Балаустион - Сергей Конарев

— В каком из случаев римлянин готов воздержаться от этого заявления? — встрепенулся Эвдамид.

— Ни в каком, — покачал головой эфор. — От решения геронтов будет зависеть только повод и в некоторой степени форма обращения консула. Но и только.

— Но ведь должна существовать возможность… — не сдавался царь. — Хватит вилять, Анталкид! Что нужно сделать, чтобы римляне оставили нас в покое?

Анталкид снова покачал головой.

— Это решение сената, а не лично консула Нобилиора. Сенат отправил его сюда, и сенат ждет от него результата.

— Результата не будет! — зло бросил молодой царь. — Я не допущу, чтобы ахейцы руководили нами….

— Это решение — в компетенции герусии и народного собрания, — напомнил эфор.

— Великий Зевс! Ахейцы уже добрую сотню лет пытаются накинуть нам на шею это ярмо. Неужели ты думаешь, что народ поддержит подобный союз? Да любого, кто предложит это, на агоре закидают камнями.

— Консул Фульвий Нобилиор собирается выступить перед гражданами Спарты лично. А сначала он убедит геронтов поддержать предложение.

— О, не сомневаюсь, что вы уже вплотную поработали с герусией! Но я могу запретить ставить этот вопрос на голосование.

— Безумие, — нахмурился Анталкид. На его щеках начала отходить бледность, вызванная драмой в подземелье. — Противопоставить себя Риму? Это самоубийство, государь.

— Почему же? — прищурился Эвдамид. — Ведь римляне повсюду кричат о любви к Греции и ее законам, заявляют, что будут опекать и защищать ее из уважения к великому прошлому и культуре. Они не захотят терять лицо….

— Ах, государь. Прошу простить меня, но как же ты все-таки молод и наивен, — эфор покачал круглой головой. — Под мягкой лапой кошки кроются безжалостные когти. Кроткие речи римлян таят непреклонную волю. Великие силы! Пожалуй, сегодняшний наш разговор принесет немало пользы, и убережет тебя, государь, и весь спартанский народ от больших бедствий. Если, конечно, ты прислушаешься к словам эфора Анталкида.

— Выслушаю их, — Эвдамид хрустнул пальцами.

— То, что я скажу сейчас, это секрет. Если римлянам станет известно, что я открыл его, моя репутация пострадает. Но тебе, государь, лучше знать его.

— Это останется в тайне. Клянусь Зевесом, — поднял руку молодой царь.

— Мы с господином консулом обсуждали различные варианты развития событий, — шумно выдохнув, начал Анталкид. — И мне совершенно точно известно, что если цари Спарты, часть эфоров, геронтов, либо высших военачальников будет активно — и эффективно — препятствовать проведению закона о союзе, будет применена военная сила. Консул, посредством македонян, прикажет армиям Ахейского союза подойти к Спарте. И, если нужно, занять ее.

— Ахейцы так уверены в своих силах? — спросил Эвдамид, чувствуя, однако, как по спине пополз холодок. То, что звучало сейчас, было для него шокирующей новостью.

— У них шестьдесят тысяч воинов против наших двадцати. Кроме того, при необходимости в Грецию будет направлен экспедиционный корпус македонян. Спарте не выстоять. Тем более, — Анталкид поднял на царя круглые глаза, — что многие здравомыслящие граждане полиса, в том числе и часть высших магистратов, выступят против безумцев, затевающих войну.

— В их числе, конечно, и ты, эфор Анталкид.

— К чему лукавить? Ты прав, государь. Я желаю блага родному городу и не допущу его разорения иноземными солдатами, — Анталкид нервно поерзал на скамье.

Повисла долгая пауза.

— Что ж, по крайней мере, честно, — наконец проронил царь, не глядя на собеседника.

— В случае подобного развития событий виновники бунта будут отстранены от власти и отправлены в вечное изгнание, а их место займут люди, лояльные по отношению к Риму, — быстро проговорил эфор. — Прошу тебя учесть, государь, что все это я рассказываю для того, чтобы ты не совершил подобных необратимых поступков. Я всегда питал слабость к дому Агиадов, и даже если имел на руках порочащие вас улики, старался не давать им ходу. Впрочем, зачем я это рассказываю? Тебе известно это, государь, Леарх должен был рассказать….

— Да, он все рассказал, — зловеще ухмыльнулся Эвдамид. — О том, что мы тебе удобны, в отличие от моего дяди Демонакта, «волчары Демонакта», так ты, кажется, выразился? О том, как ты собирался управлять нами, словно куклами на веревочках.

