Лиловый рай. Книга третья - Эля Джикирба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах ты, ублюдок, – зашипел Артуро и попытался въехать кулаком в нагло ухмыляющуюся рожу, но Оскар увернулся, и удар Артуро пришёлся по ближайшему блюдцу с орешками и чипсами.
Все, кто находился в помещении, включая двух барменов, обернулись на шум.
– Отдыхай пока, – громко, чтобы они слышали, сказал Оскар и покинул бар, оставив Артуро с мыслью, что его только что использовали, как какую-нибудь тряпку.
Той же ночью, когда изрядно пьяный Артуро, покачиваясь, шёл по коридору к своей комнате, он обнаружил возле двери своего дневного собеседника.
– Парень, ты пытался ударить меня при всех, – улыбаясь одними губами, сказал Оскар. – Меня, Оскара ван Сантена. Прости, любезнейший, но я вынужден наказать тебя.
После этого он избил Артуро и перед уходом пригрозил, что прикончит его, если Артуро взбредёт в голову мстить за избиение.
Джанни узнал о том, что Артуро и Оскар подрались и Артуро попал в островной госпиталь со сломанным ребром и ушибом почек, на следующее утро, как только солнце выкатилось из-за горизонта на своё обычное дневное дежурство.
– Артуро попал в госпиталь один? Без Оскара? – ядовито поинтересовался у докладывавшего охранника Джанни. – Чего жмёшься? Иди. Я знаю ответ.
Вскочив с шезлонга, на котором он сидел с книгой в руках, Джанни в сопровождении следовавшего за ним тенью Вишни покинул виллу и распорядился доставить его в местный госпиталь. Пока электрокар с ним и Вишней неторопливо дефилировал по вымощенным белоснежным песчаником тропам, приказал найти Оскара и передать ему, что Джо Альдони будет ожидать его в кабинете через полтора часа для важной беседы.
– Говори, – тихо процедил Джанни, присев возле кровати, на которой возлежал бледный как полотно Артуро. – Мне плевать, что тебе больно. Говори.
– Сукин сын соблазнил нашего мальчика, – с трудом дыша, прошептал Артуро. – А может, он врёт?
И он с надеждой посмотрел на Джанни.
– Говори, – яростно прошипел побледневший Джанни, не удосужившись ответить на вопрос Артуро. – Всё говори, ничего не скрывай.
– Сукин сын раскрутил меня вчера на душевный разговор, – с трудом заговорил Артуро. – Я и рассказал ему про свой сон, про орхидею, про то, что малыш вырос и объявился наяву. Про наш с тобой, шеф, тогдашний разговор тоже сболтнул. Кретин, одним словом. Распустил нюни, как баба. А он в ответ возьми и заяви, что сделал мальчику минет. Ещё и смаковал подробности.
– Что ты имеешь в виду под словом «подробности»?
– Ну, он сказал, что уговорил его на яхте, когда мальчик спустился к себе после погружения, чтобы переодеться. Говорил что-то о его ху… о его пенисе, но я уже не слушал, а просто решил накостылять ему как следует, но, видно, выпил лишнего и… в общем, промазал. Сукин сын ушёл, а ночью подкараулил меня возле комнаты и… избил. Кстати, шеф! – Тут Артуро слегка оживился. – Он уверен, что босс – папик Майкла. Ты понимаешь, что я имею в виду?
И вдруг заплакал. Одутловатое небритое лицо сразу исказилось от боли, он попытался взять себя в руки, но боль не отпускала, слёзы продолжали катиться по щекам, и Джанни подумал, что тоже не прочь добавить пару затрещин этому неудачнику.
– Прости, шеф, – пробормотал Артуро, утираясь тыльной стороной ладони. – Я знаю, как я жалок сейчас.
– Ты уволен, – холодно сказал Джанни. – Как придёшь в себя, убирайся с острова. Чтобы духу твоего здесь не было.
– Шеф…
– Я всё сказал, – отрезал Джанни, вставая со стула. – Стиву доложишь, что устал. И то, если он спросит, понял, ты?!
– Шеф!
– Я спрашиваю, ты понял? – переспросил Джанни.
– Понял, – угрюмо пробубнил Артуро. – Надеюсь, ты и его накажешь?
– А это уже не твоё дело.
VII
Оскар поднялся в апартаменты к Джанни ровно через полтора часа.
– Шикарно отдыхаешь, шеф, – восхищённо щёлкнул он языком, окидывая взглядом наполненный светом и воздухом изысканный интерьер.
– Заслужил, – коротко сказал Джанни и сразу перешёл в наступление. – Говори всё, сынок. Господь да пребудет с тобой и сделает тебя благоразумным.
– Что именно я должен сказать?
Оскару нужно было время, чтобы попытаться вычислить не степень осведомлённости Джанни, насчёт которой не было сомнений, а то, насколько соратник и друг Стива склонен верить рассказам Артуро об ангеле.
