Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

но лишь отчасти. <…> Сделать большой обзор декабристоведческой лит<ерату>ры очень заманчиво, но встают исключительные трудности с упоминанием целого ряда исследователей, журналов etc.[44] Обойти такого рода трудности, придумать какой-то новый план обзора с учетом всех этих моментов я не сумею – и едва ли решусь взяться. С одними Бестужевыми трудностей не оберешься[45].

В результате М. К. так и не оказался среди участников сборного тома. Однако идея обзора, высказанная в письмах Зильберштейна и Оксмана, запомнится ему и будет «вызревать» в течение нескольких месяцев. Поначалу же ее оттеснили другие работы.

В начале февраля 1951 г. М. К. получил письмо из Читы от молодого краеведа (военного медика по профессии) Евгения Дмитриевича Петряева, изучавшего культуру старого Забайкалья[46] и обратившегося к ученому-сибиреведу с конкретными вопросами. В письме упоминалось о читинском литературно-художественном ежегоднике «Забайкалье». Будучи членом редколлегии, Петряев предлагал М. К. принять в нем участие.

До этого Петряев видел М. К. лишь однажды – в Иркутске в 1943 или 1944 г. Об этой встрече он рассказывает в своем письме к М. К. от 2 января 1952 г.:

Великая у меня к Вам просьба: пошлите мне свою фотографию. Мне кажется, что в один из своих приездов в Иркутск (во время войны, когда Иркутск был нашего военного округа) я видел Вас в библиотеке университета (в каталожной комнате). Тогда прошли выборы в Академию. Мне запомнилось, что один человек с палочкой, типичного профессорского вида, очень остроумно рассказывал библиотечным работникам о Баранникове[47] и перипетиях выборов. Видно было, что рассказчик – один из корифеев. Кто-то мне шепнул, что это новый член-корреспондент Академии. Смертельно жалею, что не смог тогда побывать на Ваших лекциях (68–27; 11 об.)[48].

Предложение, высказанное в первом письме Петряева, М. К. воспринял с радостью и сразу же предложил «Забайкалью» цикл писем Михаила Бестужева, относящихся к его амурскому путешествию 1857 года. Упоминая об этих письмах в цитированном выше письме к Зильберштейну, М. К. подчеркивал «специфический, главный образом сибиреведческий» характер этого материала. Понятно, что для читинского альманаха «Амурские письма» подходили как нельзя лучше. Отвечая Петряеву, М. К. сообщает (7 февраля 1951 г.):

В связи с подготовкой нового издания воспоминаний братьев Бестужевых, чем я был занят последнее время <…> у меня скопилось довольно большое количество разных сибирских (в том числе и прямо забайкальских) декабристских материалов. В частности, я предполагаю подготовить отдельным изданием записки декабриста Михаила Бестужева о его путешествии на Амур (1857). Когда и как это издание будет реализовано, не выяснено, а пока я мог бы предложить альманаху ту часть, которая касается пребывания М. Бестужева в Забайкалье (поездка по Ингоде и Шилке). Примерное заглавие: «Декабрист М. Бестужев в Забайкалье» или «Письма М. Бестужева из Забайкалья». Объем – листа 3. Если Вас такая тема интересует, немедленно известите…[49]

Редакция «Забайкалья» ответила согласием, и в течение 1951 г. М. К., вынужденный то и дело отрываться от писем Михаила Бестужева (болезнь, вторая операция, составление именного указателя для «Воспоминаний Бестужевых», «новомирская» рецензия на «Записки» Якушкина, работа для «Литературного наследства» и др.), готовит публикацию для читинского альманаха, появившуюся летом 1952 г.[50]

Эта публикация была, безусловно, важна для М. К., приступившего еще в 1920‑е гг. (совместно с Исааком Троцким) к изучению эпистолярного наследия Михаила Бестужева, чья фигура в отечественном декабристоведении как бы терялась на фоне его знаменитых братьев – Александра и Николая. Предпринятая уже в первом издании (1931) попытка привлечь внимание к Михаилу, воссоздать его «собственное лицо, особенно резко очерченное в политическом отношении», была усилена М. К. в издании 1951 г. Этот аспект весьма тревожил М. К. «…А вот удался ли мне М. Бестужев, который, как мне сдается, действительно в первый раз так подается и впервые получает целостные очертания? – озабоченно спрашивал он Оксмана 25 ноября 1951 г. – Над Михаилом я особенно старался и добивался четкости и выпуклости!»[51]

Радуясь возможности опубликовать в читинском альманахе неизвестные письма Михаила Бестужева, которые, как сказано во вступлении, входят «в число значительнейших памятников краеведческой литературы Забайкалья», М. К. выбрал 12 писем, связанных с путешествием декабриста от Нерчинска до Николаевска-на-Амуре: одно из Нерчинска, два из Николаевска, остальные – с дороги. Однако, полагая, что письма из Николаевска представляют собой в совокупности «чрезвычайно ценный материал для истории первых лет жизни этого города», он надеялся в дальнейшем выделить их «в особую публикацию»[52] (к сожалению, так и не состоявшуюся)[53].

В том же номере «Забайкалья» была помещена и статья самого Петряева «Декабристы и врачебное дело в Забайкалье», которую М. К. читал еще в рукописи; Петряев прислал ее в конце 1951 г. для отзыва, сославшись на требование редакции. Прочитав и одобрив статью, М. К. сообщил автору ряд уточнений и написал следующее:

По всей вероятности, эта работа в дальнейшем станет диссертацией[54], не правда ли? Если Вы будете ее защищать в Ленинграде и если понадобится второй оппонент – специалист по декабристам, – и ежели обратятся для этой цели ко мне, охотно соглашусь[55].

Безошибочно распознав в своем читинском корреспонденте талантливого исследователя и высоко оценив его первые краеведческие опыты, М. К. старается оказать ему посильную поддержку. Как только появился пятый номер «Забайкалья», он советует Петряеву послать экземпляр Ю. Г. Оксману[56]; затем рекомендует Петряева редакции «Литературного наследства» («…я полагал, Вам будет приятно завязать прочные связи с Лит<ературным> Наследством и принять участие в большом декабристском томе»[57]); живо обсуждает с ним ту или иную важную для обоих тему, сообщает новые сведения (в том числе архивные), указывает на возможные проблемы и трудности. Так, узнав, что Петряев собирает материал о Ф. И. Бальдауфе и даже установил авторство одной из его ранних повестей, М. К. высказывает свои соображения на этот счет, приводит данные о публикациях Бальдауфа в журнале «Благонамеренный», а в июне 1953 г. дает письменный отзыв на статью Петряева об этом сибирском поэте[58]. А в сентябре того же года М. К., «совершенно больной»[59], готовит официальный отзыв на книгу Петряева «Исследователи и литераторы старого Забайкалья» (Чита, 1954).

В связи с интересом Петряева к врачу и этнографу Н. В. Кирилову М. К. извещает Евгения Дмитриевича о том, что в письмах В. К. Арсеньева к Л. Я. Штернбергу упоминается об этом враче-этнографе[60].

Число таких «подсказок» в письмах М.