Молчаливый полет - Марк Тарловский

Август 1928

Стиль «a la brasse»[70]

Не опасна мне жадная заводь,Не обидна свобода светил:Липкий гад научил меня плавать,Плавный коршун летать научил!

Нет, недаром лягушечью силуИ расчётливость хилой змеиУнесли в торфяную могилуЗаповедные предки мои…

У запруды, в канун полнолуньяЯ шагнул и квакунью спугнулИ к бугру, где нырнула плавунья,Удивлённую шею пригнул. —

Я учился: я видел: рябаяОкруглилась вода чертежом,И, как циркуль, к луне выгребая,Мудрый гад мой поплыл нагишом.

Ах! заманчиво влажное ложе,И конечности дрожью полны,Будто я земноводное тоже,Тоже блудный потомок волны.

Над перилами женской купальниЯ размашистой думой нырялВ ту пучину, где пращур мой дальнийОблегчённые жабры ронял;

Я развёл твои руки, подруга,Окунул и скомандовал «раз!»Ты на «два!» подтянулась упруго,А на «три!» поплыла «a la brasse».

Дорогая! Поздравим природу:Стала мифом родная среда,Ты лягушкой покинула водуИ Венерой вернулась туда!

17 августа 1928

Колумбы любви[71]

В любовной мальчишеской прыти,Под зыбью девической ткани,Эпоха великих открытийПриходит за веком исканий. —

Как чайка, душа прокричала,И парус напрягся смоленый —Снимайся с родного причала,Плыви на охоту, влюбленный!

Он долго мечтает о чуде,Сомненьем и море объятый,И первые женские грудиНаходит во мгле розоватой. —

Рука приготовлена к бою,И воском залеплены уши;Он шарит подзорной трубоюПо линиям девственной суши;

Он шарит — и, снова голодный,Ведет непотребную лодку,Как остров крутой и бесплодный,На карте отметив находку…

Но, алчущий взор напрягая,Он Индию видит в мираже,Он видит — зарделась, нагая,И нет ее слаще и краше!

Прибойное кружево руша,Свергается в пену сорочка,Открыта последняя суша,На карте поставлена точка, —

И гибнет, обманутый твердо,Колумб, совратитель вселенной,Мечтая об Индии гордойВ объятьях Америки пленной.

6 июля 1928

Зверь[72]

Я — зверь, но особенный:это легко доказать. —Я груди Европиныдопьяна смел искусать;

Я вгрызся, мурлыкая,в ломкий Кавказов хребет,И Арктика дикаякличет меня для побед;

Мне ведомо многое —ненависть, радость и стыд,И четвероногоев предках моих состоит;

Мне будущим бредится —в сотах накопленный мед! —И совесть-медведицасердце, как лапу, сосет;

И чмокают мокрыечерные губы ее,Сосущие до кровизверское сердце мое…

Влюбляйся, ухаживай,мудрый двуногий медведь! —Дано тебе — заживов царственной страсти мертветь.

Я — зверь, но особенный:хищник, любовник и хват, —Не ртом, не утробиной —сердцем во всем виноват.

Я жертву преследуюмесяц, и месяц, и год,И медлю с победою —мышью играющий кот!

Но ewige Weiblichkeit[73],женственной вечности дух,В медведичьих валенкахтопчет подушечий пух;

И след ее светитсяславой нездешних высот,И совесть-медведицасердце, как лапу, сосет!

11 октября 1928

IV. ПУТЕШЕСТВИЕ В ПРОШЛОЕ

Передпоходная[74]

Долго, долго надо мною выла мать,Из седла меня хотела выломать.

Говорил я ей: — Довольно, выдра, выть,Бабью боль пора из сердца вытравить. —

И, как телка, для журьбы стреножена,Над речной ревела быстриной жена

И кричала: — Бойся вражьей погани —Ранят тебе тело, голубок, они!

Ах, ни поену тебе, ни сыту бытьИ небриту ржавые усы тупить,

Горек в сечах, в передрягах дальний путь —А и встречусь ли с тобой когда-нибудь?.. —

Я ответил, что под бабьи жалобыТак же прадедам моим сшибало лбы,

Звуки вольного степного кликаньяПодо мной взнуздали, разожгли коня,

Через реку меня гонит рысью прытьМеч о рыцарские латы вызубрить,

Против пики вынимает шпагу бой,Сводит вражью смерть с казачьей пагубой…

23 ноября 1926

Ярославна[75]

Смерть песне, смерть! Пускай не существует!..Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!..А Ярославна все-таки тоскуетВ урочный час на городской стене…

К. Случевский

Дымится даль. За скифскими буграмиБряцают сталью племена.Надежда тает, как свеча во храме.Дружина ханом пленена.

Закаты пышут тишиной зловещей,И, петушась, как на разбой,Резное солнце, всё острей, всё резче,Горит над княжеской избой.

А темной горнице полуперуныСидят за слюдяным окном;Там тенькают задумчивые струны,Там пальцы спорят с волокном;

Там перепел водой из клетки прыщет,Скорбит княгиня там, и — ах! —Рука рабы подобострастно ищетВ ее славянских волосах…

Но не одна, над огражденным валом,Княгиня бродит поутру:Ковылий дух с падучим покрываломВедет злодейскую игру.

Певучий ветер золотые прядиПеребирает на стене,Как струны гуслей, как листы тетради,Как волокно в веретене.

По перегонам, по яругам древним,Вернется князь, врагам на страх,И солнце страсти засверкает гребнемУ Ярославны в волосах. —

А вам трещать, бродячие суставы,В тисках пергаментных полос,В упругих струнах, в переборах славыИ в искрах чесаных волос!

3 апреля 1928

О лирике[76]

Офелия, помяни меня в твоих святых молитвах…

«Гамлет»

От неласкового ГамлетаК нам ли ты, в страну веселия,Приплыла, слезами залита,Безутешная Офелия?

Вспомни, кроткая, о лирике,Помани к реке девическойПод воинственные выкрикиНашей славы прозаической!

13 ноября 1926

Обращение к Екатерине (с приложением проекта памятнику Петру I)[77]

— Ваше величество — vous comprenez?[78] —Всадник над пропастью, смута под спудом,Конь на дыбы — не я Фальконэ,Если работа не будет чудом!

Всякое чудо червонцем звенит,Чудо растет сообразно налогам, —Полмиллиона на адский гранитС гадом под боком, — не так уж и много…

Райская сказка про Ваши делаРабским потомством не будет забыта.Бронзовый конь, закусив удила,В розовый воздух врежет копыта!

Бунты, что рушат кумиры царей,Здесь лишь оближут подножные звенья —Всадник пребудет у лир и у рейСимволом ветра и вдохновенья.

Киньте же, мудрая, щедрой рукойДенег и подданных в пламя горнила!В гимны грядущего льются рекой,В сплаве со славой, медь и чернила.

Июль — 4 сентября 1927. Ленинград. Площадь декабристов — Москва