Ковчег (СИ) - "Корсар_2"

— Извольте демонстрировать свои распущенные нравы внизу, коли там так принято! А на вверенной мне территории я таких вещей не потреплю! Вам все ясно?

— Кристально, — согласился я, уловил очередную вспышку гнева в его глазах и торопливо добавил: — Сэр.

Не стоило доводить его до белого каления. Я и не собирался — просто немного отвык все время твердить этого «сэра».

Он отвернулся, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Постоял так и снова посмотрел на меня только когда полностью взял себя в руки.

— Я позвал вас, Аденор Раду, чтобы предложить вам стать пилотом десантной шлюпки. Я не понаслышке знаю о ваших способностях и уверен, что в этом качестве для предстоящей высадки вы будете более ценны, чем… ну, чем вы там внизу занимаетесь.

— Лечу людей, сэр, — напомнил я. — Без медикаментов.

— На данный момент проблема с медикаментами в Даунтауне не стоит особенно остро, — проговорил Адмирал. Надо же, даже назвал правильно. — И, насколько мне удалось узнать, действующих медиков там достаточное количество. Причем более компе… опытных, чем вы.

Тут я не мог не согласиться, поэтому коротко кивнул. Заодно оценив сделанную на ходу замену. Интересно, это нужно расценивать как комплимент или политкорректность?

— В свете сложившихся обстоятельств мы собираемся готовить группу пилотов, в состав которой я и предлагаю вам войти. Занятия будут проводиться здесь, в Скайполе. Начало — с третьими склянками. Будете подниматься вместе с первой сменой мутантов. Мы только что закончили согласовывать расписание с главами кланов, — он кивнул на стоящую на столе видеорацию. — Кстати, там тоже не возражают против вашего обучения.

— Спасибо, сэр, — искренне сказал я.

Приятно, что он позаботился и вынес данный вопрос на обсуждение с Советом. Потому что если бы я пришел с таким предложением сам — пришлось бы, наверное, наслушаться всякого разного. Пусть Трент уже не мог мутить воду во время собраний, но обязательно нашелся бы кто-то еще, кто припомнил мне, откуда я родом и почему ко мне особое отношение.

— Так вы согласны?

Я был удивлен. Нехарактерный вопрос для человека, привыкшего отдавать приказы.

— Думаю, что могу дать только предварительное согласие, сэр, — меня привлекает данная идея. Но мне еще нужно посоветоваться. Только после этого я смогу ответить окончательно.

Я намеренно не стал говорить, с кем посоветоваться — Адмирал и так понял, судя по заходившим на скулах желвакам. Но ему удалось сдержаться.

— Хорошо, — кивнул он. И прошелся туда-сюда несколько раз.

Поскольку меня еще не отпустили, я продолжал стоять, держа руки по швам. И снова подумал — как легко и привычно встраивается человеческий терминал в старую систему, даже если ему казалось, что он исключен из нее навсегда. Как все знакомо и отработано — до автоматизма.

— Наверное, ты ждешь, что я стану перед тобой извиняться? — внезапно остановившись напротив меня, Адмирал резко повернулся.

— Никак нет, Ваше Превосходительство, — с ходу выпалил я, хотя и слегка растерялся.

Но я правда этого не ждал — с чего бы ему передо мной извиняться? Он, наверное, этого никогда не делал и вообще не умеет.

— Это хорошо, — задумчиво кивнул он. — Потому что я не стану. Я выполнял свой долг. А он, в первую очередь, состоит в том, чтобы наказывать тех, кто нарушил закон. Наказывать в соответствии с тем же законом. Невзирая на личное отношение к преступнику.

— Да, Ваше Превосходительство, — согласился я.

Он действительно все и всегда делал так — в соответствии с законом. Без поблажек для кого-либо. За это в том числе его и ценили низшие офицеры. За справедливость.

Единственное, в чем мне удалось его уличить — что в нарушение правил он приходил по ночам к маме. Но я не собирался об этом упоминать. Пусть считает себя непогрешимым в глазах всех окружающих.

Он не понимал только одного: мне совершенно не требовалось, чтобы ради меня поступались принципами. Мне хватило бы малости — чтобы он пришел ко мне в камеру. И не в качестве Адмирала, а в качестве отца, переживающего за судьбу своего сына. Но, наверное, подобное только мне казалось малостью. Для него же было чем-то нереальным.

