Стрижи - Фернандо Арамбуру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19.
Мне жаль Пепу, которая провела несколько часов на заднем сиденье, как всегда тяжело дыша и находясь в стрессовом состоянии из-за автомобильной тряски, но получилось так, что мне надо было обязательно побывать в Эстремадуре. На подъезде к Навальмораль-де-ла-Мата начался дождь и не прекращался всю оставшуюся дорогу. Хромой, всюду сующий свой нос, опять написал мне вчера перед ужином. Как, мол, дела в Касересе и не пришлю ли я ему фотографию Пепы, снятой в старой части города? Итак, он припер меня к стенке с моим враньем, и я в отчаянии кинулся к интернету, чтобы забронировать номер в гостинице. На короткий срок! В Святую неделю!
«Все номера заняты!»
Еще одна гостиница, еще один номер, еще один голос… И тот же ответ. Как я объясню Хромому, чтобы мое объяснение прозвучало правдоподобно, почему не могу послать ему ни одной фотографии Пепы в Касересе, якобы находясь в Касересе? Этот мерзавец, пожалуй, уже заподозрил, что я никуда из дому не уезжал, и решил поймать меня на лжи. Иногда я даже узнаю в нем вторую Амалию, когда он, совсем как она, контролирует каждый мой шаг и требует отчета. Вчера вечером в голову мне пришло единственно возможное решение проблемы: обмануть его, частично сказав правду, а поскольку я никак не мог найти для нас с Пепой гостиницу в Касересе, то стал искать пристанище в каком-нибудь поселке поблизости, а оттуда доехать на машине до столицы провинции, сделать эти чертовы снимки и отправить Хромому. Я позвонил в Трухильо. «Все занято». В Арройо-де-ла-Лус. Не пускают собак. Я продолжал изучать карту и звонить. Наконец мне повезло в Мериде, в хостеле под названием «Абадиас», где сейчас, уже поздней ночью, я и пишу эти строки. Заведение не назовешь роскошным, но чистота и обслуживание кажутся мне безупречными.
Отправляться в Касерес сразу после долгой и утомительной дороги из Сан-Лоренсо-де-Эскориал я счел безрассудством. От Касереса нас отделяло больше семидесяти километров, мы приехали бы туда почти вечером, наверняка под дождем и с полумертвой от страха Пепой. А ведь пришлось бы еще и возвращаться назад. Как быть? Прогуляться по старой части Мериды и написать Хромому, что день я посвятил осмотру именно этого города? И послать соответствующие фотографии? А вот в том, что я остановился здесь, признаваться не стану.
Под зонтом, который мне одолжили на ресепшене, мы отправились искать знаменитые памятники Мериды. Мокрая и вялая Пепа позволила сфотографировать себя под Аркой Трояна, потом у римского моста, у крепостной стены и в других узнаваемых местах. После легкого ужина в баре на площади Испании я вернулся в хостел, запасшись бутылкой коньяку, так как что-то мне подсказывало: ночь будет долгой, заполненной раздумьями и химерами. Прежде всего я насухо вытираю Пепу, которая совсем приуныла и даже потеряла аппетит. Долго прижимаю ее к себе, чувствуя теплую тяжесть собачьей головы на своем плече, и лишь потом беру мобильник, чтобы послать Хромому фотографии и окончательно запудрить ему мозги. В уши мне бьет доносящийся из-за стенки храп.
18.
Хромому, как и любимому им Жану Амери[53], не нравится слово «самоубийство», хотя порой он им пользуется. Догадываюсь, что неприятные чувства вызывает не слово само по себе, а то обстоятельство, что он лично как-то с ним связан или потом окажется связанным. Мой друг говорит, что, когда читает или слышит это слово, в голове у него возникает образ человека, который наносит себе жестокие удары, стараясь не просто уйти из жизни, но уйти как можно мучительнее. Хромой предпочитает выражение «добровольная смерть», находя в нем более спокойные и не столь кровавые коннотации, а также «некий намек на метафизическую изысканность», хотя я и не понимаю, что тут имеется в виду. Оно вроде бы предполагает уход, больше соответствующий правилам благовоспитанности или хорошего тона, к чему Хромой стремится и к чему, как он уверен, должен стремиться и я. В моем случае иначе и не будет: я намерен покинуть мир живых и исполнить свою суверенную волю, то есть переступить врата, называемые смертью, не оставив на земле никаких отвратительных пятен. Хромой же способен часами терзать меня рассуждениями на эту тему.
Сегодня, когда в Касересе стоит мерзейшая погода, он завалил мой WhatsApp посланиями. Едва успев получить фотографии Пепы, снятые под дождем на Пласа-Майор, он, якобы чтобы подтвердить их получение, пишет следующее:
Иоанн, 10:30: «Я и Отец – одно». Значит, если Иисус из Назарета – Бог, значит, и в своем распятии Он поучаствовал, то есть одобрил его. Святая неделя отмечается в память о самоубийце.
К чему Хромой это написал? Спрашивать не стану. Думаю, я перед ним чист, так как послал ему фотографии, доказывающие мое пребывание в Касересе.
Час спустя, когда я сидел за столиком в ресторане и наслаждался фасолью с овощами, за которой должен последовать песторехо по-эстремадурски[54]с жареным картофелем, мне пришло от него очередное сообщение. Читаю:
Я еще раз просмотрел классификацию Дюркгейма[55]. Он выделяет четыре типа самоубийства: альтруистическое, аномическое, эгоистическое и фаталистическое. К какому склоняешься ты? Если для тебя это вопрос решенный, не порекомендуешь ли и мне одно из них? Дело срочное.
Я ответил, что сейчас занят: сижу в ресторане и подпитываю свой организм. «Ты не один?» – «Возможно». Он посоветовал не упускать шанса и порадовать себя песторехо. Я: «Ты опоздал, я уже заказал другое блюдо, и мне его вот-вот подадут». Потом знаками подозвал официанта и спросил, не поздно ли переменить заказ. По его словам, это надо узнать на кухне. Он ушел и вскоре вернулся. Никаких проблем. Тогда я попросил подать мне нечто под названием «чанфайна»[56], не зная в точности, что оно из себя представляет. Главное для меня сейчас – не выбирать еду по чужой указке.
Хромой продолжает слать сообщения, хотя знает, что я в ресторане, а может, именно потому, что знает, – и ему хочется испортить мне обед. Я достаточно хорошо изучил своего друга, чтобы объяснить его эпистолярное недержание тем, что он ищет противодейстие какому-то психофармацевтическому препарату. Теперь он просит прислать фотографию моего обеда, если, конечно, я ничего не имею против, а