Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она выпустила Онирис из сковывающих объятий, отступила на шаг, сняла шляпу, а потом и копна волнистых рыжих локонов сползла с неё. Вот почему никто не знал настоящего цвета её волос: под париком у неё оказался налысо выбритый череп. Отвесив шутовской поклон и сверкнув клыками в насмешливом оскале, она послала ошеломлённой Онирис воздушный поцелуй и исчезла — растаяла, как призрак.
Онирис очутилась в своей постели. Была ещё ночь, но она поднялась и устремилась в купальную комнату: хотелось смыть с себя ощущение этих беспардонных объятий. Они загрязняли её, оставили после себя какой-то неприятный, скользкий налёт, и Онирис намыливалась несколько раз, отмыла кожу просто до скрипа, пока не поняла, что омовением тела это чувство не прогнать, нужно было очищать душу. Она велела дому сменить постельное бельё: хотелось избавиться от всего, что напоминало об этом сне.
Наконец молитвой и единением с Источником ей удалось себя успокоить. Его тёплые лучи приглаживали взъерошенную душу, и она снова становилась чистым сосудом, наполненным этим чудотворным и могущественным светом. Все, кто близок ей и любим ею, могли брать из неё сколько угодно света, за себя она не тревожилась. Истощения она не испытывала никогда, Источник исправно наполнял её, а она возносила ему свою благодарность и любовь. А больше ничего он и не просил.
Похоже, как Эллейв и опасалась, Йеанн нашла портрет Онирис. Но что значил этот бред про какую-то смертельную опасность, которой ей угрожало морское путешествие? Или... не бред? Мысли об этом вползали в душу, как холодные щупальца какого-то морского гада, обвивались и присасывались, и крайне трудно было отодрать их от себя. Студенистые и мягкие, но мощные, они держали сердце Онирис в своих холодящих, отвратительных объятиях, и только мысленное обращение к Источнику на время спасало и приносило умиротворение в душу.
Онирис постаралась максимально привести себя в обычное расположение духа: не хотела никого беспокоить и тревожить своим унылым видом. Она около часа пребывала в медитации, помолилась в Доме Света перед статуей, окружённая курящимися благовониями. Они были не просто ароматными веществами, но оказывали успокаивающее и умиротворяющее воздействие, их дым оседал в носу и горле, проникал к мозгу и воздействовал на него.
Наконец неприятный сон почти развеялся, осталась лишь лёгкая тень, вроде маленького облачка на чистом горизонте. На неё можно было не обращать внимания. За завтраком госпожа Игтрауд бросила на Онирис внимательный взор, но та безмятежно улыбнулась и не подала виду, что её что-то беспокоило. Собственно, душевное равновесие ей в целом удалось восстановить, осталась лишь крошечная заноза, которая почти не беспокоила и не чувствовалась. Она давала о себе знать, если о ней подумать, но Онирис старалась её не вспоминать.
Дни шли, Онирис продолжала учёбу и понемногу пыталась работать. Нескольких прихожан ей удалось избавить от боли разной степени: у кого-то это были лишь маленькие искорки, которые она, точно веником, выметала из-под сердца одетыми в защитные перчатки руками, у кого-то — кристаллы средней величины, и только у одного подопечного это оказался довольно мощный кристалл, который тот носил в себе много лет, и который оказывал на его жизнь существенное отрицательное влияние. Защита не только ограждала её саму, но и оказывала на страждущего очистительное действие, она заключала в себе целительные свойства. Обычно Онирис приходила в храм и располагалась в маленькой каморке с узорчатой решёткой-перегородкой. За решёткой сидел прихожанин, которого к ней направляли ризоносные сёстры. Онирис ласково и приветливо просила его рассказать о себе, о том, что его беспокоило. Если он говорил, ей легче было проникнуть в его душу, но и молчуна ей удавалось исцелить, приходилось лишь приложить чуть больше усилий. Она входила в состояние полумедитации, когда её тело могло обычным образом двигаться и разговаривать, но душа была открыта для тонких материй и видела то, что обычный взгляд не видит. Онирис лишь немного двигала своими телесными пальцами, а «руки» её души бережно и нежно проникали в грудь прихожанина, вынимали боль и очищали нутро от её остатков.
Онирис обучали не как жрицу, а скорее как мирянку продвинутого духовного уровня с элементами магических умений. Таковой была и сама госпожа Игтрауд. Когда глаза души Онирис достаточно прозрели, она увидела, что пространство дома и сада накрыто очень красивой узорчатой сеткой-куполом, переливающейся всеми цветами радуги. Это была магия домашнего уюта, покоя и гармонии, как сказала сама госпожа Игтрауд. Вот почему Онирис сразу ощутила себя здесь действительно как дома! И всякому, кто входил в этот дом, было здесь очень хорошо. Когда Эллейв уходила в море, она брала с собой заряженный матушкой талисман, который излучал домашнюю атмосферу, и таким образом она могла везде носить с собой частичку родного дома. Были такие талисманы и у Арнуга, и у Одгунд, и у Иноэльд, и у Трирунд. «Когда на тебе этот амулет, — рассказывала Эллейв, — ты как будто и не уезжала из дома, хотя и находишься далеко от него. Дом — с тобой. Матушкино тепло и любовь — с тобой». Талисман представлял собой кулон-подвеску из серебристого сплава, изготовленный в технике скани — то есть, в виде ажурного металлического кружева. Внутри этого сердечка переливался сгусток радужного света, который то тускнел и становился почти невидимым, то разгорался и ярко сиял — в зависимости от потребности носителя в домашнем тепле. Сами сердечки были изготовлены в мастерской ювелира по рисунку госпожи Игтрауд и украшены драгоценными и полудрагоценными камнями, а внутреннее наполнение помещала туда она сама. Камни подбирались для каждого носителя персонально, у каждого был «свой» камень.
Подарила госпожа Игтрауд такой талисман
