Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

министром обороны в новом правительстве, куда вошли члены воссозданных венгерских партий, прежде запрещенных коммунистами. Руководителем компартии стал Янош Кадар, будущий архитектор ограниченной либерализации (т. н. «гуляш-коммунизм»). 30 октября протестующие допустили серьезную ошибку, линчевав сотрудников госбезопасности и отдельных партийцев прямо на улице, что радикализировало позицию СССР, уже готового дать согласие на часть требований венгров, и лишило восставших моральной поддержки других коммунистических руководителей, таких как Иосип Броз Тито и Мао Цзэдун. Хуже того (в глазах СССР), Имре Надь 31 октября сделал заявление о выходе Венгрии из советского блока. Оба этих события уже совсем не укладывались в пределы возможных компромиссов со стороны Москвы, поэтому в начале ноября началось полномасштабное подавление восстания, с вводом дополнительных контингентов, продолжавшееся до 7 ноября. Количество убитых с обеих сторон сопоставимо с потерями в ходе небольшой, но полноценной войны: со стороны венгров 2500 погибших и 20000 раненых, со стороны СССР 700 убитых и пропавших без вести и 1450 раненых. 211000 венгров бежали в западные страны. К этому стоит добавить арест в течение последующих лет 100 000 человек по обвинению в контрреволюции, из которых было казнено от 300 до 600 человек, в том числе сам Имре Надь [36, с. 395]. Его последние слова очень характерны для всей этой истории: «Если требуется моя жизнь, чтобы доказать, что не все коммунисты являются врагами народа, я с радостью готов пожертвовать собой. Я знаю, что настанет время и состоится новый процесс Надя, который меня реабилитирует. Я также уверен в моем перезахоронении. Единственное, что страшит меня, так это то, что ораторами на моих похоронах будут выступать те, кто меня предал» [36, с. 396].

События в Чехословакии в 1968 г. очень показательны в том отношении, что чехи слишком переоценили миролюбие СССР и хрущевскую десталинизацию, чего делать не стоило. У этого доверия есть свои исторические причины. Во-первых, социалистические идеи в Чехословакии были популярны еще до Второй мировой войны, причем имели своеобразное воплощение в лице Чешской национально-социальной партии (ЧНСП), возводившей свою идеологию к традициям таборитов и гуситов. Однако это была социал-демократическая партия эволюционного, а не революционного толка, готовая работать в условиях парламентаризма. Во-вторых, жестокая немецкая оккупация Чехословакии совокупно с памятью о Мюнхенском сговоре, когда при молчаливом согласии западных либеральных держав Третий рейх забрал у Чехословакии Судеты, и последующее освобождение советскими войсками играло на руку социалистическому проекту под руководством Москвы. После войны ЧНСП планировала войти в коалицию с коммунистами и социал-демократами и поддержала курс компартии на строительство социализма. В феврале 1948 г., когда Коммунистическая партия Чехословакии узурпировала власть в результате политического кризиса, ЧНСП колебалась между поддержкой и выступлением против такого развития событий, но в итоге стала союзником компартии.

Реформизм, приведший к 1968 г., имел внутрипартийную природу, как и в Венгрии, т. е. речь не идет ни о каких внешних силах, соблазнивших честных коммунистов на либеральные перемены. Он был вызван объективными проблемами в экономике, которые надо было срочно решать. Поэтому к 1965 г. была подготовлена реформа, предполагавшая частичную либерализацию цен. Однако вслед за идеями экономической реформы зашел разговор и о политической либерализации, без которой, по мнению реформаторов, ничего не получится в экономике. А это уже было недопустимо, так как затрагивало один из важнейших элементов социалистического режима – монополию одной партии на власть. Кроме того, изменилась культурная обстановка в стране – стали выходить «немарксистские» фильмы, статьи, книги, проводились выступления с чтением запрещенных в СССР книг, вроде текстов Александра Солженицына. К 1968 г. цензура была отменена вовсе, вслед за отменой цензуры оживились общественные, в том числе внутрипартийные, дебаты; появился новый устав партии. 5 апреля была опубликована «Программа действий Коммунистической партии Чехословакии», в которой жесткой критике были подвергнуты 1950-е гг., когда были применены идеи и концепции, «противоречащие тогдашним обстоятельствам и традициям страны», что привело к бюрократизации государства. Все это выродилось в подавление прав и свобод, догматизм и злоупотребление властью. В программе содержались требования к изменению системы в сторону независимого правосудия, установления контроля деятельности Министерства внутренних дел судебной властью. В июне в газете с тиражом в 300 тыс. экземпляров вышел манифест «Две тысячи слов», в котором за застой в стране критиковалось руководство Коммунистической партии Чехословакии и звучал призыв к созданию народного контроля над принятием и исполнением решений. До самого августа, когда начнется советское вторжение, в руководстве страны проводились важные кадровые изменения. Была создана специальная комиссия по изучению материалов политических процессов с целью реабилитации граждан, пострадавших от репрессий.

Само собой, то, что происходило в Чехословакии, не устраивало социалистический блок, и особенно СССР. Как уже было отмечено выше, сама возможность потери монополии на власть была в социалистической парадигме недопустима, в противном случае речь бы шла о трансформации в социал-демократов западного образца, которые были готовы на многопартийный парламент, политическую конкуренцию и, что из этого закономерно следует, отказ от строительства социализма. Парадокс заключался в том, что чехословацкие реформаторы и не предлагали многопартийность, по крайней мере открыто. Речь шла, скорее, о компартии «с человеческим лицом», о борьбе с бюрократизацией и цензурой, которая мешала обсуждению важных вопросов и проблем. Но даже такой подход был расценен как «контрреволюция». Как сказал в марте 1968 г. лидер социалистической Польши Владислав Гомулка, «мы должны выработать решения, которые недвусмысленно заявят, что контрреволюция в Чехословакии не пройдет, что руководство чехословацкой партии и рабочий класс Чехословакии этого не допустят, что союзники Чехословакии, те, что собрались здесь, этого не допустят» [36, с. 530].

Напрасно премьер-министр ЧССР Олдржих Черник будет убеждать соцлагерь в прогрессивности и просоциалистическом характере проводящихся в Чехословакии реформ. Против страны уже готовилась коалиция, готовая на применение чрезвычайных мер. В мае Брежнев заявит: «КПСС убеждена в необходимости сохранения научного социализма в Чехословакии, в поддержке ее коммунистической партии и в сохранении ее у власти… Что касается критики “Программы действий”, то она имеет второстепенное значение. Сейчас важно выявить и консолидировать силы, способные бороться с контрреволюцией» [36, с. 534]. К сожалению, Брежнев видимо забыл, что речь шла не о «контрреволюции», а о независимом государстве со своими собственными гражданами, которые сами хотели принимать решения, касаемые их дальнейшей жизни. К этому времени СССР уже начал разработку планов возможной военной интервенции, и члены Соцблока постоянно проводили встречи и консультации, само собой без участия Чехословакии. Однако был получен формальный повод для вторжения – пять человек из руководства компартии ЧССР, сторонников контрреформ, обратились к Брежневу с просьбой о вооруженной интервенции с целью подавления «антикоммунистического и антисоветского психоза». На заседании 13–17 августа было принято окончательное решение