За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга первая - Александр Черенов

Вскоре насыпь была заставлена движимым имуществом, в том числе, и женщинами половозрелого возраста, «упрошенными» дьяволовцами «остаться погостить». Почувствовав облегчение, паровоз дохнул грязным дымом на остающихся, и медленно покатился вперёд.

Господ офицеров сразу же отделили от «груза». Уже один этот «отрыв от коллектива» свидетельствовал о том, что к «трофеям длительного пользования» они отношения не имеют. Шансы даже на краткосрочную перспективу становились всё более призрачными…

Не устраивая ненужной канители с завязыванием глаз, «повстанцы» сопроводили пленных в какое-то богом забытое село. В какой-то крытой ржавой соломой хате им развязали руки. Нахального вида молодчик с вьющимся густым чубом, выбивающимся из-под траченной молью папахи, открыл крышку погреба и велел им спускаться вниз. Увесистые пинки, которыми он награждал господ офицеров, увеличивали пропускную способность объекта.

Старая деревянная лестница жалобно пищала под босыми ногами. Было темно. Пахло сыростью и какой-то кислятиной. Внезапно раздался чей-то вопль: спускавшийся первым Концов наступил в темноте на что-то мягкое. Где-то чиркнула спичка. Вспыхнуло неяркое пламя – ненадолго, но этого времени хватило для того, чтобы разглядеть «внутреннее убранство» погреба.

Оказалось, что он обитаем: прямо под лестницей скулил от боли придавленный Концовым мужчина в кителе с полковничьими погонами, а в углу расположился чиркавший спичками молодой капитан.

– Капитан Баранцев, – мрачно буркнул он. – Прошу, господа, представиться полковнику Лбову.

Концов насмешливо, без тени сострадания на лице, посмотрел на жалобно скорчившегося полковника, и «представился»:

– Капитан Концов. А эти «герои», – он, не оборачиваясь, ткнул большим пальцем на поникших головами Дулина и Дубицкого, – со мной.

После такой выразительной аттестации «героям» не оставалось ничего другого, как представиться себе под нос.

– Полковник Лбов, – дрожащим голосом простонал «раненый»

Концовым. Этой показательной дрожи Пал Андреичу хватило для того, чтобы немедленно «заняться быком и его рогами».

– Ну, что будем делать, господа? – решительно «ухватился» он «за рога».

Полковник жалобно всхлипнул.

– А что мы можем сделать?

– Больше мужества, полковник! – героически возмутился Концов. – Стыдитесь!

– Кого? – всхлипнул полковник. – Кого мне прикажете стыдиться? Вас? Так Вас самого не позднее завтрашнего утра «прислонят к стенке»! Или их?!

Он обвёл трясущейся рукой остальных «сокамерников».

– Так они вместе со мной и с Вами будут подпирать эту «стенку»! Может, этих самозваных «борцов за народ»?! Так они забудут о нашем существовании сразу же, как только повернутся задницами к нашим «героически» павшим телам! И кто узнает, как я встретил свой последний час – плюя им в лицо, или вымаливая пощаду?!

В отсутствующем воздухе повисло гнетущее молчание, изредка оживляемое всхлипами «героического» полковника.

– Полковник прав, – мужественно капитулировал Баранцев. – Нам всем – крышка!

– А вы что скажете?

Ступнёй правой ноги Концов не позволив Дулину и Дубицкому прикинуться всего лишь «транзитными ушами». Оба офицера тут же дружно расстались с последними остатками и без того сомнительного мужества.

– Какое «единодушие по линии мужества»!

Сплюнув от злости аккурат на галифе Дубицкого, Концов посмотрел наверх. Механически. А, может, и в поисках выхода – как из затруднительного положения, так и из погреба. Интерпретации этого взгляда были ещё впереди. А пока сквозь щели в плохо пригнанных досках отчётливо просматривались контуры чубатого молодца, охранявшего арестантов.

Деятельная натура Павла Андреича не терпела статичности, и он начал слоняться по погребу. Неожиданно он наткнулся на что-то твёрдое и достаточно острое: в этом его убедила резкая боль в ушибленной ноге. «Твёрдым» и «острым» оказался старый, ржавый, но вполне ещё дееспособный заступ.

– Идея! – воскликнул он. – Эта… как её… эврика!

– Что? Что такое? – встревожились «сокамерники». И тревога их была обоснованной: они ведь уже изготовились ожидать неизбежной развязки. Развязки, как известно, положено ожидать в скорбном бездействии обречённых. А энтузиазм капитана вносил диссонанс в сценарий и грозил «временным трудоустройством».

