Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

Ничего, увы, не вышло!

Я сама оттолкнула Велихова. Мы расстались после того, как я заблокировала его номер, потом перестала отвечать на сообщения в социальных сетях, занеся его аккаунт в черный список; когда попросила отца передать на словах ему, что хотела бы разорвать контракт и попросить его убраться из моей жизни и жизни «Шоколадницы» — мы перестали быть парой, о которой говорил его брат. Петр ничего ни разу не ответил внятно, но в точности выполнил мои просьбы и желания. За это я могла бы пробурчать ему «спасибо», да только сообщения не отправляются и не принимаются — связь полностью блокирована. Зато по уставным документам он все еще числится совладельцем, его фамилия есть в списке соучредителей-руководителей, представленном согласно алфавиту. Значит, он еще на что-то надеется, к чему-то стремится или просто хочет еще больнее зацепить меня. Хотя куда уже больнее? И так все выжжено и умерщвлено, реанимации не подлежит, значит, нужно только вынести и на помойку выкинуть.

Надо бы отдать ему должное, ведь Велихов больше никак воочию не донимает меня, не напоминает о себе и не надоедает своей исключительной привязчивостью… В некотором роде, конечно. Избавился от детской одержимости? Излечился и полностью освободился? Однако каждый вечер, регулярно и с завидными точностью и постоянством, я получаю маленькую вкусную передачу. Уверена, что от него, что это его рук дело, что так он пытается наладить со мной контакт и заново начать. Очередная шалость и жестокая игра, или он в очередной раз пытается использовать меня или достать? Довольно! С меня хватило одного, зато какого, показательного случая.

Он совсем не виноват в том, в чем я его подозревала, как позже выяснилось. Безутешные и обосранные — в разных смыслах этого слова — клиенты Мантурова отравились не у нас, поймали кишечную инфекцию не в «Шоколаднице» и даже не в ресторане у Максима, и вообще, не в этом городе. Как оказалось, немногим ранее, перед осуществлением покупок в нашем магазине, они посетили детский праздник всей дружной компанией, на котором разгулявшаяся не на шутку детвора скормила друг другу пластилин с ореховым печеньем. Странно, что с огромным аппетитом поели несъедобное «приготовление» только эти две малышки, а остальные маленькие клиенты праздничного стола даже не заметили никаких желудочно-кишечных симптомов или неприятных ощущений. Вероятно, индивидуальные особенности организма и нечистоплотное содержание именно этих детей, за которыми недостаточно следит как будто бдительная, но все же финансово необеспеченная родительница, сыграли на руку инфекции, пробравшейся в их ослабленные недоеданием и отсутствующими витаминами детские тела. Девчушки отравились тем, что употребили, когда играли то ли в дочки-матери, то ли в «магазинчик» на дне рождения своей общей подруги. Вот так обстояли дела, когда я получила справку о том, что:

«По результатам проверки не выявлено микроорганизмов, являющихся возбудителями кишечных инфекций. Дизентерийная палочка, сальмонелла, стафилококк, палочка брюшного тифа и вибрион холеры — отрицательно!».

Я, безусловно, выдохнула, но не испытала истинной радости или облегчения. Не знаю, как так вышло и что тому служит причиной, но вернуться в свой магазин после этого я не могу уже долгих три недели.

Кручусь, наматывая километраж, когда как будто подъезжаю к знакомому входу, но не могу заставить себя остановить машину, покинуть салон, подойти к двери и снять объявление о том, что:

«Приносим извинения, но мы вынужденно временно закрылись! Вернемся к вам после стабилизации обстановки»…

Почти на цыпочках пробираемся с Юлой в наш уснувший дом. Суетимся в холле, снимаем обувь, складываем сумки, стягиваем с плечей пиджаки и кардиганы. Затем, зевая и посматривая друг на друга, схватившись за руки и вытянувшись струнками, на носочках, как балерины-самоучки, поднимаемся на второй этаж, направляясь в свои комнаты.

— Все хорошо? — шепчет Юля.

— Да. Спасибо, что вытянули меня. Немного помогло.

— Отпустило?

— Совсем чуть-чуть.

— Вечер не последний, Тосик. Так что запросто можем повторить еще. Не-од-но-крат-но, цыпа! Тебе стоит лишь сказать, что желаешь нашего занудного, исключительно по твоему мнению, общества, и мы с радостью окажем тебе услугу. Кстати, Сашка не обижал тебя? — сестра отпускает мою кисть, но обнимает за талию и притягивает к себе. — Как он там оказался?

— Это маленький город, курочка.

— Миллионник? — на меня таращится, как дефективный пучеглазик.

— И тем не менее. Он отдыхал с друзьями.

— А-а-а…

Знаю, о ком сейчас речь пойдет, поэтому спешно перебиваю:

— Его там не было. Он на работе. У него какие-то неотложные дела. К тому же старший этого не любит, по Сашкиным словам.

— Ты расстроилась?

— Нет, — скоро отвечаю и для убедительности еще раз повторяю. — Нет, конечно.

Остаток короткого пути проходим в тишине, лишь изредка поглядывая друг на друга, задумав, по всей видимости, что-то нехорошее.

— Когда свадьба? — уставившись в дверное полотно своей комнаты, задаю вопрос.

— Через три месяца, — в ответ мне тихо шелестит сестра.

— Родители…

— Они не возражают, Тосик. Костя представился и сообщил отцу. Мы, конечно, подали заявление.

Чересчур галантно и очень старомодно, как по мне, к тому же чрезвычайно скоропалительно. Вот тут как раз удивляться совершенно нечему. Выбор, откровенно говоря, не очень-то большой, да и обстоятельства раздумывать подолгу не позволяют.

— Мне нравится Костя, цыпа. Хочу, чтобы ты об этом знала. Он верный мужчина и любит тебя. Это видно! А ты будешь с ним счастлива…

— А мне Петя, — внезапно выкатывает странное признание.

— Что? — стремительно оборачиваюсь и встречаюсь с глазами, уже, по-видимому, давно стоящей ко мне лицом пока еще Смирновой. — Но…

— Что между вами происходит, Ния? — сестра трогает мои руки, гладит предплечья и подбирается к плечам. — Кошка пробежала? На двух ногах или…

— Ничего. Вернее, я не знаю, — суечусь глазами по ковру, внимательно изучая узор, который будто бы впервые вижу. — Нужно время. Видимо, я чего-то испугалась.

Только вот чего?

— Разберись, как можно скорее, с этим, — подавшись на меня вперед, негромко произносит, — пока не стало слишком поздно.

— Слишком поздно? — смаргиваю, зачем-то переспрашиваю, хотя и так понятно, про что она вещает, опираясь на горький опыт своей короткой в чем-то несчастливой жизни.

— Спокойной ночи, цыпа, — притянув к