– Если сразу после моей последней реплики ты не заговоришь, я прерву наш разговор, – сухо добавил к сказанному Джанни. – Надеюсь, ты понимаешь, что за этим последует.
– Нет. Не понимаю. А что последует? На мне слишком много завязано, шеф, поэтому я, честно, не понимаю, что такого может последовать за прерыванием нашей в высшей степени содержательной беседы.
По окончании фразы Оскар сделал изящный жест, будто собирался присесть в реверансе, но на лице Джанни не дрогнул ни один мускул.
– Всё просто, сынок, – сказал он. – Тебя уколют маленьким укольчиком, после чего ты выложишь всё, что есть в твоей голове, – схемы, адреса, имена, пароли, номера счетов и места, где их можно отследить. И ещё много чего, в чём ты не хотел бы признаваться даже себе самому. И будешь пай-мальчиком целых два часа, после чего тебя спокойно выкинут на помойку. Точнее, то, что от тебя останется. Устраивает такой расклад?
– Какой-то треш, – покачал головой Оскар. – Такое впечатление, что ты не наигрался в подростковые игры.
– Это и есть твой ответ? – спросил Джанни, никак не реагируя на последнюю фразу Оскара.
– Нет, конечно, – засмеялся Оскар. – Я отвечу тебе, Джо Альдони, как на духу! Как насчёт того, что мне наплевать, что вы со мной сделаете? Ну уколете меня, я и сам это делал сколько раз, чтобы развязать чужие языки. Ну выложу я вам всё, ну найдёшь ты мне замену – такого же умного и ловкого мерзавца, как я, а меня с перерезанной глоткой выкинут, как ты только что изящно выразился, на помойку. Подумаешь – испугал! Можешь хоть сейчас уничтожить меня – я готов. Давай, уничтожай!
Джанни устало потёр пальцами лоб и пробормотал:
– Идиот. Напыщенный идиот. Даже если ты всё скажешь без всяких уколов, я с большим удовольствием избавлюсь от тебя. И знаешь почему?
Сидя, закинув ногу на ногу, в кресле с резной узорчатой спинкой, Оскар молча смотрел на Джанни, ожидая продолжения разговора. Джанни не стал отводить от него взгляда, и некоторое время мужчины сверлили друг друга глазами, пока Джанни не решил прекратить этот поединок нервов.
– Потому что ты подрываешь дисциплину, – стараясь оставаться спокойным, сказал он. – У нас, считай, военная организация, и в ней царят дисциплина и субординация. Даже твоё эксклюзивное положение не даёт тебе права вести себя как пьяная торговка.
– О, какое цветистое сравнение, – усмехнулся Оскар.
Голос Джанни стал ледяным.
– У нас военная организация. Не можешь подчиняться её законам – уходи на покой. Признайся самому себе, что не выдержал, – и уходи.
– Чего я не выдержал? – раздражаясь, спросил Оскар. – Я не подчиняюсь тебе. Ты просто наниматель, не более того. Я подчиняюсь лишь Стиву и делаю дела, в обсуждении которых ты ни разу не участвовал. И отдавать приказы по ликвидации моей персоны может лишь он. А ты отдыхай.
– Прекрати клоунаду. Признайся в первую очередь самому себе, что ты слабак и не выдержал испытания красотой. Для агента твоего уровня это полный крах, парень. Если бы зависело от меня, я бы не доверил тебе даже перевозку почты. И я убеждён, что Стив отдаст такой приказ. Как только узнает правду.
– Какую правду? Что я отсосал его мальчишке? Смешно. Нет, я бы поверил твоим угрозам, если бы не знал Стива. Он намного умнее, чем тебе хотелось бы, ха-ха-ха. И потом, я ничего такого не сделал. Ну да, отсосал. Ну да, я – испорченный и конченый сукин сын и люблю отсасывать мальчикам, и глотать всякую гадость, и занюхивать это всё отменной пудрой. И что с того?
Оскар шутовски всплеснул руками и продолжил ёрничать:
– Плохой мальчик Оскар нюхает кокс, сосёт хуи и даже не писается в штанишки от мысли, что большой папочка поругает его за недостойное поведение. И чем это я так сильно отличаюсь от остальных? Если здесь монастырь, то где тогда праведники? Я их что-то не заметил. А вот развратников и прочих сукиных сынов – сколько угодно, включая всеми любимого босса. Разве нашу военную, как ты выразился, организацию не возглавляет семейный человек, преданный муж и горячо любящий отец, столп общества и проводник вечных ценностей?! Возрази мне. Разбей мои аргументы в пух и прах. Разложи их по полкам. Давай, действуй, ковбой!
Он засмеялся, затем, резко став серьёзным, взглянул на Джанни совершенно по-другому, и в его живых чёрных глазах мелькнуло мечтательное выражение.
– Он прекрасен. И целомудрен. И вся эта грязь отскакивает от него, как целлулоидный мяч от стены. Его красота совершенна и одновременно разрушительна. Она уничтожает тебя, переворачивает внутри всё с ног на голову. И я постарался для него. Очень постарался.