Молчаливый полет - Марк Тарловский

6 января 1928

Кондор[107]

Слегка чудаковатый контурЗа проволокою вольеры —И вот американский кондор,Который видел Кордильеры.

Сны детства! Разреженный воздух…Майн-Рид…Кровать…Свечной огарок…Страна индейцев, лам бесхвостыхИ дорогих почтовых марок!

Во время школьных репетицийКак было лестно — без запинкиПовествовать о хищной птице,Которой поклонялись инки!

На ярмарках из марок ярких,Чужак от областей надводных,Ты шел в обмен на самых жарких,На самых редкостных животных. —

Охваченный меняльным блудом,За знак с твоею шеей голойЯ мог пожертвовать верблюдом,Проштемпелеванным Анголой…

Но счастье лет, азартом полных.Ты позабыл в тени вольеры —Твой мир — наплеванный подсолнухИ праздничные кавалеры.

2 февраля 1926

Утиная судьба[108]

Нотками нежного вызова,Зеленью тонкого пухаТешила селезня сизогоСладкая утка-рябуха.

Кроткое кряканье слушая,Лакомка, падкий до ласки,Думал он: «Вот она — лучшаяВ мире крапивы и ряски!»

Думал он: «Всё приготовилиК нашей утиной утехе, —Бабы — душой Мефистофили —Гретхен пленили в застрехе…

Радуйся, жадная птичница,Ад нам любовью готовя, —Чадная утья яичница —Вот твоя выгода вдовья.

Селезня, слезно воспетого,Гонят на сцену — пожалуйста! —Скажет ли кто после этого,Чем я не копия Фауста?..»

5 декабря 1926

Кровь и любовь[109]

Трехгодовалый грузный хрякИсправно служит «Свинощету»И в сотый раз вступает в бракНе по любви, а по расчету…

Свою породистую кровьПривить метиске из Норфолька —В таком подходе — не любовь,Одна расчетливость, и только!

Об семенить и изменитьИ новым холодеть романом —Какая дьявольская нитьМежду свиньей и Дон-Жуаном!

Наука — сваха и свекровь,Наука, не моргнувши бровью…(Тут можно рифмовать с любовью,Но это будет не любовь…)

Апрель 1926 — 16 октября 1927

Случай на крыше[110]

Вечером на одинокой крышеКот приворожил к себе ворону.Он понравился ей шерстью рыжейИ смешно мурлыкнутым «не трону»…

Месяц был как месяц, и в туманеКрыши перемигивались жестью;Птичий клюв изобразил вниманье,Вызванное непривычной лестью:

Вежливо подрыгивая лапойИ подергиваясь, в знак традиций,Кот подкрадывался тихой сапойК радостно подрагивавшей птице.

И нежней, чем самурай пред гейшей,Как диктует дедовский обычай,Он ей декламировал звучнейшийИз придуманных котами спичей…

А спустя немного, в результатеСказочного бракосочетанья,У родителей, весьма некстати,Вылупилось странное созданье. —

Если только верить их рассказу,Их детеныш был как дух заклятый —Полузверь и полуптица сразу,Сразу волосатый и крылатый;

От отца с закваской кровопийцыЦвет он унаследовал и волос,А от матери — предплечий спицы,Жесты, и полет, и невеселость.

Кот поплакал над своим ребенкомИ назвал его летучей мышью…Верьте, детки, тонким перепонкам,Посвященным лунному затишью!

25 октября 1926

Случай в посольском квартале[111]

В стране, где прав довольно мало,Где чужеземец — это царь,Вблизи посольского кварталаСмиренный проживал кустарь.

При нем был пес из фокстерьеров.Подобно всем китайским псам,Он трусил белых офицеровИ был безжалостен к купцам.

По мненью пса, достичь довольстваНельзя иначе, как вбежавНа территорию посольстваОдной из западных держав.

Свой адский план продумав тонко,Он как-то в кухонном углуЛишил невинности болонку,Принадлежавшую послу…

Конечно, суд, конечно, гласность…Кустарь ответчиком предстал…Международная опасность!Дипломатический скандал!

Но кто поспорит вероломствомС наивернейшей из подруг? —Болонка пинчерным потомствомПосольство поражает вдруг!

Ученый эксперт вывел прямо,Что в жилах каждого щенкаТуземной крови нет ни грамма,А крови пинчерной — река…

Китайца больше в суд не тянут,Китаец прав, китаец рад,Ему легко, а фокс обманут,А фокс унижен и рогат.

Апрель 1925

Случай в Женеве[112]

Я — страшной новости гонец.Послушайте, исполняясь духу,Про мученический конец,Постигший рядовую муху! —

Свободной мысли колыбель,Женева нравилась всегда ей.Там спит над озером отель,Засиженный мушиной стаей.

