Да воздастся каждому по делам его. Часть 2. Алька - Ирина Критская

дышала. " Там мальчики не простые, не наши лягушата из педучилища. Они уже взрослые и все из очень известных семей. И девочки там то же… б…ну сама понимаешь. Поэтому ты не лезь поперед батьки, сиди и слушай. Главное – не ляпни чего… Впрочем…"

Тут дверь резко распахнулась, и Электра запнулась на полуслове. В дверях стоял высокий сероглазый парень с тонким породистым лицом и добрыми глазами сенбернара.

– Эээдииик…

Геля не узнала голоса подруги, он стал тонким, капризным и мелодичным. Грубая комбайнерша вдруг исчезла, и на ее месте, вся, изогнувшись, прижавшись плечом к косяку стояла аристократичная брюнетка с ярко накрашенными алыми губами. Папироса! Геля с ужасом увидела, что у Электры, в изящно откинутой руке зажат мундштук… Она было развернулась бежать, но Электра рванула ее за руку и остановила.

– Эдииик…знакомься…это Лина! Приехала ко мне на день. Она финка, ни мур-мур по-русски. Но понимает кое-что.

Эдик подошел ближе, внимательно и близоруко посмотрел Геле в лицо.

– Проходите, Лина. Не стесняйтесь. Я сам здесь пока в гостях, у брата. Будем держаться вместе.

Он взял Гелину руку, заледеневшую от страха, в теплые, большие ладони и тихонько пожал.

– Если не все поймете, то помашите мне. Я постараюсь объяснить. И первый танец тоже мой.

Он помолчал, вглядываясь и тихо сказал: "Я еще никогда не встречал такую женщину. Эля! Не дайте мне её потерять"

–Ладно, ладно, голубки. Поможем, чем можем!

Электра посмотрела на них насмешливо и, лихо закурив, пошла в зал.

В зале было душно, накурено и полутемно. Несколько пар танцевали в глубине под незнакомую, томную, вязкую музыку. Они плотно прижимались друг к другу, их движения были красивыми, но какими-то стыдными, смотреть на них было неловко и Геля покраснела.

– Эля, детка! Ну наконец! Плотный невысокий парень с взбитым чубом жестких волос и узких, до неприличия, штанах подхватил Электру под руку и, вихляя пухлым задом, потащил танцевать. Геля отвернулась. Смотреть на извивающуюся в руках мужчины девушку было и приятно, и стыдно. И как-то горячо…

– Лина. Вам не по себе? Возьмите, это вкусно.

Эдик протягивал ей широкий бокал с клубникой, залитой лимонадом.

"Откуда сейчас клубника? И зачем портить ее лимонадом" – подумала Геля. Она решила ничему не удивляться и молчать. Совсем молчать тем более, что она ни слова не знает по-русски. Отпив из бокала, она почувствовала острые незнакомые иголочки на языке. А клубника.... Она ела ее раз в жизни, две ягодки, угостили в гостях летом. И смело махнула бокал до дна!

– А! Будь что будет, раз уж я – Лина!

Второй бокал она пила уже медленно, неспешно, сидя в огромном кресле, утопившем ее в своей упругой мягкой неге. На подлокотнике сидел Эдик и что-то нежно говорил, чуть поглаживая ей руку. Она почти не слушала слова, зачем, она все равно ничего не понимает, ей бы по-фински… Комната плыла в тумане, она танцевала с Эдиком, тесно прижавшись к его твердому телу и таяла, таяла…

Потом они учились танцевать какой-то странный танец, он был быстрым и смешным. Геля скинула туфли и вихлялась всем телом, стараясь повторять точные движения Эдика и Электры. А они танцевали это потрясающе!

«Дура! Не вихляй задницей», – визжала и хохотала Эля – «Это же твист! Это тебе не камаринская! Смотри, Эд! У нее получается! Да здорово! Она же прирожденная стиляга!»

Потом, в тесном углу кухни, у самого черного лифта, Эля учила ее затягиваться, красиво держать на вытянутой руке папиросу. Правда, тут их застал Эд и вытолкал взашей, отняв папиросы и выругав идиотками.

Потом проветрили зал, зажгли свечи. Низенький человек с огромной, не по его росту гитарой пел… Он пел так, что все, что с ними только что происходило, эти танцы, выпивка, все казалось ненужной шелухой, она отпала, перестала мешать и смысл простых и мудрых стихов вдруг отрезвил. Его можно было слушать бесконечно, с утра и до утра.

«Кто это?» – шепотом, чтобы не слышали вдруг обрусевшую финку, Геля спросила у Электры.

–Ну ты и дерево! Это же Булат!

…

– Переодевайся быстро, времени уже хренте знает сколько, мать тебе даст по шее! Да и Эдик внизу ждет, проводить хочет. Я ему насвистела, что ты комнату сняла!

Электра нервничала, вот-вот должна была появиться прислуга! Геля наскоро стянула платье, кое-как напялила свое, влетела в пальто и ботинки, повязала платок. Вечер был морозным, падал снег. Эд, полуобняв, вел ее по улице, что-то рассказывал, ловил снежинки, грел ее руки своим дыханием. Она почти не слушала и молчала. Она понимала, что они больше не встретятся. Она знала, что никогда не забудет этот вечер. Она не могла простить себя за это дешевое вранье.

…

Анна открыла дверь.

Молча смотрела, как дочь снимает пальто и ботинки. Посмотрела на ноги в дымчатых порванных чулках, на тонкую шейку с дорогим кулоном. На яркие, обветренные, с остатками съеденной помады. губы. Принюхалась. И с размаху, хлестко так, что у дочери мотнулась в сторону голова, влепила пощечину!

– Дрянь!

Глава 11. Серый шар.

Весна 1961 года в Москве была очень теплой и дождливой. Геля практически не замечала времени, оно летело между подготовкой к выпускным экзаменам, практикой и головокружительным романом с Эдуардом. То, что она делала с парнем и, главное, зачем, сначала было непонятно ей самой. Игра в иностранку затянула её в водоворот и обмана и правды. Все смешалось! Алька оказалась хорошей актрисой и у Эда не закрадывалось ни тени сомнения в её искренности. Она медленно и с трудом "училась русскому", они проводили часы в сладкой игре "учитель- бестолковая ученица", безудержно при этом целуясь.

Вечеринки в кругу новых друзей, разговоры о джазе, странные танцы, вкус длинных заграничных сигарет в долгие вечера в тесной изысканной компании, все очень нравилось Альке, вернее Лине. Откуда- то из глубин памяти всплывали – ощущения добротной жизни – вкусной еды, тонких скатертей, хрупкой посуды и изящных приборов. Она держалась уверенно и спокойно в этой среде. Вот только ложь! Сначала она жутко угнетала Альку, но потом новый образ плотно сросся с ней, словно вторая кожа и перестал раздражать!

Но больше всего она любила твист! Этот танец зарождал в её душе и теле, что-то необъяснимое, легкое и свободное. Она врывалась в него, стремительные, чуть неприличные движения приводили в действие какую – то пружину, которая распрямлялась внутри, и Алька чувствовала освобождение.

– .Б....ть! Девки! В кучу! Сегодня фильм в Зарядье, на… ваши лекции!