Лиловый рай. Книга третья - Эля Джикирба

– Вот что тебе, к примеру, нравится на новом жизненном этапе, а что нет?

– То, что ты повадился ко мне ходить, – не нравится, а всё остальное – очень даже неплохо.

– Неплохо?

– Да. Неплохо. Я даже ношу красивые вещи, как ты хотел, и цацки ношу, и деньги взял для Норы, и студия, которую ты оборудовал для меня, не спрашивая моего разрешения, мне тоже нравится. Я имею в виду музыкальную студию, Стивви.

– Я понял. И, не скрою, мне приятно это слышать. Да, кстати. Я собираюсь прекратить совместные поездки сюда в компании парней, – внезапно сменил он тему. – Мне кажется, это неправильно, что ты видишь, как они развлекаются, да ещё и принимаешь в этом участие.

– Я редко принимаю участие, – возразил Майкл и усмехнулся. – Понял в итоге, что не люблю длинные заплывы.

Он действительно почти прекратил принимать участие в островных оргиях. Не скрывал, что ему неинтересно участие в них, и всегда уходил к себе первым.

– Тем более, – кивнул Стив. – Отныне мы будем ездить на остров втроём – ты, я и Джан. А парни будут ездить без нас. Отдельно.

Майкл присел.

– А девушки?

– Девки будут, – раздумывая о чём-то другом, сказал Стив. – Они всегда есть.

– Жаль вообще-то, что парней не будет, – сказал Майкл и, закутавшись в покрывало, прилёг обратно на кровать. – Я с ними иногда так весело болтаю.

– Не надо тебе с ними болтать, – отрезал Стив. – Ничему хорошему мои парни тебя не научат. И дайверов других подберём. Среди персонала есть пара настоящих профи, а тебе нужны партнёры для погружений, так что будешь нырять с ними.

– Совершать погружения, – поправил его Майкл.

– Один хрен.

– Давай спать, Стивви.

Он решил не пробовать отговорить Стива, хотя погружался в компании с Элом и Хью с большим удовольствием и с ещё большим удовольствием разговаривал с ними о всяком-разном, точнее, разговаривали они, а он внимательно слушал.

Какой смысл возражать тому, кто уже всё решил?

– Ты забыл про Вишню, – добавил он сонным голосом. – Надеюсь, хотя бы с ним мне не запретят общаться? Мы стали настоящими друзьями, если ты заметил.

– Я уйду и, возможно, пообещаю тебе больше не докучать своими ночными визитами, если ты, в свою очередь, пообещаешь мне кое-что, – услышал он.

– Что?

Он вновь присел, а Стив, наоборот, лёг на спину и заложил руки за голову.

– Занятная здесь роспись – заметил он, глядя на потолок. – Я раньше как-то не обращал внимания.

– Императорский стиль, – улыбнулся Майкл, взглянув вслед за Стивом на охристо-лазоревую поверхность потолочной фрески.

– Тебе не нравится?

– Как ни странно, нравится. Возможно, потому, что потолки высокие.

– Не менее четырнадцати футов в высоту. В нашем корпусе везде потолки высокие.

– Вот потому и смотрится уместно.

– Пообещай, что ты начнёшь пользоваться теми благами, которые я предоставляю тебе, в полной мере, а не в виде мимолётного одолжения, – продолжая разглядывать потолок, сказал Стив.

– Что ты имеешь в виду? – помолчав, нехотя спросил Майкл.

– Я имею в виду всё, а не только некоторые одолжения. Машины, парфюм, обувь, гаджеты, комнату для виртуальных игр, доставленную самолётом икру из Ирана, произведения искусства и так далее, а не только студию и пару цацок.

– Ладно. Раз уж ты заговорил, я выскажусь. Я не вижу смысла не в самом факте дарения, а в количестве. Зачем мне, к примеру, четыреста маек? Я подсчитал. У меня триста девяносто восемь маек. Это больше, чем дней в году, Стив. А батальоны обуви? Я не успею их надеть даже по одному разу. Про остальное просто умолчу – дня не хватит перечислить. И всё это богатство постоянно пополняется. Каждый день. Я искренне не понимаю, зачем мне столько, когда можно обойтись гораздо меньшим, тем более что я почти никуда не хожу, а просто сижу дома.

– Потому что я так хочу.

– Стив, мне не нравится быть зависимым от мысли, что я участвую в уничтожении ресурсов нашей планеты. Я чувствую себя преступником и пошляком. Вещизм и изобилие, ненужное, подчёркиваю, изобилие, ассоциируются у меня с Древним Римом периода упадка. Не самая почётная ассоциация. При этом древние римляне не обладали нашим историческим опытом, они не знали многих вещей, которые известны нам, и потому мы выглядим куда более законченными пошляками и преступниками, чем они. Мы одержимы лицемерием и исповедуем двойные стандарты. И это омерзительно, потому что нет ничего омерзительной лжи.

