Ида - Александр Евгеньевич Чигаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Михельсон, и из каких процентов я буду работать со своими друзьями в этой артели?
— Так все поровну. Мне пятьдесят процентов и вам половину.
— Э нет Михельсон, тебе одному пятьдесят процентов, а нам на троих половина, что-то вы загнули сильно. Я сейчас позову Жору, и вам деньги совсем не понадобятся, в гробу карманов нет.
— Так это моя идея, мой первый взнос и единственный, как я понимаю и голова этому предприятию я, а вы только руки. Где вы видели, что бы руки получали столько же, сколько и голова? Думаю справедливо.
Спор разгорелся не шуточный, торговались до процента и по каждому проценту до хрипоты. В комнату зашел Жора и пришли, наконец, к единому мнению. Михельсону сорок процентов, остальное артельщикам. Жора мог убить Михельсона, но он бы уже не уступил и полпроцента, это было видно по его глазам. На этом ударили по рукам. На следующий день Михельсон за бесценок на Бугаёвке снял сарай бывшего купца Ставриди, сарай постоянно горел, его восстанавливали, он опять горел. Купец Ставриди разорился, не дожидаясь революции. Быстро спился и умер. У каких властей Михельсон снял этот сарай, так и осталось загадкой, а ведь это был его первый взнос-пай в будущее предприятие. Через несколько дней была выпущена первая гармонь-двухрядка и была продана, можно сказать, на аукционе раритетов заезжему коммерсанту из Винницы. В роли аукционера выступал сам Михельсон, а в роли покупателей Лёсик ручка, Бах и покупатель из Винницы. История не оставила знаний о той сумме по которой была продана гармонь. Одесситы тут же окрестили артель Михельсона и Брамса «Пианинкой», другого слова подобрать к выпуску музыкальных инструментов, просто, не возможно. Попробуйте сами, если получится. С Пианинкой началась новая эра развития Одессы, благодаря артели Брамс-Михельсон в скором времени в Одессе появился и лакокрасочный завод, да, мало ли еще чего. Брамс, оказалось, умеет читать и писать. Вот что делает любовь из человека. Когда пошло дело, он записался в одесскую публичную библиотеку и освоил производство гитар, балалаек и даже дошел до скрипки. Но давайте все по порядку. Когда Брамс делал свои гармошки, Лёсик Ручка и Бах пилили, строгали и полировали все, что давал им делать Брамс. Работали дружно, без митингов и авралов. Брамс засел в библиотеку. Ему достали все, от самоучителя игры на гитаре и щипковых инструментов, до производства гитар и балалаек. Когда была сделана первая гитара, Ручка великолепно вырезал из цельного куска дерева прекрасный гриф и стал вопрос о лаковом покрытии. В магазине оказался только масляный лак, а он категорически был не годен к покрытию гитары. Таким лаком можно было покрыть только барабан, что бы глуше звучал, а лучше всего, вообще не покрывать таким лаком. Остро стал вопрос о спиртовом лаке. Все знали об одесских умельцах, и даже кто-то вспомнил о Моне Поцике, который таки получил Нобелевскую премию в области математики, как утверждали самые продвинутые одесситы, жившие в то время на Молдаванке.
15 Пацан.
Что общего между Нобелевской премией и пацаном? Вы не знаете, так я вам расскажу.
Моня поцик бегал до пятнадцати лет по двору без штанов. Мама его, Дора к данному решению сына относилась благосклонно. Моня всегда был сухой и штанов покупать не надо. Вот, как выпустили его во двор в таком босом виде, как только научился ходить, так ему и понравилось. Поздней осенью Моня заходил в дом и до тепла не появлялся. А сколько тех холодов в Одессе-то? Я вам скажу, и соседей это мало волновало, ну, набрызгает Моня в чей-то палисадник, делов-то, ребенок, что с него возьмёшь. Тут и революция, и гражданская война, и военный коммунизм прошел, а Моня всё без штанов. На вопрос соседей.
— Моничка, кем ты хочешь стать?
Моня отвечал просто.
— Пока не решил.
Слово космонавт еще не существовало.
Сразу, после гражданской войны в этом дворе поселилась крупная дама. Говорили, что она воевала вместе с самим товарищем Буденным. Она была членом партии, и когда распределялись должности в Губкоме, Роза стала начальником отдела образования. Одесситы сильно сомневались, что у Розы было образование, но, раз партия поставила на должность, так тому и быть. Однажды, Роза возвращалась с партийной конференции, которая проходила в оперном театре. Дело было ночью. Два, не очень умных грабителя, решили отобрать у Розы, то ли кошелек, то ли девичью честь, тут история умалчивает, в итоге, она избила двух здоровенных мужиков и на себе доставила их в милицию. Остряков в Одессе достаточно, кто-то и добавил
— На лошади Роза ни как скакать не могла, ибо ни одна лошадь такую ношу не вынесет. Скорее всего, Роза была за место лошади, у самого товарища Буденного.
В итоге, Роза получила двойное имя Роза-лошадь. Роза развила кипучую деятельность. Заработал одесский университет, а студентов было не так много, где набрать молодежи с начальным образованием, революция, разруха. Опять кипучая деятельность Розы и на Молдаванке открыли среднюю школу, почему-то под номером четыре. Был страшный недобор в ту школу, родители не торопились отдать туда своих чад. В Одессе мало верили, что Советская власть долго продержится, даже в таком хлебном городе с харчами была напряжёнка. Роза возвращалась домой, после трудового дня, Моня, как и всегда, шатался по двору без штанов, и тут дядя Пантелеймон, так, без особого умысла и театральным шепотом, что бы слышал весь двор, задал Моне обычный вопрос.
— Моничка, дорогой, а кем ты хочешь быть?
Моня, даже не задумался, как обычно и выпалил.
— Учителем арифметики в новой школе.
Кто научил Моню этому ответу, ни кто не знает. Раздался дружный хохот со всех углов двора. Роза-лошадь скрипнул своими зубами, дала Пантелеймону затрещину со всего маху и ушла к себе в квартиру. Очевидцы утверждают, что чуть не было пожара, так как искры посыпались из глаз Пантелеймона. Если раньше Моню не так часто спрашивали, кем он хочет быть, так, раз в неделю, не чаще, то теперь этот вопрос задавался Моне два раза в день, когда Роза выходила из дома на работу и когда возвращалась. Ответ всегда был одним и тем же, — учителем арифметике в новой школе. Дора, мать Мони совсем не возражала о такой перспективе ее любимого сына, тем более что школа была в ста шагах от их квартиры. Единственное, что ей нужно было сделать, так это купить Моне штаны. А, учитывая, что Моне шел уже шестнадцатый год, то на