Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

— Помните, радистка Кэт при родах кричит, как и все женщины, на родном, на русском? И попадает в гестапо. А настоящая разведчица, не киношная, сдержалась. Родила за границей, и все прошло нормально. Об этом рассказали писателю Юлиану Семенову, и эпизод вошел в «Семнадцать мгновений…».

— Нельзя ли хотя бы сегодня поподробнее об этой женщине?

— Сегодня, наверное, можно. Аня Камаева — ткачиха с фабрики «Красная роза». Попала к нам в Службу в 1938-м. В годы войны служила у Судоплатова. Учила чешский язык. Потом из Чехословакии отправилась с мужем, нашим разведчиком Михаилом Филоненко, и сынишкой Павликом в Латинскую Америку.

— А ребенок понимал, кто его родители, куда и зачем они едут?

— Нет, мальчишечка был маленький совсем. Тоже учил чешский. Судьба у них сложилась непросто. В свое новое далекое далеко ехали третьим классом, условия на пароходе страшные. Но добрались, удачно оформили все документы. И тут с Павликом несчастный случай: местные хулиганы-мальчишки случайно прострелили ему ногу. Тяжелое испытание, но выдюжил. А наша Аня родила дочку. И не кричала, никак себя не выдала. Назвали девочку Марией. Когда семья после долгих лет нелегальной работы возвратилась в Советский Союз, дети никак не могли понять, почему они оказались в Москве.

— Родители что, абсолютно ничего им не рассказывали?

— Такова специфика жанра — нелегалы же. Но русский, конечно, дети выучили и быстро во всем разобрались. Как-то был такой случай. Вернулась домой пара нелегалов — Ашот и Кира — после очень долгой и неплохой работы за рубежом. Приехали их встречать две дочери. Все взволнованны, а разговор не клеится: родители за десять лет почти забыли русский язык, и чуть ли не с переводчиком им пришлось на первых порах общаться.

Или возвращается наш нелегал, русский парень, с женой после долгих лет за границей. Приходит с ней в гости, и хозяева удивляются: «Ты что, на иностранке женился? Она по-русски еле-еле и с каким акцентом». А супруга — простая женщина из провинции. Но здесь перед отъездом ее хорошенько языку пребывания обучили, там они проработали девять годков, дома она ни разу, в отличие от мужа, не была, не подходило под легенду. И вот результат. Но все это быстро возвращается на круги своя.

— Павел Георгиевич, бывает, почитываю вашу необычную книгу «Разведка — люди, портреты, судьбы». В ней — короткие рассказы о друзьях-разведчиках и написанные вами портреты этих героев. Знаю, что живописью занимаетесь с младых лет…

— …Когда в 1938-м позвали в разведку, я долго сомневался. Ведь я работал там, где трудитесь вы — на улице Правды, дом 24. Занимался иллюстрациями, фотографиями. Довелось сотрудничать со многими чудесными художниками. Кукрыниксы, Радов, Борис Ефимов… — это для меня добрые знакомые, не просто знаменитые имена. Как же не хотелось уходить. Да и считал, что в 25 лет с профессией определился, свое дело любил, да и поздновато. Светлое будущее мне, молодому полиграфисту, виделось несколько иным. Но тогда был набор. Отказов не принимали. Собеседование с большим начальником по фамилии Берия прошел успешно, и началось.

Наш совершенно закрытый отдел возглавлял известный в прошлом австрийский спортивный организатор Георг Миллер, с 1927-го перешедший на нелегальную работу в советскую разведку. Вот Георгий Георгиевич и наставлял молодых учеников — меня и Вилли Фишера, тоже способного рисовальщика.

— И вы изготовляли надежные, не хочу писать фальшивые, документы для разведки и Коминтерна.

— Да. Но не только.

— Говорят, что однажды изготовленные вами документы одного нашего арестованного нелегала послали на экспертизу. И после детальнейшего изучения дали ответ: эти документы никогда не выдавались, но являются подлинными.

— И я такое слышал. Такой ответ и прямо в рамочку над столом вместо почетного диплома.

— Вы успели и в разведке, и в творчестве. За серию портретов разведчиков 23 декабря 1987 года вам присвоили звание «Заслуженный работник культуры Российской Федерации». И, воспользовавшись своим служебным положением, нарисовали отличные, по-моему, портреты многих разведчиков. Насчет служебного положения шучу, хотя доля истины здесь имеется.

— Рисовал не только коллег по профессии, но и природу, и людей, которых ценю за то, что они сделали для России. Кроме выдающихся разведчиков-нелегалов в этой книге портреты Георгия Жукова, Льва Толстого, Александра Пушкина, Че Гевары, Святослава Федорова. А космонавт Юрий Батурин, с которым поддерживаю дружеские отношения, взял с собой на международную космическую станцию «моего» Абеля. И он висел на так называемом месте космонавта. Позже в космосе побывали еще три мои работы — портреты Пушкина, Гагарина, Высоцкого.

— Павел Георгиевич, а как удавалось так много рисовать? Вы ведь на своих картинах запечатлели всю советскую внешнюю разведку. По-моему, отличные получились портреты. Особенно Абеля.

— За Абеля — спасибо. Рисовал много, потому что мне это по душе. И сейчас работаю, стараюсь, пишу картины и книги, несмотря на некоторые сложности, которые с годами нарастают. Сохраняю контакты со старыми друзьями. Иногда встречаюсь с молодежью. Но все больше времени провожу на телефоне. Да нет, шучу. Вот открылась вторая за этот 2008 год моя персональная выставка. Так что чувства оптимизма не теряю.

— В моей филателистической коллекции есть блок нарисованных вами марок с портретами нелегалов.

— Да, по моей инициативе впервые в СССР были выпущены почтовые марки героев-разведчиков. Мне долго отказывали: зачем мы будем их светить? А я терпеливо объяснял: чтобы знали героев. Горжусь, что тогда убедил, настоял.

— Вы мне как-то рассказывали таинственную историю с