Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

город, чтобы купить подарки. Это было еще до прихода немцев. Вдруг через некоторое время звонок в посольство. Из полиции спрашивали: не советский ли гражданин находится у них? Консул и я выехали в полицию, где нашли своего товарища избитым до неузнаваемости. Оказывается, в кафе, куда он зашел по пути, ему что-то подсыпали в чашку кофе. Потом затолкали в машину, отвезли на окраину Софии, избили, забрали документы и подарки, а самого бросили в канаву. Случайно его увидел священник, шедший по той дороге в деревню. Он и позвонил в полицию. Так что, получается, разведчику только Бог и помог.

А вошли в Болгарию немцы и обстановка еще сильнее обострилась, стала она прямо свирепой. Но все равно разведка работала. Тут уж кто кого.

— И кто же кого?

— Выезжает из посольства наша машина. А за ней — сразу их. Еще раз наша — и они. Но мы знали, что болгары не могли больше пяти сыскных машин держать. Так что, когда ехали на важную встречу, наших пять машин да их пять, а уж шестое, седьмое авто — снова наше, и ищи ветра в поле. Но давайте поговорим о чем-нибудь более приятном.

Документы на любой вкус

— Павел Георгиевич, еще во время нашей давней первой встречи в первой половине 1990-х вы мне обещали рассказать о Николае Кузнецове.

— Обещал — слишком сильно сказано. Вы просили меня рассказать некоторые подробности о Николае Ивановиче. И я ответил, что пока рановато.

— Но прошло столько лет. Может, и пора? Вы же с Кузнецовым были хорошо знакомы. Готовили для него документы на имя обер-лейтенанта вермахта Пауля Зиберта. Его потом больше семидесяти раз в Ровно и во Львове проверяли и никаких подозрений.

— Все-то вы знаете. Но было же не совсем так.

— А как?

— Ну, хорошо. После возвращения из Болгарии я действительно помогал в 1942-м Кузнецову. И всех документов, как этого иногда требовала легенда, изготавливать не пришлось. Дивизию, в которой служил обер-лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт, под Москвой разгромили. И на наше везение в ее штабе нашли много документов погибших офицеров вермахта. Отослать в Берлин извещения о смерти с присущей немцам аккуратностью его сослуживцы не успели. Наступали наши стремительно, и не предполагали штабисты, что разгром уже близко. Не привыкли они в тот год к таким поражениям.

И еще неоформленные дела погибших в полном порядке и как следует немцами подшитые показали Николаю Кузнецову. Он быстро просмотрел несколько комплектов. И буквально изумился, наткнувшись на дело обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта. В книжке, немцы называли ее зольдбухом, были и фотографии, и описание примет. Все, как положено — рост, цвет волос и глаз, размер обуви, группа крови. И все, даже кровь, полностью совпадали с кузнецовскими. Правда, родившийся в Кенигсберге офицер был на два года моложе Николая Ивановича. Но это — мелочь.

Мы решили задним числом «спасти» Зиберта. «Возродили» его, убитого. В реальный зольдбух немцы факт смерти занести не успели, и мы записали серьезное ранение. В зольдбухе была строка «собственноручная подпись владельца». И я вместе со служившим в моем управлении коллегой учили Кузнецова расписываться, как Зиберт. Николай Иванович был хорошо обучаем. Получилось быстро, мы даже удивились. Кстати, моментально осваивал чужие подписи и мой друг Вилли Фишер — в будущем Рудольф Абель.

А для выбранной Кузнецовым легенды требовалось для достоверности создать какую-то хоть маленькую, но историю. Несколько фото, какие-то письма, некоторые незначительные документы.

— То, что теперь называется портфолио.

— Как у моей внучки — Наташи Громушкиной.

— Известной актрисы?

— Благодаря ей — я уже прадедушка. Ну а Кузнецову — Зиберту нужны были фото. И мы с фотографом из нашей Службы решили, чтобы избежать всяких дополнительных сложностей, снимать его в форме офицера вермахта у него дома. Приехали в квартиру, где жил Кузнецов. И сразу договорились — снимаем только в офицерской форме с погонами обер-лейтенанта. Николай Иванович вспомнил: а Железный крест? Нацепили, быстро нашли нужный ракурс. Фотографировали так, как любили позировать офицеры вермахта. И еще сделали кое-какие фото, чтобы на подлинных документах Зиберта был наш Николай Иванович.

А после наступило наиболее трудоемкое, требующее времени и терпения, чем ненавидят заниматься некоторые специалисты, с удовольствием изготавливающие разные документы. Тут далеко до творчества. Каждый жест должен быть размерен и продуман.

Известными нам приемами сняли фотографии Зиберта с подлинников. Дальше — еще сложнее. Не зря наши помощники собирали немецкие трофеи. Снимки печатали на немецкой фотобумаге. Был у нас настоящий — их — фотоклей.

— И печати тоже были у вас немецкие?

— Не было. Но вопрос поставлен правильно. Не зря столько лет пишете о разведке. Использовали для печати подлинную мастику. И записи в документах Зиберта я и мой товарищ делали немецкими чернилами.

— А зачем вам нужен был напарник? Вы же сами на все руки мастер.

— Но не до такой степени. Нельзя вносить разные записи одним и тем же почерком. Между прочим, нам уже в 1943—1944-м давали на экспертизу документы некоторых