Из истории старообрядцев на польских землях: XVII—ХХ вв. - Эугениуш Иванец

Своего расцвета Ветка достигла во времена Феодосия (Вырпина) и действительно стала основным центром поповцев. Этот священник выписал из Калуги иконостас времен Ивана Грозного, расширил храм и освятил его осенью 1695 г. в честь Покрова Богородицы, а также совершил первую на Вятке старообрядческую литургию[24][Макарий 1855: 295; Рубановский 1882: 655; Лилеев 1895: 169, 183; Мельников 1909: 36–37]. Церковь эта была единственной, которой владели поповцы. Славилась Ветка основанными еще при Иоасафе двумя монастырями: мужским и женским, а потом еще мощами самого Иоасафа, которого после кончины объявили первым ветковским святым. Благодаря славе, которую вскоре обрела Ветка, другие центры поповцев, такие как Керженец, утратили свое значение [Лилеев 1895: 185–189]. Ветковские миссионеры попадали в самые отдаленные уголки России, везде находя слушателей среди простого народа, с неохотой принимающего очередные реформы Петра I. Многие старообрядцы из отдаленных поселений России и Украины прибывали сюда только затем, чтобы посмотреть на богато обставленный монастырь и жизнь монахов. Ежегодно летом в Успенский пост совершали паломничества казаки из далеких стран [Там же: 207–208, 230–256].

В 20-х и начале 30-х гг. XVIII в. Ветка уже не была единственным регионом, населенным поповцами, на территории Речи Посполитой. Неподалеку, в имении князя Михаила Чарторыйского, Гомельского старосты, существовало много старообрядческих слобод. Гомельские старообрядцы превосходили по количеству и благосостоянию старообрядцев, проживающих на Ветке [Мельников 1909: 73; см.: Konopczyński 1938: 288–294]. Также в имениях Любомирских, в 50-100 километрах от Гомеля, было основано 15 старообрядческих деревень и 2 монастыря, а в тридцатые годы был основан и еще один – Городницкий [Лилеев 1895: 214]. Затем начали возникать поселения старообрядцев в Киевском воеводстве – на Припяти, в имении Ходкевичей, они заселили Чернобыль, Замошье и Красиловку. Возникли также поселения старообрядцев на Волыни в окрестностях Житомира: Ягоденки, Роговка, Железняки, Пилипы и Коровницы. Старообрядцы поселились также на Подолье по берегам Южного Буга в поселках Борская Слобода, Курник, Краснянка, Ефимовка, Перепеличье, Чертятин, Жуковцы, Петроши, Женишковцы, Людовка, Матвеевка, Пеньковская, Бушкина, Сорокодубье и Шуры [Мельников 1909: 75]. Однако все эти поселения не могли сравниться своей известностью с Веткой, которая оставалась неформальной столицей всех поповцев, потому что только здесь был древний антиминс (антимис) и только здесь совершалась единственная у старообрядцев церковная литургия. Своей сферой религиозного влияния, собранием старых книг и икон Ветка могла сравниться с Выговской пустыней беспоповцев.