Стив вскочил и взволнованно заходил по комнате, периодически останавливаясь перед кроватью, на которой, закутавшись в покрывало, подобно исполняющему некий магический ритуал факиру, сидел Майкл.

– Да, общество потребления загоняет себя в угол, и действительно непонятно, зачем любой продающейся фигне нужна сопроводительная записка величиной с Библию, напечатанная, между прочим, на первосортной бумаге, – рубя воздух ладонью, заговорил он. – Или тысяча игрушек с синим верхом, столько же с красным и миллион других с какими-нибудь хреновыми мигалками. А как тебе двести сумочек на каждый сезон и столько же пар сапог к ним? Что вообще творит индустрия моды? Это же уму непостижимо – новая коллекция, а значит, новые тенденции в моде каждый сезон. Выдумавшего прет-а-порте надо было четвертовать!

– Кажется, это был Версаче, – заметил Майкл.

– А, ну так, значит, поделом ему. Одно дело – творить высокую моду, и совсем другое – ежегодно одевать миллиарды людей в новую одежду. А автомобилестроение? А еда, в конце концов? Эти забитые рыбой рынки? Эти миллионы уничтоженных ради гурманов певчих птиц? А вырубленные леса? А потребление ресурсов? Планета задыхается под этой беспрерывно растущей махиной, она рвётся в клочья, а нам всё мало, мы бежим по дьявольскому витку прямиком в тупик, и чем дальше – тем быстрее. Мы уже вышли на самый крутой вираж. Коллапс неизбежен, и люди начнут грызть друг друга, как голодные псы, уже очень скоро. Да они уже грызутся, и дальше будет только хуже. Но чёрт возьми! – И Стив вновь рубанул ладонью воздух. – Я не желаю быть первым, кто восстанет против этого безумия. Я из тех, кто предпочитает подождать, пока восстанут другие. Я собираюсь и дальше в полной мере пользоваться благами общества потребления, потому что шёл к этому всю мою грёбаную молодость. Я в течение многих лет строил по кирпичику свою сегодняшнюю жизнь и угрохал чёртову кучу денег и энергии не для того, чтобы чудить, как некоторые съехавшие с катушек филантропы. Я не филантроп, мать его, и буду и дальше баловать себя и своего любимого сыночка-ангелочка разными хорошими и удобными вещами. Вот так вот.

Стив выдохнул, с вызовом взглянул на молчавшего Майкла, вновь плюхнулся на кровать и уставился в потолок.

– А семье своей любимого сыночка-ангелочка поэтому не представляешь? Исключительно из соображений любви к благам общества потребления?

Стив вновь вскочил и встал напротив Майкла, который продолжал сидеть на кровати в прежней позе.

– Повторяю в очередной раз специально для глухих и упрямых, – глядя Майклу в лицо, хотя оно было скрыто в полутьме слабо горевших ночных ламп, сказал он. – Я не могу вас познакомить. Ты из другой жизни. Чёрт возьми, неужели это так трудно понять? В той моей жизни я добропорядочный республиканец, чёртов миллиардер, глава фонда моего имени, создатель и бессменный руководитель разных благотворительных обществ и почётный, мать его, член нескольких университетов. Мой тесть активно занимается политикой, я сам владею кучей телевизионных программ, в которых детей и юношество приобщают к вечным ценностям. Я полноценный и добродетельный гражданин великой страны. И всё это – в той моей жизни. А в этой я просто бандит. Не просто, конечно, я крупная рыба, настоящая, мать её, акула – и уже лет двадцать как нахожусь на первом месте в почётном списке настоящих, мать его, акул. И я всегда был бандитом, лет с четырнадцати примерно. Именно столько мне было, когда я впервые сопроводил дона Паоло на дело…

Он резко замолчал и молчал некоторое время, явно вспомнив что-то из прошлого, затем продолжил:

– Такое не забывается, Майкл. Когда на твоих глазах убивают человека, а потом ещё и ещё, или ты сам убиваешь, потому что вынужден, – поневоле станешь бандитом. И ты, Майкл, как ни крути, часть именно этой жизни: с моим прошлым, островом, парнями, шлюхами и конспирацией. Ты или тот, кто как две капли похож на тебя, приснился мне, шестилетнему пацану, накануне самого страшного и судьбоносного дня в моей жизни. И впустить тебя не в эту, а в ту, другую жизнь – это погубить всё, чего я достиг. Прости, малыш, но даже ради тебя я не готов так поступить. Хотя бы ради своих детей не готов. Кстати, ты так и не ответил на моё предложение, – резко сменил он тему разговора.

– Пошёл к чёрту, – с улыбкой ответил Майкл и решил вновь прилечь, но Стив не дал ему этой возможности.