Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

победителями. Отец Маттотаупы, муж Унчиды, еще молодым воином успешно принес жертву Солнцу.

Из одного из вигвамов ассинибойнов вышла пожилая седоволосая женщина в красивом платье, похожем на одежду дакотских женщин. Рогатый Камень и Горный Гром с интересом посмотрели на нее. Шаман опустился на землю за изгородью, ограничивающей место жертвоприношения, и седоволосая женщина-шаманка, которая несколько дней постилась, села рядом с ним. Рогатый Камень и Горный Гром подошли к ней и склонились перед ней, чтобы она разрисовала им лицо и запястья черной краской. Шаман тем временем расписывал черной краской жертвенный столб. Затем столб вкопали в землю, украсив верхушку пучком орлиных перьев. Рогатый Камень слышал, как устанавливают столб, но не смотрел в ту сторону. Его взгляд был прикован к шаманке из племени ассинибойнов, волосы которой были убраны так же, как у женщин-дакота, а в спокойном проникновенном взгляде было что-то напоминавшее достоинство и мудрость Унчиды.

Вокруг места жертвоприношения собрались воины и вожди. У них были радостные лица. Они вспоминали собственную юность и пройденные испытания мужской доблести. Горящая Вода и Маттотаупа улыбались. Как отцы наиболее отличившихся сыновей, они имели больше оснований радоваться празднику, чем другие. Никто не сомневался в том, что Рогатый Камень и Горный Гром, показавшие сильный характер и волю к победе, с честью выдержат испытание.

За мужчинами стояли женщины и дети. Среди них была и Уинона. Она опять надела платье из шкуры белого бизона. Лицо ее было серьезным, она не видела ничего, кроме своего брата. Но она знала, что ему сейчас не до нее.

Шаман низким голосом запел благодарственную молитву сиксиков, и воины подхватили его слова:

Великий Дух, отец наш!

Помоги нам и укажи нам тропу правды!

Сохрани меня, и моих братьев,

И все наше племя

В лоне нашего истинного Отца.

Сделай нас здоровыми и сильными

Духом и телом.

Научи наших детей

Ходить твоими путями!

Воздвигни мир на всей земле!

Мы благодарим тебя за солнце

И за теплое лето,

Которые ты вновь ниспослал нам.

Мы надеемся, что солнце и лето

Дадут пищу всем зверям и людям.

Песнопение-молитва стихло. На площадке вспыхнул небольшой костер. Возле него лежали нож и ремни, необходимые шаману для совершения обряда.

Горный Гром первым встал на колени перед шаманом. Тот сделал у него на груди два надреза, справа и слева, оттянул кожу на обоих надрезах и, продев сквозь нее концы короткого ремня, крепко связал их вместе. На лице юноши не дрогнул ни один мускул. К средней части ремня шаман привязал один конец длинного ремня, другой же закрепил на разрисованном столбе.

После этого он проделал, казалось бы, то же самое с Рогатым Камнем, однако надрезы сделал глубже. Рогатый Камень понял, что его ждет.

Юноши откинулись назад, так чтобы ремни натянулись. Стоя бок о бок, они устремили взоры навстречу первым лучам восходящего солнца. Кровь струилась из ран.

Толпа встретила начало праздника ликованием. Гремели выстрелы, над головами поднимались облачка порохового дыма. Глухо рокотали барабаны. Мужчины и мальчики кричали. Раздавался пронзительный свист. Этот шум волнами вздымался над головами Рогатого Камня и Горного Грома, и юноши в начале своих телесных мук знали, что они не одни, хоть и отделены от остальных зеленой изгородью, что к ним прикованы взгляды сотен мужчин, женщин и детей.

Так они должны были стоять весь день, до заката солнца, почти неподвижно, незаметно меняя положение тела, с тем чтобы все время быть лицом к солнцу и смотреть в его лучи.

Шум стих мгновенно, как по команде. Все стояли молча и ждали. Никто не произносил ни слова. Первые часы были самыми легкими для жертв солнечного культа. Они пока еще были полны сил, утро дышало ночной прохладой. Дул легкий ветер, а лучи солнца лились почти горизонтально. Но солнце поднималось все выше и набирало силу. Земля и воздух с каждым часом становились горячей. Кровь, струившаяся по обнаженным телам юношей, засохла. Раны причиняли острую боль, отдававшую в плечи и руки. Глаза жгло будто огнем, потому что солнечные лучи светили все ярче и ослепительней. Лоб пылал.

Когда солнце миновало зенит, воздух уподобился кипящей в котле похлебке. Во рту у юношей пересохло, а от потери крови жажда становилась еще мучительней. Немногим мужчинам удавалось выдержать эти муки, не потеряв сознание.

Солнце медленно-медленно спускалось к горизонту. Рогатый Камень и Горный Гром уже сделали полукруг и смотрели теперь на запад, на Скалистые горы, над вершинами которых висел огненный шар. Прохлада не спешила сменить зной. Сухой ветер поднимал облака пыли. Рогатый Камень и Горный Гром из последних сил старались держаться прямо и не потерять сознание. Лица их были напряжены, дыхание было прерывистым.

Вожди и шаманы, а также многие воины и даже женщины уже заметили, что Рогатый Камень гораздо крепче прикован к столбу, чем Горный Гром. Почти никто не сомневался, что так было угодно Великому Духу и Великому Солнцу; шаман в глазах воинов и женщин был лишь орудием и слугой Великой Тайны. Хотя Рогатый Камень и Горный Гром были братьями, Великое Солнце само провело между ними черту, отделившую их друг от друга. Поэтому никто не отважился возвысить голос в защиту Рогатого Камня.

Уинона стояла в задних рядах толпы, на небольшом холмике, с которого ей все было хорошо видно. Лицо ее было серым, как осенний туман. Она уже несколько часов неотрывно смотрела на жертвенный столб, на плечи и головы Рогатого Камня и Горного Грома. Шел восьмой час пополудни. Солнце на западе коснулось горных вершин. Небо пылало багровым огнем. Уинона только теперь вдруг заметила, что рядом с ней стоит Ситопанаки.

Прежде чем солнце скрылось, шаман подал сигнал перехода к последнему этапу испытания. Все в напряженном молчании ждали исхода сурового обряда.

Рогатый Камень и Горный Гром выпрямились и начали Танец в честь Солнца. Они плясали вокруг жертвенного столба и то и дело, резко отпрянув назад, старались вырвать ремни из мяса и освободиться от кровавых уз.

Но это было нелегко. Стремление измученной плоти положить конец этой пытке, длившейся пятнадцать долгих часов, и страх испортить все в последние минуты делали свое дело. По правилам обряда нельзя было ни развязывать ремни, ни резать кожу на груди. Кожа должна была быть порвана.

Последние лучи солнца погасли за вершинами гор. В небе еще горели отблески заката, когда Горный Гром упал в траву