Ида - Александр Евгеньевич Чигаев

три раза в неделю стала водить Иду в музыкальную школу. Старому учителю нравилось обучать Иду. Та схватывала всё на лету. Через три недели учитель сказал родителям Иды, что пора девочке купить скрипку, пусть дома упражняется. Натан взял пять рублей из семейной кассы и купил в магазине скрипку. Концерт для двора решили отложить до утра, тем более что завтра воскресенье. Ида проснулась рано, ей так не терпелось попробовать свой инструмент в деле. Родители еще спали. Она взяла скрипку и вышла на веранду. Было довольно таки прохладно, на дворе ноябрь, но это не испугало Иду. В одной ночной рубашке она взобралась на табурет. Светало. Задребезжал рассвет. Ида взяла первую ноту. Что вам сказать. Метровой толщины стены из камня ракушечника, которые сложили неизвестные мастера сто лет назад, возводя это здание, начали вибрировать в такт, струне скрипки. Первым во двор выскочил дед Бурмака, в чем мать родила, то есть в майке и трусах. Он подумал, что случилось легкое землетрясение. Потом появилось еще с десяток голов в окнах. Ида взяла вторую ноту, вот тут завибрировали у всех перепонки в ушах. Третью ноту Ида взять не успела. Натан выскочил на веранду и взял Иду на руки. Весь двор вышел из своих квартир. Мстительная Дуська Мацепудра первой начала.

— Натан забери эту брамсову скрипку у Иды и сожги её в печке, иначе наш дом рассыплется к чертовой матери.

Тут в дело вмешался дед Бурмака, который в это время ковырялся двумя указательными пальцами в своих ушах. То ли он пытался проделать отверстие в своих барабанных перепонках, то ли пытался остановить их резонанс.

— Ша Дуська, не шуми и так в ушах звенит. Конечно, у этой скрипки звук подлючий, но с чего ты взяла, что эта скрипка брамсовой работы. Брамс такую гадость сделать не мог. Вон Лёсик Ручка вылез из своей конуры. А ну, кажи обществу, ваша работа?

— Мы такого паскудства делать не умеем. У нас «Пианинку» отобрали. Это их фанерная совдеповская работа. Я отсюда вижу березовая фанера. Но ноту рэ Ида взяла классно, Бах на два уха слышать стал. Чего раскричались на ребенка, Натан, что миллионер, он Страдивари купить не может. Ида ми возьмет, и все тараканы в нашем дворе подохнут. Лечебная скрипка.

Дуся Мацепудра не унималась.

— Лёсик, так мы ж не тараканы, а издохнем вместе с ними, не дождавшись коммунизма.

С этим были согласны все. Всем хотелось пожить при коммунизме, особенно деду Бурмаке. Кушай от пуза, и работать не надо, тем более, участковый милиционер достал его совсем, отправляя на работу. Дед Бурмака строго подметил.

— Вот сволота, сам не работает, и другому жить не дает. Еще гад грозился отправить на сто первый километр. И шо я ему сделал, что в борщ насрал?

Но сейчас он высказал другую мысль.

— Надо Брамса попросить, пусть Иде сам скрипку сострогает.

Брамс был лёгок на помине. Видать и его перепонки с резонировали.

— Шо за собрание? Октябрьские праздники уже прошли, а до первого мая еще далеко.

Дед Бурмака, как обычно всю инициативу взял на себя.

— Во, и Брамс появился. Послушай сюда. Натан Иде купил берёзовое бревно, вместо скрипки. Вон Лёсик подтвердить может. Бах прозрел на правое ухо. Ты уж постарайся чуток и сделай Иде скрипку.

Брамс почесал себе нос.

— Артель на «Пианинке» Брамс-Михельсон закрыта навсегда. Ида талант и ей нужен инструмент другого уровня, я тут пас.

Натан отнес Иду в квартиру и вышел во двор.

— Есть скрипка у старьёвщика Миллера. Он говорит, что работа итальянского мастера девятнадцатого века. Врет, наверное. Но я видел эту скрипку у него, красивая. На таких играют в театрах. Хочет за нее пятьсот рублей. У меня нет таких денег.

Пауза была не долгой. Дуська хотела загладить свою вину.

— Ну, так скинемся всем миром. Что мы не русские?

И тут же спохватилась.

— Я имею в виду, соседи все-таки. Пусть Ида играет и нас всех радует. Мы же темные. Кроме брамсова оркестра и не слышали ни чего в своей жизни. Я десять рублей дам.

Дед Бурмака принес свою кепку, положив туда свой рубль. Кепка пошла по кругу. Собрали восемьдесят пять рублей и сорок копеек. Всё-таки жили бедно. Кто рубль дал, кто два, а кто и гривенник положил. Тут было все честно и без обид. В это время во двор вошел Салык.

18. Салык.

Одной из самых главных достопримечательностей двора номер тридцать два, что по Михайловской улице, так это был Салык. Скорее всего, он был достопримечательностью не только Михайловской улицы, Молдаванки или самой Одессы, он был достопримечательностью царской России и молодой Советской республики. Он не был академиком, или летчиком-мотоциклистом Уточкиным, которого знала вся страна, Салык был знаменитым вором. Сегодня бы сказали, вор в законе. Но, тогда этого понятия не было. Воры в законе появились чуть позже при СССР. И Салык стал таковым чуть позже. Когда ему стукнуло восемнадцать, его уже уважала вся Одесса. Родом он был из бедной рабочей семьи. Родители его снимали маленькую квартирку в глубине двора, там, где сараи, туалет и помойка. В школе он долго не проучился, пришлось помогать родителям, родня-то большая. Все кушать просят, а он старший ребенок у родителей. Пошел работать на завод, но очень скоро понял, там денег не заработаешь, как жил впроголодь, так ничего и не поменялось. Мальчишкой он был смышленым и сразу уразумел, что к чему, тем более что жил он на Молдаванке. Выбор был не большой, либо в рабочие, либо воровать. Мелочь по карманам тырить его совершенно не прельщала, да и у кого, у таких же бедных, как и его семья, а если поймают, то побьют сильно, тут нужен был другой ход. Вот окажись он в другой обстановке, может и получился из него учёный или музыкант, на худой конец, человеком руководят обстоятельства. Да, да, именно обстоятельства. И я могу это легко доказать. Вот скажет, девушка говорит.

— Я никогда и ни при каких условиях не выйду замуж за этого человека, лучше утоплюсь.

Обстоятельства решат за неё её же судьбу. Что-то произошло в жизни, оказалась она с этим человеком на необитаемом острове, это так, к примеру, что бы проще было понять. Сначала девушка будет сторониться его, но рано или поздно они начнут хозяйствовать на этом острове вдвоем. Природа возьмет свое, и она родит ему ребенка. Будут жить счастливо, в условия выживания ругаться некогда. И когда он умрет, а умрём