За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга первая - Александр Черенов

Обнаруженная под парчой грязная мешковина не стимулировала дальнейших поисков. Брезгливо отряхнув сор с рук, Одарка доложила «Чекисту» об окончании разгрузки. Тот приказал Сазанову, уже расположившемуся в хате в пределах досягаемости бутыля с самогоном, взять одну лошадку под уздцы, а сам взял другую. Процессия двинулась в направлении камеры хранения «вещдоков».

По прибытии на место «Чекист» с негодованием услышал от нетрезвого, как всегда, ключника, что «местов нет». После экспресс-инспекции помещений он вынужден был согласиться с ключником. Срывалась перспективная сделка, сулящая изрядный доход – и, вздохнув, «Чекист» отправился «за правдой» к Председателю ВУЧека. Однако тот, сославшись на отсутствие «дополнительных мощностей», а также на свою исключительную занятость, посоветовал ему проявлять большую самостоятельность в оперативных вопросах.

Недоумевая в рамках дозволенного статусом, «Чекист» развёл руками.

– На дому, что ли, хранить их?!

– Думайте сами… Вам поручено это дело – вот и решайте. Сами.

Председатель отвечал рассеянно, едва вникая в существо вопроса. Он был занят нешуточным делом: готовил информацию для печати о результатах работы Чека за отчётный период. В последнее время участилась критика на отсутствие гласности в её деятельности – вот он и решил «огласить» весь список «приведённых в исполнение».

– Как «думайте сами»? – растерялся «Чекист»: он ведь был «по другой части». – А…

– Ладно, оставьте рапорт: я рассмотрю… потом.

– Как «потом»?! А куда же я…

Но Председатель, уже не слушая его, лишь махнул рукой в сторону двери. Не ожидавший такого «недопонимания значимости», «Чекист» ещё некоторое время громко сопел носом, стараясь привлечь внимание начальстава к своей персоне и её вопросу. Но начальство и не думало откликаться на этот «крик души посредством сопения носом». А посему незадачливому ходатаю не оставалось ничего другого, как удручённо почесать затылок и удалиться.

– И здесь – то же самое!

Уже находясь в коридоре, Козлов огорчённо констатировал поразительное сходство «красных» и «белых» бюрократов.

– Что ж, придётся действовать на свой страх и риск…

И на этот раз «Чекист» остался верен себе, решив не думать, а действовать. Что же касается формулировки «на свой страх и риск», то он мог её и не озвучивать: иначе он и не умел…

Глава двенадцатая

Жора Лбов, мальчик – хотя, какой мальчик: половозрелый юноша шестнадцати с половиной лет! – ехал в том же поезде, что и капитан Концов «сотоварищи». Как и все, кому не повезло меньше остальных, он стал свидетелем «плюрализма мнений» в лице «вольной армии батьки Дьявола». Не меньше остальных его впечатлила и последовавшая за этим экспроприация имущества пассажиров, а также приватизация, возможно, с дальнейшим обобществлением, дюжины особей женского пола.

Сам Жора претерпел всего лишь нравственный ущерб от лицезрения неблагородных физиономий «борцов за народ». Его жалкая котомка с остатками нехитрой снеди и сменой белья не вызвала энтузиазма ни у одного экспроприатора. Поэтому, когда поезду было дозволено продолжить путь, Жора лишь проводил сочувственным взглядом вполне материальные трофеи «борцов за идею».

Беспокоиться о ком-то ещё, кроме себя, ему, по счастью, не было нужды: он ехал один. Ехал к своему папе Сергей Палычу Лбову, полковнику Волонтёрской армии, который должен был ожидать их вместе с мамой в Красильниково. Однако мама Жоры, не потерявшая ещё привлекательности рыжеволосая тридцатидвухлетняя Елена Пална, по мужу Лбова, в девичестве – Спиральская, от совместной поездки к папе уклонилась, сославшись на исключительную занятость неотложными делами. И это было сущей правдой: Елена Пална была сверх всяких мер загружена наставлением многочисленных рогов незадачливому супругу. Она, если и покидала одно любовное ложе, то только для того, чтобы тут же перебраться на другое.

Но не нужно совсем уж отказывать ей в благородстве и забвении супружеского долга. Заехав на минутку домой – в кабриолете её поджидал очередной гренадёр – Елена Пална снисходительно велела кланяться мужу.

Таким образом, Жора отправился к папе один. Однако в Красильниково ни папа, ни кто-либо от имени и по поручению папы его не встретил. Вместо того чтобы удивиться и расстроиться, Жора вспомнил о запасном варианте. А вспомнив, он решил добираться до Киева, где проживали мамин брат Виталий Палыч со своей молодой супругой Аксиньей Андревной. Возвращаться назад было ещё неразумнее, чем следовать дальше.

Избежав новых «дорожных знакомств», Жора благополучно перешёл линию фронта и без проблем добрался до Киева. Вскоре он уже стучал в дверь солидного дома, адрес которого нашёл в своей записной книжке.

