Даруй им покой - Валерия Вэл

ни при чем. Это я был. Я же не знал, что она за мной пойдет. И ты не знала, что ее здесь ждет, так что не кори себя. Виноват в ее смерти только один человек – тот, который столкнул ее вниз.

– Господи, но за что? Почему?

– Потому что она знала что-то такое, чего ей знать не следовало. И могла ненароком выдать чью-то тайну. Она говорила тебе что-нибудь, когда ты ее впустила?

– Только про доброго господина… То есть про вас. И все.

– А мне она предрекала смерть.

Линета всплеснула руками.

– Да что вы, мессир! Никогда она ничего плохого… – Внезапно осекшись, девушка замолчала, с сомнением глядя на Дирхарта.

– Что ты вспомнила? Что говорила Дженни?

Линета замолчала, глядя себе под ноги, потом нехотя произнесла.

– Что-то про призраков. – Она перекрестилась и обхватила себя руками, словно почувствовала внезапный холод. – Можно я пойду, мессир?

– Когда она это говорила?

– Мессир, отпустите меня. Пожалуйста!

– Дженни стала говорить о призраках вскоре после той ночи, когда исчез сэр Джеффри Холл, верно?

Девушка кивнула.

– Линета, учти, Дженни убил не призрак.

– Откуда вы знаете? – В ее голосе звучали слезы. – Вы не можете этого знать!

– Могу. Призраки не хватают людей за руки, да еще так, чтобы оставлять на запястьях синяки. Нет, Линета, это был человек. Обыкновенный человек. Только очень жестокий. – Дирхарт невесело усмехнулся и поднялся с камня. – Ладно, раз ты не хочешь больше говорить, не буду тебя мучить.

Он развернулся, чтобы уйти.

– Мессир… постойте!

Дирхарт застыл, молясь, чтобы его нехитрый трюк сработал и в желании удержать его девушка сказала то, чего, может, и не собиралась говорить.

– В ту ночь произошло что-то плохое, мессир. Что-то страшное.

– Что, Линета? – Он снова сел рядом, чуть ближе, чем раньше.

– Я не знаю. – Она смотрела на Дирхарта широко распахнутыми глазами, чуть испуганная его близостью. – Только утром я видела на подоле платья миледи и на подошвах ее туфель кровь… А больше я правда ничего не знаю, мессир.

Дирхарт склонился к Линете, и ему показалось, что она перестала дышать.

– Вы обещали… – прошептала она.

– Обещал. Но теперь жалею об этом.

Какое-то мгновение они сидели, почти касаясь друг друга, но потом Линета, словно опомнившись, вскочила и, торопливо пробормотав «простите, мессир», бросилась прочь сквозь кусты.

Дирхарт, улыбаясь, глядел ей вслед, но стоило девушке исчезнуть за угловой башней, как его улыбка постепенно испарилась. Он сорвал травинку и задумался. Шанс поговорить с леди Эрминой казался не ближе облаков в небе…

– Джон!

Из густого плюща, скрывающего колонны галереи, выпорхнула стайка воробьев.

– Джон, чтоб тебя!..

С булыжника двора, хлопая крыльями, взлетели голуби, а дремлющая на солнце собака встала и лениво ушла.

– Джон! Где тебя черти…

В соседнем дворике кухарка, услышав окончание фразы, едва не выронила пучок пряностей и густо покраснела.

– Что ж вы так орете, будто вас самого черти… – пробормотал появившийся в противоположном конце галереи Джон.

– У меня слух хороший, – уже тише заметил Дирхарт.

– Так я и говорю: простите, господин, виноват, задержался!

И подбежавший Джон с поклоном распахнул перед Дирхартом дверь на лестницу, ведущую к его комнатам.

Оказавшись у себя, Дирхарт сделал Джону знак запереть дверь.

– Скажи-ка мне, ты точно не врал, что грамотный?

– Нет, господин, не врал.

– Хорошо… – протянул Дирхарт, разглядывая слугу взглядом астронома, изучающего карту звездного неба. – Значит, сможешь кое-что мне прочитать.

– Смотря что, господин.

– Сейчас увидишь. Идем.

