Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

мы стали тренировать скоростной спуск. Трасса спуска в Бакуриани была не столь длинной, как в Алма-Ате, но очень крутой, с множественными виражами. Особенно опасным был резкий поворот ниже огромной ели, стоявшей почти посередине самой крутой части Кохты, имевшей форму гитары, после которого трасса уходила по вновь проложенному маршруту в сторону деревни Метарби, вправо от традиционного спуска. Не вписавшись в этот поворот, можно было улететь с трассы в заросли кустарника, разделявшего старый и новый варианты спуска. На новой части трассы было несколько довольно больших бугров, которые на скорости подкидывали спортсменов высоко в воздух, и их нужно было проходить способом «опрыгивания». Мы по многу раз в день проходили эти сложные участки, и на тренировках они получались у меня неплохо.

Наш спартаковский сбор перед соревнованиями был недолгим – всего две недели, но я многому от Зыри научился, и прежде всего поворотам на крутых склонах, что раньше мне всегда давалось с трудом из-за свойственной мне слишком задней посадки. Потом, к моему большому сожалению, между нами случился неприятный инцидент, ухудшивший мои отношения с Володей. Дело в том, что Зырянов занимался со своей группой не очень регулярно, выходя с нами на гору далеко не каждый день. В разговоре с кем-то из участников сбора я неосторожно сказал об этом. Мои слова передали Тимошенко, и тот, будучи с Зыряновым «в контрах», при всех сделал ему замечание, сославшись на меня. Володя был мужик прямой, резкий, не любил, как он говорил, «шептунов» и, хотя я клялся ему, что ни слова Тимохе о нем не говорил, сильно обиделся и перестал меня замечать. Тем не менее я сохранил к нему большую благодарность на всю жизнь. За те дни, что мы прокатались вместе, он помог мне подготовиться к соревнованиям, на которых я занял десятое место в слаломе-гиганте, и седьмое место в скоростном спуске, выполнив наконец норму первого разряда и вплотную подойдя к званию мастера спорта. В слаломе я упал и поэтому в троеборье не участвовал. Для меня это были очень неплохие результаты, так как в первенстве Центрального совета «Спартака» принимали участие более сорока спортсменов из разных городов, и в том числе несколько мастеров спорта. Эти состязания были моими первыми и последними более или менее удачными крупными соревнованиями в горах.

Должен сказать, что я никогда не чувствовал себя на лыжах так уверенно, как после возвращения из Бакуриани весной 1960 года. Первый разряд по горным лыжам был завоеван, и мне казалось, что недалеко то время, когда заветный квадратик мастера спорта СССР появится у меня на груди. Конечно, каждый мальчишка и каждый юноша мечтает об этом почетном звании, но мне особенно хотелось его получить, чтобы быть не хуже своего отца, хотя бы с этой стороны. В конце февраля академик Богуш успешно сделал отцу операцию на легком, и я, вернувшись с гор, сразу же поехал к отцу и застал его на третий день после той тяжелой операции. Он был очень бледным и слабым, но самочувствие его понемногу улучшалось, и он был настроен оптимистически. Он был очень доволен моим первым разрядом и, так же как и я, был уверен в моем успешном спортивном будущем.

В оставшиеся снежные дни февраля и марта никаких серьезных соревнований не предвиделось, и в институте я спокойно ходил на отработки, слушал лекции, занимался на практических занятиях и подумывал о том, как в предстоящее лето вместо военных лагерей попасть на летний сбор на Эльбрусе. По субботам и воскресеньям я катался на Шуколовке, где вместе с моими московскими и местными друзьями наслаждался лучшим временем года: ярким, по-весеннему теплым солнцем, маслянистым, слегка подтаивающим в солнечных лучах снегом и пронзительно синим небом, так резко контрастирующим с белыми, сверкающими склонами. Мы ставили простенькие и короткие по сравнению с бакурианскими слаломные трассы, и я довольно легко показывал на них лучшее время. Вместе с моими друзьями Толиком Майоровым, Валеркой Пшежецким, Володей Гридиным и другими мы прыгали с бугра на третьем спуске и улетали с него в самый низ склона. В нашей компании были две хорошенькие девушки – сестры Череповы, Оля и Наташа. Они были дочерьми известного в прошлом лыжника Ивана Александровича Черепова, который в 1937 году опубликовал первый в нашей стране учебник по горнолыжному спорту. Жили обе сестрички в старом доме где-то в районе Зачатьевского монастыря. В эти весенние дни у меня начался роман с Олей Череповой, длинноногой, высокой и стройной девушкой лет двадцати, с тонкой талией, которую она подчеркивала, туго перетягиваясь ремешком. Оля была курносенькой, и своими большими голубыми глазами и румяным лицом немного напоминала классическую детскую куклу. Она неплохо каталась на горных лыжах и смотрелась на горе очень привлекательно. Оля была немного выше меня, но на лыжах я чувствовал себя более высоким и уверенным, чем в обычное время, когда комплексовал из-за своего относительно небольшого роста. Однажды в теплый безветренный день, устав кататься по рыхлому, подтаявшему снегу, мы решили немного прогуляться на лыжах по краю Шуколовского оврага. В силу определенных обстоятельств я могу назвать точную дату этого дня – 6 марта. Наши тяжелые лыжи и длинноременные крепления, намертво притягивающие ботинки к лыжам, были плохо приспособлены к прогулкам по ровной местности. Поэтому мы ушли недалеко от горы и, увидев в поле большущий стог сена, сняли лыжи, залезли на него и разлеглись загорать под горячим весенним солнцем. Я попросил Олю закрыть глаза и поцеловал ее. Она охотно ответила, и я до сих пор помню ее мягкие, податливые губы со сладковатым вкусом губной помады и прохладные зубы. От нее исходил чудесный запах молодости, свежести и здоровья. Оля была одной из первых девушек, с которой я целовался, и она мне очень нравилась. Но судьба была против меня. Наверное, я не должен был забывать, что мой отец все еще лежит в больнице, и не должен был уезжать от него кататься на лыжах и ухаживать за девушками. Наказание последовало очень скоро.

В следующее воскресенье 13 марта, придя утром на Шуколовскую гору, мы с Пшежецким решили немного попрыгать по третьему спуску. День был солнечным и обещал быть очень теплым. Стоял период «мартовских утренников», когда ночью столбик термометра опускался до 10 градусов мороза, а днем поднимался до 10 градусов тепла. Снег на контруклоне верхнего бугра третьего спуска, обращенного в северную сторону, оставался подмерзшим и леденистым. Разгон спуска находился в тени деревьев и тоже был очень скользким. Поэтому скорость