За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга первая - Александр Черенов

Он вышел наружу, и свистнул в лаз.

– Вылезайте – всё тихо!

Дабы не допустить проникновения «сокамерников» внутрь помещения, где в результате увиденного ими незапертого лаза его авторитет неминуемо бы пал, капитан, как пулемётную амбразуру, заслонил вход личной грудью. Когда все были в сборе, он огласил решение:

– Пора сматываться. Нужен транспорт.

– А я видел тут, за соседней хатой, тачанку с пулемётом! – выглянул из-за спин Дулин. Концов с сомнением покачал головой.

– На тачанках хорошо удирать только в кино, а Вы посмотрите на дороги! Без задниц же останемся!

Довод был убедительным, и все тут же «прониклись». В надежде взяться за ум Концов взялся за подбородок, но и тут Лбов опередил его.

– У развалюхи на краю села я видел атаманский «линкольн»!

– «Линкольн»?!

Недоверие Концова полковник тут же нейтрализовал крестом, которым он размашисто осенил себя.

– Слово дворянина, господин капитан!

– За мной! – скомандовал Концов, давно не обращавший внимания на превосходство Лбова в чине.

– Огородами? – заранее пригнул голову Дубицкий.

Бесстрашный Концов – некого было страшиться – презрительно усмехнулся.

– Нет, любезный – по центральной улице! Внаглую!

Лбов, Баранцев, Дулин и Дубицкий недолго тряслись от страха: село будто вымерло. Иногда, правда, то здесь, то там им попадались валявшиеся у стен домов, в огородах, а то и прямо на дороге бесчувственные тела упившихся «народных мстителей». Вероятно, по случаю богатой добычи атаман расщедрился на дармовую выпивку. Дармовую сегодня: завтра найдёт, как и чем удержать за неё.

На краю села, у стандартной хатёнки с обвалившейся глиняной обмазкой, действительно сверкал чёрным американским лаком новенький «линкольн». Его батька получил от головного атамана в премию за добросовестное выполнение служебных обязанностей. Как самый неисправимый автомобилист, Концов отвинтил крышку горловины бака. На землю плеснул бензин.

– Полна коробочка! – удовлетворённо хмыкнул капитан.

В тот момент, когда господа офицеры устраивались в салоне автомобиля, батька Дьявол «наводил красоту»: примерял новый, только на днях доставленный из города парик. Усы и борода – тоже «с чужого плеча» – к этому моменту уже осваивали просторы его не тронутого растительностью лица. Батька уже прилаживал к лысой, как бильярдный шар, голове роскошный парик а-ля Нестор Иваныч, когда послышался шум заводимого двигателя авто.

Со съехавшим набок париком, в отваливающейся бороде, «Дьявол» пулей вылетел во двор, снеся по дороге дрыхнувшего на винтовке пьяного часового. Он даже не успел сосчитать количество седоков в премиальном автомобиле, как его обдало густой волной чёрного вонючего дыма.

Когда он откашлялся и протёр глаза, то увидел уже достаточно удалившийся в направлении леса «подарок». Пока он бегал в хату за маузером, пока трясущимися руками открывал неподдающуюся крышку деревянной кобуры, автомобиль был уже далеко. Батька начал яростно палить в воздух, но на его выстрелы не откликнулась ни одна живая душа: «армия» честно заслужила великий запой!

В бессильной ярости «Дьявол» пнул носком сапога распростёртое на земле тело мертвецки пьяного часового.

– Ну, что же это такое деется?! Ну, рядом же – три тачанки с пулемётами, все запряжены, а одна так и вовсе цугом, в две пары лошадей! Ленты вставлены, солома постелена, ящики с патронами уложены – садись и ехай! Так нет, мать вашу, фон бароны хреновы: им, понимаешь ли, «линкольн» подавай! Нет, ну как работать с такими людями?! Я же ведь их, гадов, и так бы потом отпустил… может быть!

Батька ещё долго бушевал, мечась по двору и натыкаясь на тело часового, от чего приходил в ещё большее неистовство. Даже увесистые пинки, которыми он «угощал» неподвижное тело, не приносили ему облегчения. В бессильной ярости он сорвал с головы наехавший на глаза парик, и буквально влепил его в толстый слой дорожной пыли. Изобретательно матерясь в сопровождении красноречивых жестов, он невидящим взглядом провожал удаляющуюся чёрную точку. Ни о какой погоне уже не могло быть и речи. Тем более что участвовать в ней ему пришлось бы в одиночку…

Глава десятая

Батька ошибался: один человек мог составить ему компанию. Но не хотел, потому, что имел другие планы: дать дёру из банды, и не позднее, как сегодня. Звали этого человека Макар Кусачий. Макар, удачно пополнивший в результате сегодняшней реквизиции и без того немалое количество добра, «нажитого» за время «службы» у батьки, не собирался подставляться ни под «пулю-дуру», ни под «штык-молодец». Трезвым умом расчётливого барышника он понял: время сматываться! Давно подготовленные возы с лошадьми хоронились за густым вишенником, и только ждали своего часа.

