На литературных перекрестках - Николай Иванович Анов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот разговор с Всеволодом мне вспомнился теперь, спустя сорок лет. Хочется сказать несколько слов о судьбе «товарища Афанасия».
Совсем случайно мы встретились, если не ошибаюсь, в 1937 году с Афанасием Алексеевичем в здании московского телеграфа на улице Горького. Он остановил меня, и я обрадовался неожиданной встрече. Афанасий куда-то торопился, мимоходом сказал, что работает в Якутии, приехал в срочную командировку. Вспомнил Петрова, Всеволода, Рябова-Бельского, Неклюдова.
— Хотел бы я повидать Всеволода Иванова, — сказал он. — Большой, умный писатель, все книги его прочитал. Но на этот раз времени нет. Тороплюсь. Уже билет в кармане.
Афанасий не сказал мне, что он занимает высокий пост. Человек он был скромный.
И совсем недавно Г. И. Петров написал мне из Нальчика, что Якутская республика отпраздновала 80-летие со дня рождения революционера-большевика Афанасия Алексеевича Назарова-Наумова…
На другой день мы расстались с Всеволодом Вячеславовичем.
— Я напишу письмо Оленичу, — сказал он. Александр Павлович заведует отделом печати Сибкрайкома. Зайдите к нему. Человек он прекрасный и, если потребуется, всегда вам поможет.
Всеволод Вячеславович написал несколько строк.
Я привез письмо Оленичу-Гнененко. Мы с ним один раз встречались в Омске. С тех пор прошло семь лет. Александр Павлович почти не изменился. Мы просидели целый вечер. Я рассказал о постановке пьесы «Бронепоезд 14—69» на мхатовской сцене. Оленич жадно слушал и вспоминал семнадцатый год в Омске, Всеволода, тюрьму, лагерь, Антона Сорокина.
Уже не помню в связи с чем я сказал, что Всеволод был в семнадцатом году интернационалистом.
— Откуда вы взяли?
— Всеволод сам говорил.
— Неверно. Он был тогда коммунистом. Когда я командовал пулеметным отрядом, мои красногвардейцы его до одного были коммунистами. И среди них был Всеволод Иванов. Это-то я хорошо знаю!
* * *В 1928 году я работал секретарем «Сибирских огней», а через три года перебрался в Москву.
Благодаря «Азии» я познакомился со многими писателями Москвы, и когда редакции журнала «Красная новь» потребовался ответственный секретарь, Всеволод предложил мою кандидатуру. Все члены редколлегии охотно приняли меня в свою среду.
Я проработал в журнале три года. При мне сменилось три редактора. Но Всеволод Иванов, оставаясь неизменным членом редколлегии, все время ведал и прозой и поэзией. Авторитет у него был огромный. Он уделял большое внимание молодым писателям и, естественно, симпатизировал сибирякам.
Была у него хорошая черта — он умел поддержать попавшего в беду писателя.
С бывшим редактором «Сибирских огней» Владимиром Зазубриным я переписывался и рассказал Всеволоду, что Зазубрин пишет роман «Горы». Всеволод поговорил с Фадеевым и заинтересовал его. Я написал Зазубрину и получил ответ:
«Дорогой Николай Иванович, Ваше письмо удивило меня. С какой стати Фадеев будет искать меня. За заботы Вам спасибо большое. Напрасно Вы только обставляете все такими вещами… Я, Николай Иванович, человек без роду и племени, что называется, и отлично знаю, что не меня искать, а мне его искать надо… Передайте привет Всеволоду Иванову. Скажите ему, что я еще ни от одной столичной редакции не получал приглашения печататься. Он сделал это первый. Таких вещей я не забываю».
Всеволод Вячеславович умел и любил заботиться о молодых писателях, особенно он любил сибиряков. Он поддерживал своего павлодарского земляка Павла Васильева, омича Леонида Мартынова, Сергея Маркова, Михаила Скуратова.
В 1958 году, когда в Москве проходила декада казахского искусства и литературы, Всеволод интересовался успехами казахских писателей. Тогда вышел из печати последний, четвертый, том эпопеи Мухтара Ауэзова «Путь Абая».
— Странно разошлись наши судьбы, — сказал Всеволод. — Я — коренной житель Казахстана, — стал москвичом. Вы — столбовой питерский пролетарий — превратились в казахстанца. Я прочитал последний том Мухтара «Путь Абая». Вы переводили его с казахского?
— Вместе с Кедриной.
Он стал рассказывать о своих поездках по Казахстану — это была его родина. Он восхищался Иртышом, гигантскими стройками на Алтае, Павлодаром, Алма-Атой, горами Заилийского Алатау. А я смотрел на его белые волосы и вспоминал рассказы молодого Всеволода в крохотной каморке — тогда он называл те же самые места. Но не было уже захолустного сонного городка Павлодара, который я помнил по «Голубым пескам». На Иртыше вырастал город великих заводов, а за родной станицей Всеволода Лебяжьей тянулись бескрайние поля зерносовхоза, поднятые к жизни целинной весной пятьдесят четвертого года.
* * *Последний раз я видел Всеволода Вячеславовича в марте 1961 года. Моему другу А. Т. Изотову нужна была поддержка в Москве. Он составил сборник повестей и рассказов Александра Новоселова «Беловодье». В него вошли лучшие вещи замечательного сибирского писателя. О Новоселове писали, но книг его не издавали. По непонятным причинам выход сборника временно задержался. Я решил попытать счастья и отправился к Всеволоду Вячеславовичу за советом и помощью, зная, как высоко он ценил талант Новоселова.
— Чепуха какая-нибудь! — сказал Всеволод. — По-моему, Казгослитиздат правильно сделал, что наконец решился издать «Беловодье». Я поговорю с товарищами.
И мы стали вспоминать осень 1918 года, когда погиб Новоселов, вспомнили его большого друга Оленича-Гнененко, Рябова-Бельского, Георгия Ивановича Петрова, поэта Юрия Сопова.
— Я сейчас пишу воспоминания о своих старых друзьях. И меня очень заинтересовал Юрий Сопов. Вы ведь его хорошо знали?
— Не особенно.
— Недавно мне пришлось разговаривать со старым чекистом. Он уверяет, что студент Юрий Сопов был коммунистом. И взрыв ящика с гранатами в приемной Колчака не был простой случайностью. Тогда погибло несколько адъютантов, а вместе с ними и Юрий Сопов — он стоял в карауле. Интересное было время, и люди были любопытные. Помните Владимира Павловича Рябова-Бельского? Одно время он страшно опустился. Мы с Феоктистом Березовским помогли ему добиться персональной пенсии. А когда началась блокада Ленинграда, Владимир Павлович вновь воспрянул как поэт-патриот. Он выступал по радио, призывал ленинградцев дать отпор гитлеровцам. Умер он от голода. А Георгий Иванович Петров сейчас в Нальчике. Пережил много, но сохранил прежнюю душевную чистоту.
На прощание Всеволод Вячеславович подарил мне свой роман «Мы идем в Индию». Он вынул из шкафа прекрасно изданный в Праге том в светлом коленкоровом переплете и надписал:
«Дорогой Николай Иванович! Так как