Концов воздел над головой осыпающийся ржавчиной заступ.

– Будем копать подкоп!

Теперь ответом ему было лишь напряжённое молчание вперемежку с уклончивым кряхтением из разных углов. На передний план опять – и опять с афронтом – выдвинулся полковник Лбов.

– Копать?! Мне – потомственному дворянину?!

В петушином голосе его вдруг прорезались металлически нотки. Полковник явно напрашивался на дискуссию – и не только словесную.

– Да Вы соображаете, что говорите?

Дискуссии не получилось – но от мордобоя Павел Андреич благородно воздержался. По причине отсутствия времени: ведь, если бить – то основательно. В минуту не уложишься.

– Вот Вы и начнёте первым!

Концов умел давить фронду в зародыше, что он и продемонстрировал на примере высокородного полковника. Подавление он заключил выразительным плевком в пол, после чего сунул в руки полковника тяжёлую железяку.

– Начинайте отсюда!

«Отсюда» было дальним от входа углом.

– Здесь должен быть выход на задние огороды! Да и не так слышно: глядишь, этот олух и не разберёт ничего.

– А если разберёт?

Это Дулин без сожалений расходовал последние крохи мужества.

Концов с нескрываемым презрением взглянул на ротмистра, который ещё в вагоне сорвал погоны, даже превосходя исполнительностью объём поданных команд.

– «А если разберёт», то Вы изобразите себя тужащимся на горшке и оглушительно пукающим при этом! Даже, если к тому моменту Вы уже наделаете в штаны!

Испуганное молчание «товарищей по несчастью» было испуганным. То есть, именно таким, каким и требовалось обстановкой.

– Ферштеен Зи? – «для закрепления материала» угрожающе добавил Концов, и свирепым взглядом просверлил насквозь обесцветившегося ротмистра.

И тут раздались оглушительные хлопки. Резкий специфический запах, доносящийся изо всех углов, не оставлял сомнений в источнике его происхождения. Однако персонифицировать его не представлялось возможным: шумно портили воздух все – за исключением бесстрашного Концова, разумеется! Последние остатки мужества покидали тела пленников в компании сероводорода.

Не услышать такое было нельзя – и часовой услышал. Отвалив крышку, он услышал уже не только звуки – и тут же отпрянул к стене.

– Фу-у-у! – брезгливо потянул он носом. – Ещё не у стенки, а уже обосрались!

Поспешно закрывая крышку, он насмешливо бросил в темноту:

– Ну, пердите дальше – больше меня не «купите»!

И действительно, новых реакций стражника на аналогичные звуки больше не последовало.

– Всем – спасибо! – удовлетворённо хмыкнул Концов. – Хоть какая-то польза от вас!

Повернувшись к полковнику, он не оставил шансов на апелляцию:

– Начинайте, полковник!

…Работа шла на удивление легко: земля была сухой и мягкой. Стражник, как и обещал, уже не стеснял присутствием арестантов. Порой даже начинало казаться, что о них попросту забыли.

Работали все: один копал, один постоянно – эту роль на себя взял Концов – находился «на стрёме», остальные аккуратно рассыпали по полу извлечённый грунт. К исходу последней спички в подкопе забрезжил свет. Изнемогший полковник утроил усилия, отбросил заступ, и начал грести по-собачьи. И вот, наконец, голова его показалась над поверхностью земли, но… не на огороде, а в метре от входной двери! Полковник испуганно заскользил назад.

– Влипли!

Но Лбов не знал Концова – хотя уже мог бы и догадаться. Ведь, даже влипнув, Павел Андреич никогда не склонял головы. Ну, разве что, для того, чтобы идентифицировать материал на подошвах. Поэтому он решительно оттолкнул полковника от подкопа, и отважно ринулся в него. Удивлению его не было предела – и не по причине ошибки в расчётах: на улице не было ни души!

Концов осторожно заглянул в дом. У дальней стены, прямо на земляном полу, почивал их страж. Исходившие от него ароматы не оставляли сомнений в диагнозе: часовой был мертвецки пьян.

Концов переступил порог. Взгляд его случайно упал на крышку погреба: она оказалась незапертой! Замка не было!

Капитан с досады плюнул на крышку и выматерился. Потом взял в руки стоявшую в углу, под «образами», трёхлинейку, и подошёл к телу. Тело не обозначило признаков жизни даже тогда, когда Пал Андреич основательно приложился к нему сначала босой ступнёй, а затем и прикладом.

Он вышел наружу, и свистнул в лаз.

– Вылезайте – всё тихо!