И вот дождались! Такого дружного перепоя в «армии» не было давно – может, неделю, а может, и две. В отличие от самого Макара, его дружок Петька, так сказать, «поддержал компанию». Теперь, облевавшийся с перепоя, он лежал бездыханным на своей сегодняшней добыче – грудастой, рыжеволосой девице лет восемнадцати от роду, тоже не подававшей признаков жизни по аналогичной причине.

Макар брезгливо оглядел «павших», и сплюнул: Петьку он недолюбливал с детства. Из-за Одарки – самой красивой девки на Мандрыковке, которая предпочла ему этого деревенского Аполлона. Корявому с лица Макару трудно было тягаться с наглым русоволосым красавцем, и поэтому все старания Макара заинтересовать Одарку своей скромной персоной успеха не имели. Зато теперь у него появлялся шанс: количество «нажитого» им добра способно было растопить сердце не то, что гордой Одарки – самой Снежной королевы. О существовании последней Мирон узнал в отхожем месте, коротая время за чтением листка, вырванного из какой-то книжки.

Макар обошёл одну за другой все избы, набитые до отказа перепившимися «воителями», и «отделил овец от козлищ»: бойцов от их оружия. И правильно: у рачительного хозяина ничего в хозяйстве не пропадёт. Собрав ружьишки, он аккуратно сложил трофеи на возах, обернул мешковиной и замаскировал сеном и хворостом. Потом он тихо вывел из укрытия возы, запряжённые каждый парой загодя накормленных и напоенных лошадей. Хотя осторожничать было ни к чему: до завтрашнего утра «армии батьки Дьявола» не существовало.

Посты он миновал спокойно: постовые спали беспробудным сном в придорожных канавах. И лишь после этого он вытянул кнутом норовистого коня. Эх, широка ты, украинская степь!

До киевских предместий ему, конечно, пришлось несколько раз «тряхнуть» кошельком. Но количество ненужных приключений оказалось минимальным, и он доставил и себя, и груз в родную Мандрыковку целым и невредимым.

Идти домой Макар поостерёгся: уж больно широкую известность приобрела его «трудовая деятельность» вначале в войсках атаман-директора, а затем и в «повстанческой армии» батьки Дьявола. Дождавшись ночи, он постучал в ставни Одаркиной хаты.

Естественно, первое, что он услышал, было:

– Петруша, это ты?

Вопрос был ожидаемым – но Макар не сдержался. Правда, благоразумно не в Одарку: в себя.

– Е… твою! Опять со своим Петрушей! «Петруша, это ты?». Это вместо того, чтобы культурно спросить: «Хто там?»

Лаконично отведя душу, он зашептал в щель между плохо подогнанными ставнями:

– Одарка, это я, Макар!

Скрипнула входная дверь. Простоволосая Одарка, зябко кутаясь в «потраченную» шаль, стояла на пороге.

– Какая же ты… Одарочка!

Выдавливая из себя эрзац-приветствие, Макар трясся от вожделения. Женщина и в самом деле была чудо, как хороша: стройная, рослая, с высокой грудью, с пышными тёмно-русыми волосами и тонкими чертами красивого смуглого лица.

– А где Петя?

Ассортимент её вопросов по-прежнему не отличался разнообразием.

Мирон с досады аж крякнул.

– Одарка, в дом-то хоть пустишь?

Женщина молча отступила в сторону. Но Макар квалифицированно замешкался на пороге, давая Одарке возможность потрястись зрелищем нагруженных возов.

– Зачем тебе это? – не совсем правильно потряслась Одарка, пальцем тыча в хворост.

Макар загадочно усмехнулся.

– «Это» только сверху…

Глаза Одарки понимающе сверкнули.

– Ну, проходи в дом, Макар, чего же это мы застряли на пороге! – засуетилась она, буквально заталкивая гостя в хату.

Впервые Одарка назвала Макара по имени – и тот не мог не отметить это, как добрый знак.

Хата Одарки при всей убогости внутреннего убранства отличалась чистотой и опрятностью: Макар сразу занёс это в «плюс» хозяйке.

– А у Петруши такие же возы?

Расставляя миски с нехитрой снедью, Одарка спросила будто бы ненароком, но прерывистое дыхание выдавало её живой интерес.

Макар ответил не сразу. Во-первых, нужно было переварить очередное упоминание ненавистного имени. В-вторых, нужно было выдержать многозначительную паузу, присовокупив к ней максимально презрительное выражение лица. На всё это требовалось время.