Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

и Фокин твердили, что не хотят никаких наднациональных институтов в Москве. Явлинский чувствовал, что проигрывает дебаты[1328]. Наконец, Ельцин сказал как отрезал: «Мы хотели бы подписать договор как можно скорее. Неопределенность плохо сказывается на состоянии экономики». Он имел в виду Алма-Атинское экономическое соглашение. Вместе с тем Ельцин добавил, что все зависит от конкретных договоренностей по финансам, бюджету, собственности и торговле, которые еще предстоит согласовать. «Во-вторых, – ткнул пальцем в воздух Ельцин, – мы считаем, что пора прекратить финансирование органов, которые не предусмотрены этим экономическим соглашением. И всех органов, которые Россия не делегирует центру»[1329].

Затем он перешел к третьему пункту: центральный банк не должен диктовать республиканским, что делать. Взамен Ельцин предлагал банковский союз. Республики при желании могли бы ввести свои «национальные валюты», а советские золотовалютные резервы, хранящиеся в Москве, находились бы под совместным контролем. Таким образом, Ельцин выполнил данное Бушу обещание, но оставил свои требования в силе. С экономической точки зрения это была полная белиберда. Российский лидер отклонился от стратегии Гайдара и подыгрывал украинцам. Кравчук тотчас поддержал российские условия. Если их выполнят, Украина тоже подпишет экономическое соглашение, заявил он[1330].

Явлинский еще раз попытался спасти ситуацию. Он объяснил, что, если республики напечатают свои деньги, рублевая зона рухнет. «Это же закономерность», – сказал он, беспомощно разводя руками. Республиканские лидеры начали спорить о том, кто что может поставлять в общий котел, чтобы прокормить крупные города. Кравчук заявил, что Украина не станет отправлять продовольствие в Москву и Санкт-Петербург. Горбачев спросил, кто тогда будет кормить армию. Фокин ответил, что Украина может снабжать продуктами вооруженные силы на своей территории. Горбачев взорвался: «Вы там напринимали таких законов, что и армию [нечем будет кормить]. Вы доведете президента страны до такого состояния, что я вынужден буду отменить ваши [законы]… Сейчас пока еще считался с вами…» Фокин хотел перебить, но Горбачев не позволил: «А теперь вы еще хотите взять финансы отдельно. Картошку им отдельно… А то у нас как будто уже ничего не действует. Ни конституции сегодняшней… Она действует!»[1331] Горбачев производил удручающее впечатление – очередная эмоциональная вспышка осталась без последствий.

Наконец, девять руководителей республик согласились подписать экономическое соглашение. Церемонию назначили на 15 октября. В последний момент Ельцин, однако, снова передумал и потребовал, чтобы каждая республика имела пропорциональную квоту на печатание денег в рамках рублевой зоны[1332]. Церемонию пришлось отложить. Горбачев напоминал жениха, чья невеста не явилась на венчание. Вместо этого в Кремле состоялась встреча советского президента со Слободаном Милошевичем из Сербии и Франьо Туджманом из Хорватии, но это было слабым прикрытием для его конфуза. Черняев с сарказмом комментировал: «Уговорить Сербию и Хорватию – чтоб «без крови»?.. Смешно! Или у нас самих нет чеченцев, ингушей, осетин, армян – etc, etc, чтоб мирить?!»[1333] Спустя несколько дней Ельцин и руководители еще семи республик подписали договор об экономическом союзе с внесенными в него поправками. Тем временем разногласия между Россией и Украиной нарастали. Прежде чем подписывать договор, украинские лидеры потребовали свою долю советских запасов золота, алмазов и других ценностей. Киевские лидеры жаловались, что московские компании пытаются захватить контроль над портами в Одессе и Крыму, а российские нефтяники обвинили Украину в присвоении нефти и продаже ее за границу по мировым ценам. Поставки нефти на Украину упали с 55 до 40 млн тонн. «Цивилизованного развода у нас не получается. Каждый пытается сейчас захватить то, что может… Эти споры не закончатся добром», – записал в дневнике хорошо информированный Адамишин[1334].

ПРАВИТЕЛЬСТВО РЕФОРМ

На следующий день после заседания временного правительства Горбачева Ельцин нашел время встретиться с лидерами «ДемРоссии». Юрий Афанасьев обвинил Ельцина в том, что тот взял отпуск в момент острого кризиса в стране. Он осудил попытки сделать Россию наследницей Советского Союза, назвав их «шовинизмом», и потребовал немедленных экономических реформ. Также Афанасьев выступил против сотрудничества Ельцина с Горбачевым и даже пригрозил вывести оппозицию на улицы Москвы. Выслушав критику, Ельцин сообщил главную новость: он принял решение сформировать новое правительство «народного доверия», члены которого будут рекомендованы лидерами демократического движения. В ближайшие несколько месяцев российское правительство отменит регулирование цен, выпустит на волю рынок и развернет масштабную приватизацию, пообещал он[1335].

Ельцин сдержал обещание. Он попросил Бурбулиса организовать ему встречу с Гайдаром. Она состоялась 16 октября. Бурбулис вспоминал, что первая реакция Ельцина была негативной – рыхлый и полный, с почти детским лицом, Гайдар походил на «ботана». Однако его спокойная решимость, не уступавшая ни в чем ельцинской, произвела сильное впечатление на российского лидера. По воспоминаниям Бурбулиса, Ельцину надоела «самоуверенная болтовня» «экспертов», которые на деле ничего не смыслили в советской экономике. Гайдар избегал профессионального жаргона и очень четко, спокойно излагал свои взгляды, убедительно отвечал на сложнейшие вопросы «и при этом давал еще и перечень мероприятий, как провести реформы». Один из членов команды Гайдара вспоминал: «Сабуровская команда, в силу того, что не очень понимала, что такое переходный процесс и как его осуществлять, чего-то блеяла и мычала. А Егор был уже великим и могучим, уверенным в теории»[1336]. То была уверенность новообращенного, уверовавшего в великую и могучую неолиберальную доктрину. Эта вера покорила Ельцина.

У Гайдара и российского президента к тому же имелись общие корни на Урале. Дедом экономиста по материнской линии был русский писатель Павел Бажов, автор фольклорных сказов об уральских поселенцах и рудокопах. В детстве Егор Гайдар приезжал на Урал и проводил там лето. Дед его по отцовской линии, Аркадий, – культовый литератор, известный каждому советскому человеку. Его романы 1920-х и 1930-х годов славили революционный режим и социальную справедливость. Словом, Ельцин не мог не обратить внимания на мощную символику фамилии Гайдар. Дед боролся за коммунистическую утопию, а внук теперь вызвался разрушить тоталитаризм и повести Россию к рыночному процветанию. «Он гигант в экономике, – сказал Ельцин жене после встречи. – Прорвемся!»[1337]

Гайдар не питал иллюзий насчет масштабов своей задачи – ему поручили встать у руля тонущего корабля и направить его к свободному рынку без каких-либо финансовых резервов и в отсутствие базовых структур и привычек, свойственных обществам с рыночной экономикой. Отказаться от такого предложения Гайдар не мог – это было делом личной чести[1338]. Но даже в самых страшных кошмарах Гайдару не снилось, что его ждет. Одной из главных проблем был сам Ельцин – президент России не мог постичь премудрость макроэкономики и множество проблем, связанных