Ида - Александр Евгеньевич Чигаев

сутки, и остро стал вопрос, куда девать Моню, понятное дело, в ЧК его отдавать ни кто не хотел, но и держать у себя его было опасно. Был созван совет двора в малом составе. Иван Сысоевич, кладовщик в одесском порту тут и предложил отправить морем Моню, куда подальше иначе Дора узнает, что Моня выбыл из одесской ЧК. Моню заколотили в ящик, и биндюжники отвезли его в порт, там и погрузили его на корабль. Корабль, груженный зерном, ушел в Америку. Больше года о Моне не было ни слуху, ни духу, но однажды матрос с иностранного судна принес Доре письмо от сына.

— Дорогая моя мамаша. Не волнуйтесь, у меня все хорошо. Я тут доплыл до самой Америки. Вот видите, как я оказался прав, что выучил английский язык, а вы говорили, что и идиш мне вполне достаточно знать для нормального еврея. Тут в Америке все малахольные. Я не мог поступить на службу в школу учителем арифметики, а меня сделали профессором университета в Гарварде. Не знаю, как вам прислать больше денег, мне они не нужны. Мне дали пятикомнатную квартиру и кормят по часам четыре раза в день. Из Америки в Советский Союз письма не принимают, так же как и денежные переводы. Когда освободится место учителя арифметики в четвертой школе, постарайтесь это место оставить за мной. Письмо передайте мне через иностранное судно, я его обязательно получу. Любящий Вас, ваш Моня.

В конверте Дора нашла пять сто долларовых купюр. Естественно, Дора пошла к ребе, самый уважаемый человек для неё. Ребе быстро реализовал пятьсот долларов, и остался, очень доволен. Ни Дору, ни себя он не обидел. А вот, что делать с Моней и он не знал. Предложил Доре пока молчать. Молчали оба и Дора и ребе, но вся Молдаванка уже говорила о Моне и об Америке. Все гордились Моней. Каждый знал его лично. Мать писала Моне регулярно, и регулярно сообщала сыну, что место занято. Моня расстраивался и ждал.

Прошло время. В Одессе был организован футбольный мачт между московской и одесской командой. Скорее всего, москвичи приехали отдохнуть на море, и, между прочим, сыграть в футбол, так сказать, себя показать, может и деньжат срубить. Одесситы знали футбол еще с царских времен. Сначала играли пустой консервной банкой, так это ж в каждом дворе было, а когда появился мяч, то перешли на большие площадки. Правил толком ни кто не знал, но знали главное, мяч должен быть забит в ворота соперника, а как это сделать, да какая разница, важен гол и результат. В Москве и Питере еще не подозревали о футболе, когда в Одессе был организован футбольный мачт Пересыпь против Молдаванки. Этот матч не был окончен до конца. При счете два-два, в штрафной Пересыпа был сбит нагло, как утверждают болельщики Молдаванки, их нападающий. Судья нарушения не заметил. Вот тут он сильно пожалел. Жора Лом выскочил на поле и дал шалабан судье. Тот первым потерял сознание. Сколько еще людей потеряло сознание, тут учета не было. Изя-фотограф, запечатлел это на фотографии, жаль, она не сохранилась для потомков. После фильма «Броненосец Потемкин», Изя так и говорил.

— Эйзенштейн придумал свое побоище на Потемкинской лестнице, тогда она еще называлась Приморской, а я запечатлел правду жизни в футболе.

И действительно, даже в разгул 1905 года Одесса не знала такой драки, какая произошла на футбольном поле. Зачинщик драки Жора Лом был посажен в одесскую тюрьму и отбыл срок в три месяца. Тогда он ругался так, что у прохожих уши вянули, но эта тюрьма, при Советской власти, спасла ему жизнь. У Жоры была бумага, как у пострадавшего от царского режима.

Изя-фотограф взял свой аппарат и отправился на футбол. Ни какого удостоверения, что он представитель прессы у него не было, но Изю все знали и пропускали на стадион бесплатно, так он экономил на билетах. На углу Мясоедовской улицы у тети Фроси он купил большой стакан семечек, хотя обычно он покупал два. Но зачем сегодня два, с московскими фраерами одесситы справятся в два счета, тут и к гадалки ходить не надо, такие были рассуждения у Изи. Изя взял кулек с семечками из рук торговки и присвистнул. Такой бумаги он ни когда не видел. Она была как фотографическая, но на много тоньше.

— Тетя Фрося, откуда такая замечательная бумага? Её не жалко вам на кульки?

— Ой, Изя, иди себе с Богом. Чего мне с ней делать, что солить? Тут по иностранному написано. Жилец у меня в университете учится, вот приволок иностранный журнал, я его и пустила в дело. В туалет с такой бумагой не сходишь, только на кульки и годится для тебя дурака.

Выслушав исчерпывающий ответ тети Фроси, Изя опустил кулек в карман и отправился на стадион. Когда вышла команда Москвы на поле, стадион засвистел, да так, что лопались барабанные перепонки. Одесситы вышли под ободряющий гул трибун. Москвичи были в новенькой форме, на ногах у них была, не ведомая доселе для одесситов обувь, называлась бутсы. Короче, профессиональная футбольная команда. Одежда одесской команды сильно уступала столичным футболистам и это сильно сказано. Но, болельщики на это не обращали внимания. Слышалось на трибунах. «СЧАС» мы им накостыляем. Первые два гола в ворота одесситов влетели очень быстро, третий был забит на пятнадцатой минуте. Назревал скандал, скорее всего и с рукоприкладством. Обком партии, видимо, заранее догадался, чем все может кончиться. К стадиону были подтянуты силы конной милиции и батальон НКВД. Изя грыз семечки, да, с такой быстротой, что они кончились к тридцатой минуте мачта. Одесситы встали грудью, и счет оставался три — ноль в пользу Москвы. Изя на полных нервах вынул пустой кулек из кармана, развернул его, но семечек там не оказалось. И тут Изя впялился в лист бумаги. Он был фотограф, и зрительная память у него была фотографической. На обрывке журнала он увидел до боли знакомую формулу. Изя еще не сделал открытие для себя, но он продолжал глазами есть эту формулу. Уже шел перерыв матча, но Изя не обращал на это внимания. Видимо, в перерыве москвичам объяснили, что не стоит гневить Бога, им ведь отдыхать еще на море, а здоровье, оно ж дороже. К концу мачта команды разошлись полным миром. На табло было три — три. Но ни чего этого уже не видел Изя. Он шел к себе домой и напрягал память, где он мог все это видеть. Когда