Оникромос - Павел Матушек

панцирями, спешили во всех возможных направлениях. С головокружительной скоростью проносились вагончики монорельсовой дороги, отливавшие полированной медью и темными лакированными чешуйками. В волнующемся море городских массивов здания непрерывно меняли свое положение. Под свист сжатого воздуха и басистый грохот узлов в механическом чреве города, с пронзительным стоном гнущегося металла, строения опускались, сдвигались или поднимались в такт с перемещением гигантских энку-кромрахов, ползущих по городским подземельям. Из стороны в сторону покачивались угловатые силуэты механических носильщиков маршума, являвшихся всего лишь ходячими ёмкостями для этой животворной субстанции. А в небе медленно проплывали гнезда, вынутые из круглых ячеек. Они имели удлиненную цилиндрическую форму и переливались яркими красками. Крепко зажатые механизмом на конце мощного кронштейна, гнезда, не спеша, словно летающие аппараты легче воздуха, кружили на фоне неба, по которому…

Нет, этого Разат не могли себе вообразить. Они неоднократно посещали то место, где некогда находился Центр, и хорошо знали, как выглядят сейчас руины и провал, наполненный черной водой, из которого торчат сломанные рельсы и куски мраморных плит, покрытые жирной слизью. Эти печальные обломки прежней жизни подпитывали фантазию Разата, предоставляя основу для подобных образов. Но небо, голубое и нелепо высокое, и то, что по нему перемещалось – некий мощный, ослепительный источник света – Разат никогда не видели, а потому и не могли воссоздать только силой своего воображения. Они знали об этом только из рассказов, передаваемых из поколения в поколение, которые Разату ни о чем не говорили. Однако их сомнения и неуверенность все равно не имели никакого значения, потому что с тех пор, как появился Зараукард, прежняя Арцибия существовала уже только в мире грез и невероятных историй, которые никак нельзя было проверить.

Старейшие дали ему имя Зараукард, но никто не знает, что это за субъект, откуда он взялся и почему поглотил почти всю Арцибию. Его непостижимая, враждебная сущность воплощает чужую жизнь и медленное чужое движение, не имеющее ничего общего с городом, пожираемым им. Зараукард выглядит как поражающая своей необъятностью окружная стена, выстроенная из точно отлаженных механизмов, чья неявная, размытая и не до конца материальная полупрозрачность напоминает густой серый туман. Бесконечное медлительное пульсирование этой туманной механики пережевывает реальность Арцибии. Везде, где Зараукард примыкает к городу, застройка растворяется в серой мгле, теряет монолитную твердость и становится чем-то иным – чем-то съеденным, переваренным и поглощенным. Туманно-механическая сущность замкнула в почти идеальную окружность последние пять районов Арцибии и достигла таких высот, что все энку, еще остающиеся в живых, ощущают себя будто на дне гигантского колодца. Его мглистые полупрозрачные стены сходятся на большой высоте, образуя маленький круглый просвет, заполненный чуть более бледным, но по-прежнему непроницаемым серым туманом.

Однако то, что более всего впечатляет, завораживает и вызывает ноющую в костях тревогу, заключено внутри этой стены, в глубинах ее туманной полупрозрачности. Это мерцающие гипнотическим медно-золотистым сиянием бесформенные глыбы, которые величественно переплывают с места на место, разделяются на мелкие куски и сливаются обратно, поднимаются и опускаются. Они заливают Арцибию рыжеватым, ржавым светом, отчего все в этом городе кажется почти разрушенным, застывшим на грани окончательного распада.

Именно вид этих переливающихся глыб заставляет Разата слышать «рыбу», слышать «косяк», слышать «косяк рыб». Но происходит это лишь тогда, когда они подходят к источающему пронзительный холод туманно-механическому телу Зараукарда настолько близко, что панцирь Разатa и спрятанные под ним маршумные приспособления ощущают легкое касание серых язычков, которые безошибочно определяют присутствие энку-энку и выискивают какой-нибудь изощренный способ побудить или заставить их сделать шаг или два, чтобы перетянуть на сторону туманных механизмов. Поэтому здесь, на границе миров, следует быть очень осторожным. Нельзя обращать внимание на блестящие формы, которые лежат в нескольких шагах и искушают возможностью обнаружить чрезвычайно редкий артефакт, оставшийся со времен расцвета Арцибии. Нельзя реагировать на появление расплывчатых силуэтов, на иллюзии, которые внешне напоминают энку, бредущих в туманной глубине Зараукарда и жестами призывающих подойти к ним. Не стоит заглядывать в овальные порталы, которые притворяются вратами в оживленную Арцибию, такую, какой она была много лет назад и якобы всё еще остается где-то там, за туманной стеной, раздвинувшейся на мгновение и позволившей в нее войти. Странное, расплывчатое и как бы незавершенное небо над той Арцибией, а также подозрительное соответствие ее вида собственным представлениям мгновенно развеивают эту иллюзию. Необходимо также четко понимать, что вспышки неконтролируемого страха и панические атаки, вызванные воображением чего-то страшного и опасного, происходящего прямо за спиной, – это всего лишь безосновательные попытки запустить ту инстинктивную часть разума, которая включается только в случае угрозы жизни и на какой-то момент отстраняет от процесса принятия решений обыденное сознание с его медленными методами рассмотрения всех «за» и «против». Именно потому не слышно скрежета когтей по бетону. И не было никакого кремора, который выскочил из укрытия и подлетел сзади. Стадо диких порфирников не спешит вас уничтожить. Отломавшаяся ржавая решетка не падает вам на голову. Ничего этого не происходит. Не следует на это реагировать. Тревогу и панику объединяет то, что они очень быстро проходят, если не позволить им овладеть вами. Нужно уметь чувствовать, насколько близко можно подойти к Зараукарду, а потом встать, и стоять, и смотреть. Зараукард будет пугать, поощрять, соблазнять, мучить, но на самом деле ничего не будет происходить и не произойдет, если только не подойти слишком близко.

Разат последовательно придерживались этих железных правил, и хотя приближение к Зараукарду всегда было делом рискованным и вызывающим бурю эмоций, никогда еще с ними не случилось ничего плохого. Так было и в этот раз. Разат не теряли бдительность и не позволяли рутине лишить их осторожности, и снова все обошлось без особых проблем. Они проигнорировали невероятно эффектную иллюзию обрушения железобетонной платформы и приготовились к очередным атакам Зараукарда, но больше ничего не случилось. Разат посмотрели вверх, вдоль пульсирующей стены туманных механизмов, неспешно перемалывающих реальность, а потом осмотрелись по сторонам и обнаружили, что выбрали неудачное место, поскольку большинство глыб переливалось золотисто-медным сиянием далеко от них. Они уже собирались уходить, когда прямо перед ними стал расти внушительный массив рыжеватого света. Он переливался и постепенно становился все ярче. Разат решили остаться.

Они смотрели.

По опыту Разат знали, что то, чего они ждут, появится не сразу. Должно пройти некоторое время, пока глаза и разум не свыкнутся с этим видом, пока не приспособятся к нему и не найдут способ проникнуть в него. Сначала видна лишь однородная масса жидкого сияния, но затем, с каждым мгновением становится ясно, что это не так. Оказывается, на