. Она заключила меня в объятия, тепло приветствовала Констанцу. Отойдя, я уставилась на воду. На ее поверхности колебалось отражение прекрасного города; повсюду был разлит золотой свет, как у Веронезе.
– Здравствуйте, – минут через пять сказал мне Френк Джерард, когда Конрад Виккерс стал выстраивать нас для своей импровизированной фотографии.
Моя подруга Роза – полная счастья, что ее спасли от изучения культуры, – болтала с Констанцей, которую знала много лет, ибо фирма Констанцы декорировала все многочисленные дома Розы. Виккерс суетился, то и дело перестраивая группу; близнецы Ван Дайнем грубовато дурачились, перекидываясь панамой. Бик надел ее мне на голову, растрепав волосы – это я помню. Я сняла ее и резко сказала: «Не делай так». Констанца, которая любила относиться к Бобси Ван Дайнему как к моему поклоннику, сделала многозначительное лицо. Конрад продолжал суетливо переставлять нас с места на место. Сначала он разместил меня с краю, в тени церкви, затем снова вытащил на свет. Рядом со мной оказался молчаливый Френк Джерард. Я уставилась на церковь. Затвор щелкнул.
Я предполагала, что Френк Джерард тут же скажет: «Всего хорошего», но, к моему удивлению, он этого не сделал. Он бросил на близнецов Ван Дайнем неодобрительный взгляд, но дал понять, что уходить не торопится. Он отвлек меня в сторону от остальной группы.
Мы коротко поведали друг другу, чем каждый из нас занимался в Венеции. Вырвавшись из бесконечного круга коктейлей и приемов Констанцы, я вчера успела посетить академию, Френк Джерард тоже там побывал. Мы, должно быть, разминулись на несколько минут.
Это совпадение – не столь уж значительное само по себе, – похоже, заставило его задуматься. Он уставился на течение Большого канала. От воды отражалось сплетение света и теней, которое скользило по его лицу. Казалось, он чем-то обеспокоен. Я позволила себе несколько сбивчивых соболезнований. Он суховато принял их. Я рискнула выдавить еще несколько слов, в те дни я была до болезненности застенчива. Они не вызвали никакой реакции. Я смотрела на Френка Джерарда и говорила себе, что он труден в общении, мрачен, невежлив и – я уже заметила в нем эту особенность – рассеян.
Роза тем временем уже обсуждала с Констанцей обстановку домов. Забыла ли она, что Роза только недавно овдовела? Вполне возможно: Констанца могла быть совершенно равнодушна к подробностям чужой жизни.
– Итак, Роза, – говорила она, – и когда ты в очередной раз переезжаешь? Знаешь, порой мне кажется, что ты меняешь дома с такой же легкостью, как другие складывают чемоданы.
– О, нет, – тихо ответила Роза. – Я больше не буду переезжать. Не теперь. Ты же знаешь… из-за Макса.
С этими словами она отвернулась. За ее спиной Констанца поймала взгляд Виккерса и сделала нетерпеливое лицо. Когда Роза оправилась и снова подала голос, Констанца торопливо прервала ее.
– Да, да, – сказала она. – Но давай не будем тут больше болтать. Бик просто умрет, если ему не дадут выпить. Мы отправляемся в бар «Гарри». Пошли с нами, Роза. Мы возьмем…
Доброе лицо Розы сразу же просияло. Она всегда любила Констанцу и, наверное, искренне поверила в великодушие предложения. Она с готовностью приняла его. Я испытала жалость к ней и злость на Констанцу. В светском смысле слова моя крестная мать была безжалостна: я знала, что в баре «Гарри» Констанца найдет какой-нибудь предлог, и Розу безжалостно оставят за кормой.