Оникромос - Павел Матушек

они были немного крупнее остальных, и перед ними лежал большой плоский камень. Разат знали, что делать. Инструкции были не слишком сложными, поэтому их было легко запомнить. На негнущихся ногах они подошли к серому камню, доходившему им до пояса, почтительно поклонились и медленно двинулись влево, по внутреннему кругу, между взглядами Старейших и холодным сиянием Белой Пирамиды.

Осторожно ступая, Разат проходили мимо живых древностей этого города. Они слышали их тяжелое свистящее дыхание, проникавшее в воспоминания Разата все глубже и глубже, пока, наконец, не дошло до того времени, когда они были маленькой личинкой, а опекуны их Роя привели весь выводок к Старейшему. Ибо время от времени один из них поднимается со своего места, выходит на площадь перед Святилищем и выбирает тех, кто в будущем сможет стать кандидатом в адепты. В памяти Разата всплыла смутная фигура возвышающегося над ними гиганта в темном блестящем панцире, который, громко пыхтя, разглядывал каждого со всех сторон. Они также вспомнили свой страх, вызванный мыслью, будто этот большой хочет их съесть. С тех пор многое изменилось, но тревога осталась прежней. Разат по-прежнему чувствовали свою беззащитность перед лицом Старейших.

Они прошли полный круг и снова встали перед Аббатом. Их тяготило молчаливое присутствие Старейших.

– Покажи приспособления! – сказали Аббат.

Их низкий басистый голос вибрировал в костях и доспехах.

Разат ожидали скорее какой-то проверки мастерства, но не выдали своего изумления. Они послушно раздвинули панцирь и принялись вынимать приспособления, укладывая их на камень, один за другим. Разат никогда не принадлежали к числу тех, кто считает, что приспособлений должно быть как можно больше. Наоборот. Они всегда утверждали, что здесь важна экономная изобретательность в соединении общедоступных аксессуаров, ведь именно благодаря ей удается достичь действительно интересных результатов. Но большинство энку-энку, а также, судя по их наблюдениям, и энку-инза, рассчитывали, скорее, на расточительную эффективность и повторяемость. Они собирали много приспособлений с подобными свойствами, строили из них внушительные конструкции, которые чаще всего оказывались обычными дистилляторами. Трудно поверить, что столько энку любят потреблять маршум в виде низкокалорийной темно-коричневой жидкости со слегка солоноватым привкусом. Скорее всего, подавляющее большинство энку просто выбирают одни и те же простые решения, так как сами не могут придумать какой-нибудь оригинальный метод переработки, вносящий нечто новое в потребление маршума. Поэтому они разными способами копируют то, что подсматривают у других, добавляя от себя лишь незначительные детали. И лишь немногие пытаются робко экспериментировать. Чаще всего безуспешно.

До сих пор Разат гордились тем, что уже давно практикуют свой способ приготовления и очистки маршума. Они рассчитывали когда-нибудь его доработать и тем самым улучшить жизнь не только собственного роя, но и всех энку в Арцибии. Однако, выкладывая свои приспособления перед Аббатом, Разат поняли, что, придерживая этот метод только для себя – пусть и временно, пока не подтвердилась его эффективность – они, возможно, в глазах Старейших совершили тяжкое преступление против воли Коллектива. И даже если Старейшины еще не обнаружили ни каверны личности, ни мерцающей в ней искры, то теперь непременно найдут повод их наказать. Дрожащей рукой Разат выложили на камень последний и самый важный элемент личных приспособлений – лабиринтный автоклав, самостоятельно сконструированный из напорного горна и содержащейся в нем системы латунных трубок.

Послышался низкий шепот и ворчание Старейших.

– Откуда это у тебя?

Разат чувствовали себя странно, когда Аббат обращался к ним так прямо, в единственном числе, хотя они знали, что Старейшие делают это специально, подчеркивая, что они стоят здесь одни, без своего роя.

– Мы построили.

Аббат замолчали и, опершись на могучие руки, склонились над лабиринтным автоклавом. Вытаращив большие глаза, они внимательно изучали его. Затем, прохрипев пронзительным басом, быстро вернулись в прежнее положение.

– Забирай это и уходи! Подожди внизу!

Разат поспешно спрятали приспособления под панцирь. С нервной дрожью они спустились по лестнице на второй ярус и почувствовали явное облегчение, когда холодный свет Белой Пирамиды перестал вгрызаться в их панцирь. Они остановились, не зная, что теперь делать. Вдруг главный жрец подскочили к ним так резко, словно боялись, что Разат куда-нибудь убегут.

– Вы не можете покинуть святилище, пока не решится ваша судьба, – прошипели они, схватив Разата за плечо.

– Мы понимаем, – сказали Разат, хотя это было неправдой.

– А пока вас запрут в неиспользуемой тренировочной камере. Это хорошее место для таких, как вы.

Слова главного жреца звучали с жесткой презрительной твердостью, но Разат не могли понять, откуда она там взялась. Не знали они также, что на самом деле произошло, почему испытание проходило так своеобразно и чем неиспользуемая тренировочная камера хороша для таких, как они.

Для каких именно?

– Мы… – Разат хотели задать какой-нибудь вопрос, неважно какой, лишь бы начать разговор, который хоть немного приблизил бы их к объяснению этих тайн, но главный жрец гневно заорали:

– Молчать!

А потом, с явным трудом сдерживая эмоции, спокойнее добавили:

– Пока у вас нет права голоса.

Жрец потащили Разата на первый уровень и грубо втолкнули в небольшую камеру в виде узкой вертикальной трубки. Скрипнула задвижка. Разат уперлись спиной в шершавую ржавую стену. Пятна ржавчины осыпались с тихим шорохом. Сквозь крошечные круглые отверстия в камеру проникал тусклый желтоватый свет. Еще можно было сохранять угасающую надежду, что все закончится хорошо, потому что, когда совсем недавно Разат тренировались здесь под присмотром жрецов, им доводилось видеть энку, просто выходивших после Испытания Таботта из Святилища, и никто их не останавливал. Видели они и тех, чье обмякшее мертвое тело выносили на улицу и скидывали с направляющей стрелы в темную бездну энку-кромрахов. Однако ни разу Разат не наблюдали, чтобы кого-то из энку силой закрывали в камере. Это означало, что у них еще есть шанс на выживание. Впрочем, существовала еще одна вероятность: некоторые кандидаты в адепты настолько сильно досаждают Старейшим, что те не убивают их сразу, а закрывают в тренировочной камере, рядом с собой, чтобы слышать, как они мечутся, хрипят, теряют сознание, будучи отделенными от своего роя и, наконец, дохнут с голоду, когда иссякает их запас маршума.

В Разате росло убеждение, что именно такая судьба их и ждет. Что это единственно правильный и единственно возможный конец их жизни в этом городе. Что так будет лучше для Коллектива. До сих пор им казалось, что они идут рискованным, но правильным путем, что они могут безнаказанно слышать «рыбу», слышать «косяк», слышать «косяк рыб» и пестовать личное, независимое, скрытое от других пространство опыта. Но в итоге до Разата дошло, что они сами себя обманывали; что рано или