Так он оказался в семье Спиральских.

Супруги приняли самое живое участие в судьбе юного родственника, претерпевшего столько испытаний: для пользы дела Жора несколько приукрасил своё путешествие, возведя его в ранг опасного приключения. Были и другие причины столь неожиданного радушия, как со стороны дяди, так и со стороны его молодой супруги. Но с ними Жора ознакомится несколько позже.

Ну, а сейчас он пользовался всеми благами цивилизации – разумеется, с поправкой на трудное военное время: белужья икра в доме ставилась только к обеду, а ананасы – так и вовсе через день!

Но Жора не привередничал: в качестве дневного рациона его вполне устраивала какая-нибудь пара фаршированных куропаток, десяток устриц, хороший цейлонский чай, дюжина пирожных с кремом, да две-три вазочки с ванильным мороженым. В еде он был почти что спартанец!

Первые дни он только и делал, что ничего не делал. Хозяева окружили его вниманием так, что и не вырвешься из окружения. Избыток внимания порой даже начинал утомлять. Но вот однажды Виталий Палыч, краснея и запинаясь, робко попросил его сходить к одному товарищу по фамилии Пинский, и попросить у него в долг крынку топлёного масла.

– Какого масла?!

Жора имел право на демонстрацию ещё и не такого изумления! Ведь в доме разве что птичьего молока не было!

Но Виталий Палыч, попеременно краснея и бледнея, продолжал нести какую-то ахинею об исключительно полезных качествах масла домашнего вытапливания от товарища Пинского. Виталий Палыч даже сослался на доктора, который якобы настоятельно рекомендовал ему потреблять топлёное масло в качестве лечебного средства. Этому доводу Жора поразился не меньше: до сегодняшнего дня единственным лечебным средством для Виталий Палыча был только шустовский коньяк в неумеренных дозах!

Но надо – значит, надо. В смысле: надо платить за гостеприимство. Особенно – такое гостеприимное и в такие суровые времена.

Несмотря на тридцатиградусную жару, Виталий Палыч упросил Жору надеть курточку. Курточка была несколько не по размеру, но столько мольбы было в глазах Виталий Палыча, что Жора не стал привередничать. И потом, он видел, как накануне вечером дядя «колдовал» над этой курткой с иголкой в руках. Следы от уколов у него на пальцах дополнительно вопияли о снисхождении.

Надев курточку, Жора сразу почувствовал какую-то неловкость со стороны спины. Он снял вещь – и его подозрения немедленно оправдались. К шёлковой подкладке куртки неумелыми стежками был приляпан накладной карман. Из кармана торчал край тетрадного листка.

Когда Жора поднял вопросительный взгляд на Виталий Палыча, тот покраснел, как помидор, и совсем уж неприлично засуетился. Не желая дополнять страданий мужа ещё и своей иронией, Аксинья Андревна тактично отвернулась к стене.

Жора пожал плечами, и молча вышел. Старательно отводя глаза от супруги, Виталий Палыч заспешил в свой рабочий кабинет.

…На бесцеремонно громкий стук Жоры дверь открыл невзрачный мужичок простоватой наружности, но с хитрющими глазами прожженного плута. Когда Жора представился и изложил суть дела, мужичок, подтвердивший своё соответствие реквизитам на медной табличке, почему-то засуетился. Он вдруг начал усиленно приставать к юноше с морковным чаем, который, как верно определил тот по доносившемуся из кухни аромату настоящего бразильского кофе, был предназначен скорее для демонстрации товарищам из Чека, чем для личного потребления.

– Ну, испейте!

Пинский домогался согласия юноши с не меньшим упорством, чем некоторые домогаются любви женщины.

– Настоящий!

– Настоящий морковный? – невозмутимо уточнил Жора.

Невероятно, но Пинский смутился.

– Ну, не хотите чаю… тогда… тогда снимите курточку!

Это было совсем уже «не из той оперы», и Жора не мог не выйти с оценкой:

– Вы бы хоть паузу выдержали между словами… Для приличия.

Смущения Пинского прибыло. Он, человек, который на своём веку обжулил немало жуликов – и даже очень достойных – не мог определиться с методой. Юноша был не связным, а всего лишь «контейнером» – и это усложняло процесс общения. Опять же, как относиться к этому родственнику Спиральских: как к мальчику или как к мужу? Он, к сожалению, не оправдывал ожиданий. То есть, был явно не дурак, наглец и с претензиями на лидерство. А кому должен был уподобиться сам Аркадий Леопольдыч: дурачку или доброму дяденьке? И потом, он не сомневался в реакции Аксиньи Андревны, узнай она о контакте. Ведь расширялся круг членов её семьи, вовлекаемых «в подпольную деятельность». Деятельность – шутейная, но последствия могли быть вполне серьезными. В том числе – и для госпожи Спиральской.