Да воздастся каждому по делам его. Часть 2. Алька - Ирина Критская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не узнаешь? Своих забыла. Сыр тэрЭ дела? Сыр ту дживЭса?
– Ух! Рая! Какая ты стала, не узнать совсем! Прямо как из журнала!
– Да ладно! Зайди вечером, чай будем пить. Да и погадаю.
Рая с трудом подняла чемодан и пошла к калитке.
– Ты что, помнишь, как гадать? Не забыла?
– Комсомольцы никогда ничего ее забывают! – озорно отрапортовала цыганка, по-пионерски отсалютовав.
Тихий вечер, весь пропитанный ароматами распускающихся трав, настал незаметно. Переделав кучу дел, Аля что- то так устала, что легла на кровать, вытянула ноги и задремала. Легкий запах дымка из цыганского двора, аромат блинчиков из кухни, еле слышная возня и кудахтанье наседки в соседней комнате, шарканье деда на дворе – все это погружало Алю в какое -то гипнотическое состояние спокойствия и неги. Сквозь сон она слышала, как бабка открыла ворота, впустив корову и та, шумно вздыхая и позвякивая колокольчиком шла по двору. Слышала легкий звон подойника, и шаги бабуси, быстро и легко, несмотря на полное большое тело, пробежавшей к погребице доить Дашку. Она балансировала на грани сна и яви и почувствовала, как разжимаются тиски там, где -то в горле и груди…
… Осторожный стук в окно выдернул Алю из дремоты. Вскочив, она схватила мухобойку, подбежала к окну.
– Гад, Сашка, опять дурака валяет! Сейчас по лбу тресну, прибью как муху, может поумнеет!
Распахнув окно, впустив теплый запашистый степной ветер, она выглянула
– Ну чего тебе опять, Сашка?
Под березой, прислонившись к мощному стволу, стоял Лачо. Прищуренные глаза были абсолютно черными и непроницаемыми, шелковая рубаха открывала смуглую грудь
– Пошли. Райка ждет…
Аля совершенно не понимала, почему она молча встала, накинула первое попавшее платье, пригладила волосы и вышла на двор!
–Куды Алюся? – Крикнул дед, подметающий двор. – Темниет! Баба ругаться значнет!
– Я быстро, дедусь, калитку не накидывай!
– Ладно! Молока глечик тоби на перекладе оставлю. Выпешь!
На дворе у цыган уже горел костер. Вся семья расположилась вокруг, готовились пить чай. В котелке уже закипала вода, на покрывале стоял подготовленный алюминиевый чайник. Геля любила вкус этого чая, заваренного с травками, отдающего дымком. Ей налили чашку, она села в сторонке и потихоньку отхлебывала, чтобы не обжечься. Сзади пахнуло духами, легкая рука коснулась плеча, метнулись яркие юбки. Геля удивилась, раньше Рая никогда не носила цыганскую одежду.
– В степь пойдем! Жди у калитки!
Глава 13. Рая
Уже совсем стемнело, здесь, в степях, ночь падала сразу, обухом, раз – и не зги. Особенно в эти безлунные ночи тьму, казалось можно резать ножом, зачерпывать ложкой, словно сливовый мармелад. В какой -то момент грянула совершено оглушающая тишина, но вдруг, разом засвиристело по всей степи, звонко, дружно, так что, Аля аж оглохла. Она отстала, отыскивая на ощупь слетевшую тапку, и почувствовала, что ночь, живым, упругим существом обнимает и сжимает ее тело, плотно, густо. Ей даже вдруг стало трудно дышать, и она, тряхнув плечами, сбрасывая наваждение, побежала почти бегом, отыскивая цыган.
Костер уже разгорелся, оказывается они с Раей были здесь не одни. Вокруг, озаряемые неверным пламенем еще не до конца разгоревшегося костра, сидели цыганки. Их было человек пятнадцать, не меньше, они словно распустившиеся среди ночи экзотические цветы, расправили разноцветные юбки и расположились вокруг. Тихо пели заунывную какую- то песню на своем языке, слегка раскачиваясь, и лишь иногда делали плавные движения руками над головой. Мелодично звенели браслеты.
– Что это, Рая? Ты зачем меня сюда привела?
– Тихо! Не кричи, сейчас нельзя шуметь. Лачо попросил тебя позвать…
– Так здесь женщины одни, мужчин- то нет.
– Не принято у нас мужчинам на девичнике, Лачо там – рядом. Оберегает меня, так положено. Смотри вооон туда, видишь – там, где конь…
Аля посмотрела в ту сторону, куда показывала Рая. И вправду, далеко, на фоне странного света, неизвестно откуда берущегося в степи среди ночи, похожего на отсвет далеких зарниц, то ли виделся, то ли угадывался силуэт коня и стоящего рядом высокого мужчины, слегка сутулого с пышной гривой волос.
– А что он там один? Прогнали вы его что ли?
– Дура. У нас мужчин не прогоняют, мы не ваши бабы! Нам спиной-то к ним поворачиваться нельзя. Перед ними проходить нельзя, только сзади. А сюда ему нельзя, он скверны боится.
– Чего?
Аля даже пискнула, как мышонок – удивленно. Такого она не слыхала еще.
–Скверны, дура!
Рая была грубой как никогда, но Аля почему-то не удивлялась, все воспринималось само-собой, естественно, вроде как так было всегда.
– Ты вот юбкой до него коснешься, он запачкан будет. У нас с тобой все, что ниже пояса – скверное, грязное. Знаешь почему цыганской женщине после свадьбы фартук повязывают? Чтоб ненароком чего не осквернила. Так мало того, что ему самому позор, так он и мужикам остальным признаться обязан. Потом долго ему тарелку и чашку отдельно мыть будут и рядом никто не сядет. Плохо это, в общем! Вот он и сторожится… Все, пошли. Там ждут.
Рая крепко взяла её за руку и почти втащила в круг у костра. Цыганки разом перестали петь. Одна из них, совсем старая, с непривычно уложенными для цыганок волосами, схваченные почти у лба в толстый жгут, который потом опускался куда-то под красный парчовый платок, завязанный свободным узлом, с трудом встала и подошла. Она посмотрела на Алю и быстро-быстро, потряхивая по -птичьи головой, начала что-то говорить. Рая отвечала так же быстро, резким гортанным голосом, и Аля понимала только, что это о ней. И еще, Рая несколько раз произвесла -"Лачо! " Судя потому, что старуха, хоть и неодобрительно покачала головой, отошла и села, Аля поняла, что объяснения приняты и она может остаться. Рая толкнула её на маленький половичок в сторонке и пошла к подругам. В свете уже занявшегося вовсю пламени, все происходящее Але казалось нереальным, фигуры цыганок были расплывчатыми и призрачными, и её состояние было похоже на сон. Но вдруг все изменилось. Над степью вдруг зазвучала, вернее воспарила яркая, громкая цыганская песня, женщины вскочили и безудержный танец закружил их! Аля сама не заметила, как оказалась в их круге, на нее кто-то накинул платок, большой, шелковистый и она растворилась в этих движениях, как когда-то в твисте.
"Романо рат, романо рат», – слышилось повсюду,