И, пресекая вопросы слуги, он требовательным жестом велел ему снова отворить дверь.

* * *

Джон шел за Дирхартом вдоль крепостной стены.

– Да что же это такое, господин? С каких это пор вы даже с женщиной не можете встретиться без того, чтобы обнаружить какое-нибудь безобразие?

Дирхарт остановился, резко развернувшись, и осуждающий взгляд слуги тут же переместился на снующих низко над землей ласточек.

– Ты что-то сказал? – Прямые брови Дирхарта чуть сдвинулись.

– Я говорю – ласточки низко летают, господин. К дождю.

– Вот и пошли, пока дождь не начался.

Зайдя за угловую башню, Дирхарт спустился к воде и указал себе под ноги. Подошедший Джон присел, вглядываясь в ровные, сильной и уверенной рукой начерченные на земле буквы: Requiem aeternam dona ei, Domine.

Он поднял взгляд на нетерпеливо ждущего Дирхарта.

– Это латынь, господин.

– Ну и что? – пожал тот плечами. – Тебе какая разница, ты же грамотный.

– Ой, господин…

Джон вздохнул, еще раз подивившись представлениям Дирхарта о грамотности и возблагодарив розгу отца за то, что впрямь немного знал латынь.

– Здесь написано: Requiem aeternam dona ei, Domine. То есть: Вечный покой даруй ему, Господи. Это строчка из заупокойной мессы.

– Хм… – Дирхарт обвел взглядом высокую траву и заросли камышей вокруг, застывшие на неподвижной воде кувшинки, растущие неподалеку ивы. – Если бы не эта ниша за спиной, то место достаточно уединенное, чтобы не скрывать скорби.

Он присел рядом с Джоном и легонько коснулся одной из букв.

– Совсем недавно написано, не успело расползтись от влаги. Не знаешь, в замке кто-нибудь умирал недавно?

– Нет, господин. Если, конечно, не считать ту бедняжку полоумную. Но это не про нее. Тут написано: даруй ему. Это про мужчину.

– Про мужчину… – повторил задумчиво Дирхарт.

– И еще, господин. Это писал кто-то, у кого рука привычна к письму. Вот, к примеру, я – прочитать смог, а написать – так бы не написал. Видите, какие буквы ровные, четкие. И глубокие. Уверенная рука. И сильная. Это кто-то из благородных, господин.

– Кто-то из благородных… – задумчиво повторил Дирхарт и выпрямился, снова взглянув на неподвижную воду. – Кто-то, скрывающий свою скорбь. Иначе зачем прятаться здесь, чтобы дать ей волю… Или это место что-то для него значит.

– Думаете, это имеет отношение к тому, чем вы тут занимаетесь?

– Не знаю, Джон. Но чутье мне подсказывает, что если две странные вещи произошли в одно время в одном месте, значит, они как-то связаны… Ладно, идем отсюда. У нас сегодня еще одно дело есть.

– Осмелюсь спросить, господин: это какое же?

– Навестить деревню, где жила Дженни.

* * *

Дирхарт с Джоном ехали по заросшей травой деревенской улице, провожаемые из-за заборов заинтересованными взглядами. В лужах безмятежно наслаждались вечерним солнышком свиньи, по обочинам деловито бродили куры. Джон осуждающе поглядывал на господина.

– Понесло же вас сюда на ночь глядя, – наконец проворчал он. – Возвращаться, наверное, в темноте придется.

– Не знал, что ты боишься темноты, – хмыкнул Дирхарт.

– А чего в ней хорошего? Неужели пораньше было не выбраться?

– Ага, и кого бы мы тут застали, кроме свиней? Люди-то днем в поле. – Дирхарт с удовольствием вдохнул аромат свежескошенной травы вперемешку с запахом навоза и улыбнулся. – Я, между прочим, родился в такой вот деревеньке.

– Так у вас ностальгия, господин?

– Что у меня? – Дирхарт кинул на слугу такой взгляд, что тот замахал руками, едва не выпав из седла.

– Нет! Это не то, что вы подумали, господин! То есть я не знаю, что вы подумали… Ностальгия – это тоска по тому, что ушло и не вернется.

– А… послал же бог умника в услужение! Нет у меня никакой