Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
⁃ Профессионально? — Семён Николаевич остановил мой рассказ, пристально глядя на меня.
Я имел ввиду, действовал более грубо, варварски. Он отпиливал конечности болгаркой, что оставляло сильные ожоги. В случае с «этими телами» (без имён и фамилий), действовали деликатно. И, что самое главное, имели систему и СМЫСЛ действий.
Семён Николаевич смотрел в сторону. Любопытство и интеллектуальный азарт следователя взяли верх над страхами и сомнениями исполняющего обязанности начальника.
⁃ Я правильно понял, что, — тут Семён Николаевич подытожил, — есть некто, придумавший историю про гигантского паука, который отрывает людям конечности и они становятся какими-то другими. Этот ненормальный опубликовал рассказ про этого паука. Егоров прочитал рассказ и решил сам так сделать с девушками. Теперь, кто-то начал делать то же, что Егоров, но более «профессионально», — последнее слово Семён Николаевич нарочно исковеркал, чтобы показать как я был не прав.
⁃ Все так, — кивнул я, — но есть ещё кое-что.
Сейчас, эти два трупа, не от «кого-то там», а от автора рассказа, на что он нам поспешил намекнуть запиской. А, во-вторых, нам нужно следить за Егоровым.
— Почему? — спросил Семен.
— Мы полагаем, что Егоров просто «начитался ерунды и сошел с ума», так? — я видел как Семен соображает, — а если тут все немного сложнее? Если Егоров не прочитал и придумал, а научился у кого-то? То есть, смотри, последние два трупа появились, только когда мы Егорова поймали, да еще и с такой пафосной запиской. Может, автор рассказа, который Егорова научил всему этому не думал, что мы его возьмем?
— Только давай без «два трупа»? — я-то даже не обратил внимания сам на свои слова, а Семена, похоже, резануло от того, что я по отношению к Булатову и Кате употребил «два трупа». Ладно.
Когда мы ушли, доктор Гусаров достал матрац, подушку и одеяло. Он не хотел к жене. Он знал, что с самого порога она захочет пообниматься, поговорить или посидеть вместе. Потом, заставит его сидеть с ребёнком и проводить время вместе. Он постелил постель на пол и лёг. На часах было 16 часов. Доктор Гусаров устал.
30
Слушайте, давайте притормозим. Я написал уже 29 частей (эта тридцатая). Рассказал вам о некоторых событиях и людях, которые встретились на моем пути.
Я наверняка не рассказал вам об одной своей особенной страсти: мне нравится «подытоживать». Прямо посреди какого-то действия, я останавливаюсь для того, чтобы сверится с целями, маршрутом и не запутаться в уже сделанном. Для меня, это все равно что взглянуть на карту, сориентироваться на местности и спокойно продолжить путь. Таким образом, я понимаю, что движение мое правильное и точное.
Кого и что мы уже знаем:
Семён Николаевич Михайлов. Отец, муж, полицейский. Работает честно и правильно.
Наталья Николаевна.
Секретарь генерала Якушева. Хорошая, но несчастная женщина.
Егоров.
Сволочь, садист и психопат. Убил четыре молодых девушки.
Есть письмо от какого-то странного типа.
Есть рассказ о Ротакоре, найдённый Семёном Николаевичем.
Есть довольно-таки «мастеровитое» убийство Кати и Булатова. Для того, чтобы это сделать нужно было каким-то образом их выкрасть, связать, отрезать «лишнее». Это требует ума и мастерства.
Есть письмо от неизвестного психа, который является экспертом по подросткам.
Автор рассказа.
Неизвестный (пока ещё). Написал рассказ о Ротакоре и прочей херне. Возможно, он же убил Булатова и Катю. Я спрашивал сам у себя и позволю и вам задать тот же вопрос: с чего я взял, что автор рассказа и есть тот, кто убил Катю и Булатова? Ответ прост: мне просто не хочется верить, что психопатов настолько много, что и Егоров и ещё кто-то другой взялись за реализацию идей этого рассказа. Хотя, я понимаю, что так устроен человек.
Три моих пациента: Елена, Прохор и Евгения.
Этот список не исчерпывающий. Он не поможет вам понять все и больше никогда не путаться в моем не безупречном повествовании. Но, я не могу не составить его, потому что сам, признаться, запутался. Остаётся верить, что обозначение в отдельный список этих явлений и людей поможет мне сохранить логику рассказа и общую мысль.
31
Семён Николаевич писал что-то, сидя по другую сторону стола. За окном поднялся ветер.
⁃ Можно на «ты»? — спросил он.
⁃ Можно, — кивнул я в ответ.
⁃ И, называй меня Семён, — он улыбнулся, но вышло как-то истерично.
⁃ Хорошо.
Перед нами стояла задача: найти автора рассказа. Я искренне полагал, что он сможет объяснить нам и поведение Егорова и гибель Кати с Булатовым.
Я сказал «перед нами»? Любопытно. Я причислил себя к следователям. Самонадеянно с моей стороны. Неужели я настолько стремлюсь к славе, известности. Настолько мне хочется проявить себя и щелкнуть по носу всем: «Считайтесь со мной! Уважайте меня!». Насколько же нужно быть мелким и тщедушным, чтобы выстроить свою работу, свой труд вокруг двух лишь вещей: славы и денег.
Меня затошнило. От собственной тупой, идиотской внутренности. С таким настроением, можно хоть сейчас бросить практику, это дело с Семёном, вообще все бросить и уйти на стройку, мести дворы, мыть полы — все, что угодно. Лишь бы никто вокруг не знал и не видел этой моей пошлости.
⁃ Все в порядке? — спросил Семён.
⁃ Да, — ответил я.
Я прикрыл глаза. Я прекрасно понимаю своих пациентов. Многим, кстати, неочень нравится то, что я называю их пациентами, а не модным и актуальным словом клиент. Но, как бы не называть тех, кто отчасти по своей воли, а отчасти по велению внутреннего неспокойствия приходит ко мне — я их понимаю.
Я вспомнил как сам начал проходить анализ. После стандартной для психотерапии, душещипательной истории о несчастном детстве, наверное, на десятой встрече, я решил спросить у своего аналитика как она ведет записи о пациентах.
— А чем вызван такой интерес? — переспросила тогда мой психоаналитик.
— Ну, мне интересно, как будущему вашему коллеге, как правильно вести записи, составлять ли каталоги и так далее, — пояснил я.
— Вы составляете каталог? — удивилась она, — Какой? Чей?
— Я стараюсь выстроить записи о пациентах соответственно их возраста, уровня организации психики, — я старался произвести на нее впечатление, доложившись о том, сколько усилий у меня занимают записи.
— Вы знаете, — далее, она сказала удивительно тонкую вещь, — это похоже на коллекцию бабочек или жуков.
