Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

В груди Рогатого Камня вспыхнула злость, в которой мгновенно сгорели остатки всех его надежд.

– И ты будешь снова со своими бледнолицыми братьями пить огненную воду, отец?

Маттотаупа вскочил на ноги. Он весь затрясся от гнева, потому что сын задел его больное место.

– Да, я буду пить огненную воду! Хау!

Он вдруг засмеялся. Глумливо-злым смехом, в котором звучали презрение к себе самому и горечь, оттого что сын сформулировал вопрос так жестоко. Он смеялся и смеялся, отчаянно, словно помешанный, и никак не мог остановиться. На его лице снова появилось то странное выражение, от которого Рогатому Камню становилось не по себе.

– Значит, ты теперь навсегда расстаешься со своим отцом?

– Мы можем иногда встречаться, – ответил Рогатый Камень. – Когда ты будешь трезв и один – без Рыжего Джима.

На следующий день утром отец и сын, ни словом больше не упоминая вчерашний разговор, собрались и пустились в долгий путь на юго-запад. Пока им было по пути. Маттотаупа скакал впереди на своем пегом мустанге, Рогатый Камень следом за ним, ведя за собой серую кобылу как вьючную лошадь. Сзади бежала черная собака.

Путешествие проходило не без трудностей. Буланый жеребец дрожал от гнева, потому что вынужден был бежать за пегим мустангом, и его хозяину приходилось прилагать немало усилий, чтобы держать горячего строптивца в повиновении. Рогатый Камень не хотел просить отца пропустить его вперед; к тому же буланому тоже когда-то нужно было учиться скакать в строю, как всякой индейской лошади. Однако он не желал учиться, и это противоборство всадника и лошади продолжалось несколько дней. Даже когда буланый как будто бы смирялся со своей участью, это каждый раз оказывалось лишь кратковременным перемирием, и вскоре все неожиданно начиналось сначала.

Цели обоих путников – Черные холмы и западный участок «Юнион Пасифик» – находились на земле дакота, где их в любой момент могли обнаружить и убить. Поэтому отец и сын целую неделю постоянно были начеку. Они почти не нарушали молчание, а если говорили, то лишь о самых насущных нуждах.

Дни и ночи становились все холоднее; зима уже возвещала о своем приближении бурями и первыми снегопадами. Наступил момент, когда отец и сын должны были расстаться.

Однажды утром, после того как их ночью вместе с лошадьми и собакой замело снегом и они с трудом выбрались из сугроба, Маттотаупа спросил сына:

– Ты едешь к Черным холмам?

Вдали уже темнели очертания горного массива.

– Да, я еду туда, и я уже сказал тебе зачем.

Уголки губ Маттотаупы дрогнули.

– Я отправлюсь в факторию Беззубого Бена и проведу там зиму. Когда растает снег, я вернусь в прерию, по которой проходит тропа Огненного Коня. Мы еще увидимся?

– Как только кончится зима, в Месяц Больных Глаз[3], там, где была наша станция, – предложил Рогатый Камень, никак не выразив своего отношения к намерению отца.

– Хорошо. Я могу взять с собой в факторию вьючную лошадь?

– Сивую кобылу? Зачем?

– Я хочу обменять ее на деньги. Тебе она не нужна в Черных холмах.

– Обменять? Нет. Возьми все, что хочешь, и плати чем хочешь, но только не этой лошадью, которую мне подарил Горящая Вода в день, когда я стал воином. Лучше я отпущу ее на волю, чем позволю тебе обменять ее на бренди.

Маттотаупа отвернулся, надел на ноги снегоступы и вывел своего пегого мустанга на твердую землю, которую уже снова заносило снегом. Потом сел на него и поехал на юго-запад.

Рогатый Камень смотрел отцу вслед, пока тот не скрылся за горизонтом.

Сам он остался на месте их ночевки, решив тронуться дальше под покровом ночи. Прерии, овеваемые бурными ветрами, были безлюдны; дакота тоже не показывались. Но Рогатый Камень направлялся к Черным холмам, где сейчас располагались их зимние стойбища. Ему нужно было остерегаться разведчиков и дозорных. Долго жить в горных лесах, будучи врагом дакота и в то же время врагом бледнолицых, было невозможно. Несколько лет назад Маттотаупа и Джим коротали зиму в пещере, в которой, по преданию, жила Большая Медведица, и водили за нос дакота, изображая духов. Второй раз такой номер вряд ли пройдет. Поэтому Рогатый Камень искал другой способ осуществить свое намерение. Он был далеко не робкого десятка, но жить ему еще не надоело.

К ночи у него созрел план. Он разгрузил обе лошади и, взвалив все, что ему было необходимо, на собственные плечи, отправился, крадучись, от ложбины к ложбине, путая и пряча следы, к покрытому лесом горному массиву. Обе лошади и собаки шли следом. Буланый жеребец рассматривал своего хозяина как себе подобного, как сильного вожака, единственного, которого он признавал, и инстинктивно проявлял ему преданность. Сивая кобыла следовала за мустангом, а собака шла по пятам за Рогатым Камнем, потому что успела к нему привязаться. Однако животные не соблюдали «строй», а свободно бродили вокруг, изучали окрестности, не теряя хозяина из виду; лощади время от времени паслись, собака охотилась. Буланый радовался, что его никто больше не загоняет в строй. Он резвился, играл с сивой кобылой, весело скакал по долинам и холмам и рысцой, гордо выгнув шею, возвращался к хозяину.

Так, ночными переходами, Рогатый Камень двигался вперед. Днем он отдыхал в укромных местах; лошади и собака покорно лежали рядом. С наступлением темноты он снова отпускал их на волю и отправлялся в путь. Три ночи прошли благополучно. Рогатый Камень подошел уже довольно близко к Черным холмам.

В четвертую ночь, около полуночи, внимание его привлек какой-то звук. Приложив ухо к земле, он вскоре понял, что со стороны Черных холмов быстрым галопом приближается группа из четырех-шести всадников. Буланый стоял на маленьком пригорке в лунном свете, представ во всей своей красе перед чужими всадниками, которые, как предполагал Рогатый Камень, уже должны были его увидеть. Жеребец застыл в ожидании, готовый мгновенно пуститься в галоп и оставить далеко позади любого преследователя. Сивая кобыла тоже взбежала на тот же пригорок и остановилась поодаль.

Рогатый Камень почти не сомневался, что это были индейцы. По стуку неподкованных копыт он определил, что они скакали вереницей, один за другим. Скорее всего, их было пятеро. Если они не остолбенеют при виде буланого – они не мужчины! Пока их еще было не видно, их скрывали от глаз Рогатого Камня плоские холмы.

Почва в этих местах была отчасти песчаной, отчасти каменистой. Рогатый Камень набрал с полдюжины подходящих камней и положил их в висевшую у него на