— Это уже измышления! — поднял руку, словно защищаясь, толстяк.

— Ну, всего лишь самую малость, — согласился царь.

— Я даже не сообщил консулу о вашем заговоре против него. Хотя знал все детали.

— Значит ли это, что ты не замедлишь поведать ему всю правду, если отчаешься убедить меня? — прямо спросил Эвдамид.

— Я верю в твой разум, государь, — склонил голову эфор.

— Вот, значит, как, — зловеще проронил Эвдамид. Толстый интриган, даже прижатый к стенке, представляет смертельную угрозу. Молодой царь сдержал огромное желание приказать Ясону заколоть эфора на месте.

— Повторяю, что не вижу лучшего и более достойного трона человека, чем ты, молодой государь, — напуганный переменившимся лицом царя, проговорил эфор. — И это истинная правда, клянусь посмертием! И если мы сможем объединить наши усилия и добиться благосклонности Рима… О, римляне ведь требуют лишь формального подчинения, а в остальном готовы позволить нам заниматься своими делами. Они лишь потому до сей поры не доверяли Спарте, что она всегда демонстративно отвергала их дружбу и опеку. А я… я знаю, что смог бы добиться того, чтобы римляне действительно начали помогать. И кто знает — быть может, еще при моей жизни, а при твоей-то уж точно, Спарта заняла бы в Греции приличествующее ей, то есть главенствующее, положение. Как в былые времена!

— О каком главенствующем положении может идти речь, если нам предлагают подчиниться ахеянам? — раздраженно возразил царь.

— Сейчас нам нужно смириться, признать главенство ахейского совета стратегов. Тем более, что полномочия сикионского архистратега будут касаться лишь военной области, но никак не внутренней жизни полиса.

Эвдамид скривился, демонстрируя, насколько он этому верит.

— Пройдет какое-то время, и Рим, перестав чувствовать в Спарте центр недовольства, прекратит и выступать против нас при любом подходящем случае. Демонстрируя лояльность к римлянам, мы сможем все дела вершить самостоятельно. И, кто знает, быть может, даже разорвать путы союза, если они и по прошествии лет будут казаться путами.

Эвдамид вздохнул.

— Одним словом, ты все сводишь к тому, что союз с Ахайей неизбежен?

— Неизбежен, — мотнул щеками эфор. — Римляне заставят Спарту принять его. Так или иначе.

— Гм, не на это надеялся я, планируя наш сегодняшний разговор, — Эвдамиду приходилось напрягаться, чтобы голос не прозвучал совсем уж кисло.

— Увы, — развел руками Анталкид, — судьба и воля богов сильнее желаний земных владык. Небожители даровали власть над миром римлянам, и с этим ничего поделать невозможно. Однако лучше, смирясь с прихотью бессмертных, жить достойно, нежели погибнуть, пытаясь противостоять неизбежному.

— Недурственное изречение, — попытался улыбнуться Эвдамид. — Пожалуй, я велю секретарю записать его.

— Какое решение ты изберешь, государь? — серьезно спросил эфор, и не пытаясь скрыть, что интересует его более всего.

— Над этим необходимо поразмыслить, — потер лоб царь. — На досуге. А сегодня досуга у меня не будет, так как необходимо провести последние приготовления к сражению в герусии.

— Разрешишь ли дать тебе еще один совет, государь Эвдамид? — эфор как будто не понял намека, что аудиенция закончена.

— Разрешаю, — устало кивнул Агиад. От всех этих разговоров у него ужасно разболелась голова.

Анталкид встал со скамьи, подошел почти к самому трону и негромко произнес, косясь в сторону застывшего в стороне Ясона:

— Не лучше ли отказаться от битвы и позволить Павсанию вернуться в город? Борясь против римлян, этот человек сам себя погубит, и не нужно будет прибегать к… опасным радикальным методам.

— Я поклялся, что Павсаний не вернется в Спарту, и надеюсь победить его в суде.

— Сомнительно, государь, — причмокнул губами Анталкид.

— Быть может, ты, господин эфор, мог бы посодействовать в этом? — откинулся на спинку трона царь. — Подтверждая тезис, что мы с тобой можем быть союзниками.

— Обещаю, что переговорю с некоторыми из геронтов, и попытаюсь убедить их, по крайней мере, воздержаться от решения. Однако голосование будет тайным, и определенно рассчитывать на что-то трудно….

— А я все-таки рассчитываю, — упрямо проговорил Эвдамид. — Но если все наши усилия окажутся тщетны….

Он вовремя замолчал.

— Что тогда? — поднял брови Анталкид.