Главной заботой ветковцев стало образование собственной духовной иерархии. Они ходатайствовали по этому поводу в Молдове и Греции, но безрезультатно [Мельников 1909: 79; Любомиров 1924: 62]. В 1731 г. при активном участии Халецких ветковцы решились подать патриарху Константинополя специальное «Прошение», в котором просили рукоположить для них епископа. Свою просьбу они объясняли тем, что в России якобы отступили от настоящей веры, при этом подчеркивался факт введения в 1721 г. Синода вместо патриархата. Усилия просителей не принесли ожидаемого результата. В прошении ветковцев затрагивался также другой очень важный вопрос, касающийся юридических оснований их поселения на территории Речи Посполитой. Они сообщили патриарху, что после переселения их на польские земли к ним по поручению короля сначала приезжал «посол Полтев», а затем римско-католический епископ Анцута, и оба не нашли у старообрядцев никаких проявлений схизмы. Они утверждали, что «от Короля польского лист <им> дан», который гарантирует свободное вероисповедание, а также защиту перед атаками иезуитов и «ксензов». По мнению ветковцев, именно благодаря этому «великороссийских людей по всей Польши населишася многое число» [Субботин 1870: 26–44]. Известно, что уже при короле Яне III Собеском «великопольский канцлер [?] велел изучать особенности вероисповедования» старообрядцев [Czacki 1843: 16, также в ссылках]. Упомянутым Анцутой мог быть один из Виленских епископов Мацей Юзеф Анцута (ум. 1723) или его брат Ежи Казимеж Анцута (ум. 1737) [о предполагаемом Анцуте см.: Uruski / Kosiński / Włodarski 1904: 31–32; Falkowski 1935: 90–91; там же 90], а под искаженной фамилией «Полтев» скрывается, скорее всего, витебский воевода граф Казимеж Александер Потей, родственник Халецких [Uruski / Kosiński / Włodarski 1904: 115]. Упомянутые в «Прошении» сведения о посещении старообрядческих поселений епископом Анцутой и Потеем, скорее всего, соответствуют истине. Королевские посланники после знакомства со старообрядцами, без всякого сомнения, пришли к выводу, что переселенцы из России не опасны для католической церкви и государства. Документом, на который ссылались староверы, могла быть грамота короля Августа II от 28 ноября 1720 г., заверенная также 30 декабря 1735 г. его сыном Августом III [Бантыш-Каменский 1805: 186–189; полный текст грамоты: 189–192]. В письме этом Август II в ответ на многочисленные просьбы Петра I встал на защиту православных, и особенно единственного тогда действующего на территории Речи Посполитой православного епископства в Могилеве [Там же: 165–172; полный текст письма царя Петра I от 9 марта 1718 г. королю Августу II, там же: 168–170]. Тем самым король значительно ограничил возможность насильного «обращения» в католичество иезуитами-фанатиками и высшим униатским духовенством людей «греческого древняго закону», каковыми считали себя старообрядцы. Следует предполагать, что в своем «Прошении» ветковцы, проживающие на территории Могилевского епископства, ссылались именно на этот документ, доставленный им, по всей вероятности, Халецкими.

Более благоприятные условия жизни, созданные старообрядцам польскими помещиками, в отличие от ситуации растущего феодального гнета в России, где в двойном размере взималось поголовное, была запрещена свободная продажа вина, участились рекрутские наборы, сжигалась церковная утварь и повторялись преследования за веру, вынудили их принять решение о переселении на территорию Речи Посполитой, где им гарантировалась значительная свобода [Лилеев 1895: 290]. Поменялось также отношение к старообрядцам в украинском Стародубье. В 1716 г. Петр I за помощь, которую оказали ему старообрядцы в борьбе со шведами, освободил их от подчинения казачьей старшине, которая, потеряв тем самим источник дохода, попыталась избавиться от них. После восстановления звания гетмана в 1728 г. новый гетман Даниил Апостол развернул планомерные преследования старообрядцев [Иоаннов 1855: 15–16; Макарий 1855: 307; Лилеев 1893: 109; 1895: 478–479, 493–496; Мельников 1909: 37–38]. В Польшу тогда бежали не только старообрядцы, сюда прибыло множество православных, которые, попадав в старообрядческую среду, вскоре перенимали ее принципы. Этому благоприятствовали также униаты, которые, борясь с православными, приветствовали старообрядцев и даже содействовали им [Чистович 1880: 74–74]. Массовое бегство крестьян из России привело к тому, что там пустели имения, некому было работать. Русское правительство, обеспокоенное экономическими последствиями эмиграции, стало ужесточать репрессии по отношению к крестьянам, а когда это привело к противоположному результату, императрица Анна Иоанновна в самом начале своего правления, в 1733 и 1734 гг., издала два манифеста, в которых призывала эмигрантов вернуться в Россию, обещая им прощение.