Это безбашенный Вен мог ворваться на заседание глав кланов и орать «Где Нор? Почему вы его бросили наверху одного?», ни на секунду не задумавшись о последствиях такого поступка для себя. Господин Адмирал просчитывал свои ходы до последнего миллиметра. И, наверное, зайти ко мне, арестованному, равнялось какой-нибудь катастрофе в виде упрека от Первого Офицера: «Что, Адмирал, пожалели своего отпрыска? Вытерли слезки?». При этом сам Первый Офицер в свое время всеми силами и совершенно открыто продвигал Базиля на теплое интендантское местечко в Школе. Предыдущий интендант, говорят, в результате беспочвенных придирок свалился с инфарктом…

— Надеюсь, ты все понимаешь правильно и не сердишься на меня, Норик, — сказал Адмирал почти мягко.

— Я все понимаю, сэр.

Понимаю, потому что привык понимать. Мы же похожи, отец. Очень. Но вот не сержусь ли?.. Даже не за себя. За маму, которую ты отправил в Полис и лишь изредка к ней «заглядываешь». А она ведь ждет — каждый день, каждый час. И из-за тебя не хочет отправиться со мной вниз. За то, что ты не избавил ее от судьбы «как у всех». А ведь мог. Если уж смог Май, обычный врач, не наделенный такой властью, как ты…

— Тогда ответь мне еще на один вопрос, сын… Тебе не стыдно?

— Чего именно я должен стыдиться? — решил уточнить я.

— Того, что ты… ложишься под мужчину, и он своим членом… — Адмирал замолчал; его лицо исказила гримаса отвращения.

А я вытаращился на него. Ничего себе сменили тему! Сказать, что я был изумлен — ничего не сказать. Рассматривать наши отношения с Невеном с этой точки зрения мне до сих пор не приходило в голову.

— То есть ты хочешь сказать, — я старался тщательно выбирать слова, — что если бы я был сверху, ты бы возражал не так сильно?

— Пожалуй, — подумав, согласился он. — Тогда я бы мог тебя понять. Гормоны, малое количество женщин, необычная обстановка…

«Гормоны и прочие шалости. Стресс. Непривычная обстановка. Малознакомое окружение. Отсутствие поддержки. Недостаток человеческого тепла. Сублимация чувств. Необходимость выхода сексуальной энергии. Благодарность к спасителю. Гипервозбудимость, соответствующая моему возрасту. Обилие непривычных для тела стимулов в виде прикосновений другого лица…», — автоматически всплыла в памяти моя давняя попытка аутотренинга, и я рассмеялся.

Мы были похожи с отцом даже в этом — в стремлении найти и объяснить то, что нам не нравится, чем угодно, кроме настоящих причин.

Но сейчас мне это было не нужно. Совсем. Все умные слова звучали напыщенной глупостью, стоило представить Вена рядом — как он обнимает меня, целует, как прижимает к себе, и какое я ощущаю непомерное счастье, когда он берет меня — все равно где и в какой позе.

— Пап, — неожиданно даже для самого себя сказал я, впервые назвав его совершенно по-детски, — не имеет абсолютно никакого значения, кто из нас сверху. Я его просто люблю, понимаешь? Ну все равно, как если бы мама была мужчиной. Ты что, любил бы ее меньше, если бы при этом она ложилась под тебя? Или ты, хотя бы периодически, позволял ей себя трахать?

Отец скривился, словно съел ломтик лимона, и передернул плечами. Он не понимал. Совершенно. Ему было недоступно то, что мы переживали с Веном во время занятий любовью. Перед его мысленным взором всего лишь стояла непристойная картинка, в которой здоровенный мутант засовывает свой член в задницу его сына, а тот ему позволяет. И за ней он не видел ничего больше, считая сам факт бесконечно унизительным.

А мне до его вопроса вообще было невдомек, что все, происходившее между мной и Веном, можно впихнуть в такие узкие рамки, рассматривать таким убогим образом. Да я, откровенно говоря, даже не задумывался, почему я снизу, а он сверху. Какая, в сущности, разница, если начинаешь млеть от одного, даже самого невинного прикосновения? Если, взявшись за руки, нет сил их расцепить, а начав целовать — сил остановиться?