У кухонной его плиты,Над сковородкой рот разиня,Сколь часто сиживала ты,Моя малютка героиня!

Но ты влетела второпяхВ зал, где, рассевшись по ранжиру,Сто грудей пели о путяхК разоружению и миру…

Сверканье сахарным пленяясь,Ты прогулялась по манишкам,Чьи обладатели, клянясь,Грозили воинским излишкам.

Они кричали: «Дух войныГрозит грядущим поколеньям,Но будем вооруженыРазоружительным терпеньем!»

В окно! В окно! Тошнит от врак!Скорей! Тоска подходит комом.Бежать!.. Но форточку сквознякЗахлопнул перед насекомым…

Оно в испарине, дрожа,Проводит лапкой по макушке…«Разоружа…» «Вооружа…»Ах, нет ужаснее ловушки!

Там просят сдвинуться на треть,Там просят не решаться сразу,Там требуют предусмотретьПропагандистскую заразу…

Взглянула муха на Восток,Полна сочувственной заботы;Перекрестила хоботок,Изнемогая от зевоты;

Сложила томно два крыла,Решительных не выждав сдвигов,И в два приема умерла,Худыми ножками подрыгав.

— Здесь ветви мира — напрокат.Здесь даже мухи мрут от скуки, —Сказал восточный делегат,Брезгливо умывая руки…

Подвижником на блудный пирЯвилось бедное творенье. —Спи с миром, павшая за мир!Вкушай загробное варенье!

10 мая 1929

VIII. ЛЕГЕНДА

Дары Америки[113]

Властолюбивая наследственностьК морям, как в детстве, нас зовет,И первопутная торжественностьВ рыбачьем парусе живет.

Бродяга, проклятый викариемИ осужденный королем,Обогащает полушариемВсемирной карты окоем.

Со звоном золота и каторгиПират Атлантикой несом,И Слава в латах конквистадоркиШтурвальным правит колесом.

Водительница и ответчица,Она и в бурях, и в боях,И Амазонка ей мерещитсяВ американских берегах.

Индейцы бьются с бледнолицыми,И через робкие очкиМы напрягаем над страницамиРасширившееся значки.

____________________________Мы видим — с перуанских АльпСпадают снежные покровы,Сдирает с тайны свежий скальпЗавоеватель их суровый.

Мы слышим клич — «туда, туда,Туда, где желтые богатства,Где лам сребристые стадаИ красная пастушья каста!»

Но через пастухов и лам,Неуловимая для глаза,Со страшной местью пополамРаспространяется зараза. —

Тебя мечом не одолеть,Тебе не страшен бой мушкета, —Тобой приходится болеть,Неведомая спирохета!

Когда шумит обратный стягИ флот торопится попятно,На бледной коже у бродягВскипают бронзовые пятна;

Под милым золотом скрипятИзнемогающие трюмы,Но кости ноют у ребят,И лица у ребят угрюмы:

Уж лучше черная чумаИли зеленая холера,Чем боль, сводящая с умаВесельчака и кавалера!

За флотом пенный виадукСтруится следом дерзновенным,И плавно движется недугПо голубым и влажным венам…

А с берега родной земли,Навстречу брызнутые круто,Звучат ликующие «пли»И гром военного салюта.

_________________________________С тех пор щедротами АмерикиЕвропа в хрипе, в горе, в жути,И пляшут хмурые венерикиНа свадьбе золота и ртути…

Мутнеет кровь, мечты подавлены,Томится страсть боязнью лютой,И лучшие уста отравлены,Как чаша, полная цикутой.

За вспышку скопидомной похоти,Вспашку девственной Ла-Платы —Какие бешеные подати!Какие щедрые расплаты! —

И жертва уличной трагедии,Рыдая на фонарной тумбе,Клянет Колумбово наследие,Не зная даже о Колумбе!

__________________________Сомнений нет, надежды нет,Ломается последний якорь,Как адмирал, растерян знахарь,И волны рвутся в кабинет…

Ну что же? — поблагодари,Оставь рублевую бумажкуИ в слякоть, с шубой нараспашку,Иди и шляйся до зари.

Я знаю — может быть, и ты,С письмом, окурком и портретом,Оставишь нам перед рассветомСвои восторги и мечты.

Как доктор, поднесешь ко ртуЛекарство с револьверным дуломИ, задрожав плечом сутулым,Отсалютуешь в пустоту…

Во славу древних моряков— Да незабвенны наши предки! —Такие выстрелы нередкиВ судебной хронике веков —

Они звучат то там, то сям,В тиши торжественной минуты,Как запоздалые салютыПобедоносным кораблям.

Но, с золота заморских рудСмывая ржавчину болезни,Наука требует — «воскресни!» —И славит выдержку и труд.

1–3 октября 1927