Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ПБ не придали должного значения ноте. Ограничились мерами чисто пропагандистскими. 24 февраля постановили: «Опубликовать завтра же в печати ноту английского правительства с одновременным помещением ряда статей по поводу этой ноты. Ответственность за Бухариным»531. И лишь неделю спустя последовало уточнение: «Воспретить “Правде” и “Известиям” помещать корреспонденции или статьи, афиширующие деятельность русских товарищей в Китае и других зависимых странах… корреспонденции из Индии и других колоний Англии за русскими подписями без специального разрешения на то ЦК ВКП(б)»532.
Особое мнение выразил лишь Зиновьев — в записке, направленной в ПБ.
«Судя по некоторым признакам, — писал он, — часть товарищей рассматривает ноту Чемберлена как сравнительно мелкий эпизод и, притом, заключающий целую полосу. Нота является-де костью, брошенной “твердолобым” консерваторам. Чемберлен-де никакого разрыва не хочет и его не готовит. Чемберлен-де не двинул против нас “тяжелую артиллерию” (факты о нашей помощи китайцам и т. п.), а ограничился “газетным фельетоном”.
Было бы в высшей степени опасно принять такую концепцию.
Скорее всего, нынешняя нота есть не заключение, а введение к целой новой полосе… Чемберлен не говорит о нашей помощи китайцам. Но это по очень простой причине. Он не хочет нас еще больше попридерживать в Китае. Его нота преследует пока что три цели:
“1) оказать известное влияние у нас, в СССР, в особенности на известные слои крестьянства и служилой интеллигенции;
2) подготовить общественное мнение в самой Англии, создав вновь шум о нашем “вмешательстве” во внутренние дела Англии…
3) сделать дипломатическую “зарубку”, чтобы в будущем можно было сразу применить более сильнодействующее средство — разрыв дипломатических отношений”».
Завершил же Зиновьев записку такими предложениями: «Никакого бряцания оружием с нашей стороны, никакого “шапками закидаем”, никаких вызовов, никакого легкомыслия. Предотвратить войну на срок как можно более отдаленный — вот наша задача. Из этой, а не какой-либо другой ориентировки должны мы исходить, оценивая ноту Чемберлена, что, конечно, не исключает, а предполагает хладнокровие, достоинство и твердость в нашем ответе на ноту. Основная задача нашей дипломатии при таком положении должна заключаться в том, чтобы предотвратить обострение, не говоря уже о войне»533.
К особому мнению Зиновьева в ПБ не пожелали прислушаться. По всей стране начали проводить инспирированные «сверху» митинги, демонстрации протеста. Открыли повсеместный сбор средств на производство самолетов под ставшим надолго весьма популярным лозунгом «Наш ответ Чемберлену».
Еще более серьезное положение сложилось в Китае, о котором далеко не случайно напомнил Зиновьев. 30 марта 1927 года выступившему на заседании президиума ИККИ, уже недоступного для его бывшего председателя, Бухарину пришлось признать неприятное, но еще не окончательное: «Правые гоминьдановцы… высказываются совершенно открыто против чрезмерной власти русских советников, против влияния СССР, за чисто китайский патриотизм».
И сразу же поспешил все же оговориться: «Чан Кайши… объективно все же ведет освободительную борьбу… Играет прогрессивную роль, ведя борьбу против империализма. У нас есть внутри Гоминьдана возможность использовать эту специфическую ситуацию, чтобы усилить снизу левое крыло в Гоминьдане и через этот механизм усилить наши стратегические узловые позиции в армии и правительстве (Китая)»534.
Бухарину вторил Сталин. На московском партактиве 5 апреля заявил: «Китайская революция —… национально-освободительная. Поэтому выкидывать министров-капиталистов скоро нельзя… У нас была из Шанхая телеграмма о восстании. Мы сказали: молчите. Мы им запретили и хорошо сделали. Мы сохранили резерв революции… Каналов воздействия на Гоминьдан достаточно. Мы не будем подчеркивать своей руководящей роли»535.
Очень скоро просчитались оба. Совершили, упорствуя в своих оценках положения, вопиющую политическую ошибку. 12 апреля 1927 года Чан Кайши совершил государственный переворот. Разорвал все отношения с общенациональным правительством Ван Цзивея, находившимся в Ухане. 18 апреля создал свое правительство, в Нанкине, уже без левых гоминьдановцев и коммунистов.
Теперь большинству, и прежде всего Сталину и Бухарину, следовало как можно скорее признать свою ошибку в отношении Китая. И, главное, непременно дезавуировать выглядевшую теперь несомненно ошибочной резолюцию 7-го расширенного пленума ИККИ, принятую под давлением Бухарина. Утверждавшую: «Мнение, будто коммунистическая партия должна покинуть Гоминьдан, ошибочное»536.
Вместе с тем, большинству, чтобы не признавать правоту Зиновьева и Троцкого, чтобы тем самым сохранить свое властное положение, следовало любым способом усилить критику лидеров объединенной оппозиции. Использовать для того любой представившийся повод. Самый незначительный, даже надуманный.
1.
На очередном пленуме ЦК, открывшемся 19 апреля, четвертым пунктом повестки дня стало сообщение «О последних событиях в Китае и решениях ЦК в связи с ними». Внезапно внесенное и порученное Рыкову, а не Бухарину, как вроде бы следовало. Сообщение, оказавшееся докладом и породившее еще до того, как было сделано, острый конфликт.
Сначала Зиновьев опротестовал отказ Секретариата пленума распространить среди членов ЦК его тезисы к выступлению Рыкова только на том основании, что изложены они на 54 машинописных страницах. «Сегодня этот вопрос стоит, — объяснил Зиновьев. — Будет доклад, будут прения. Стало быть, каждый член ЦК, безусловно, имеет право изложить письменно ряд предложений своему ЦК…
Вы видите, товарищи, что вышла Китайская коммуна немножко наоборот. То есть нечаянно поздравили генералов Галифе (известен жестокой расправой с парижскими коммунарами в 1871 году — Ю. Ж.) или Кавеньяка (беспощадно подавившего во Франции июльское восстание 1848 года — Ю. Ж.). Этим объясняется то, что пришлось ряд фактов сообщить в этой записке…
Несколько дней назад, на собрании актива товарищ Сталин и товарищ Бухарин говорили, что они Чан Кайши используют и в любой момент могут выгнать. Они используют его, как крестьяне используют каждую кобылу. Чан Кайши, по их словам, выше на голову Керенского и Церетели потому, что он ведет борьбу против империализма. Эта политика неверна. И когда дают документ, излагающий, почему именно эта политика неверна, его кладут под спуд… Я думаю, что это может только затруднить решение такого серьезного вопроса, как китайский»537.
Зиновьеву не удалось настоять на своем праве. Его тезисы разослали «в установленном порядке» уже после закрытия пленума. Мало того, абсолютным большинством голосов (всего четыре против) постановили считать доклад Рыкова и прения по нему секретными, почему и не стали их стенографировать. В силу этого невозможно узнать, как же объяснил Рыков провал линии ПБ в китайском вопросе, какие выводы сделал. Доступны только
