Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

к ним. В США, в Англии их охраняют, берегут, меняют внешность и фамилии. Сколько зла они принесли и не только людям, которых предали. Черная метка и на их родственниках, окружающих, сослуживцах, наказанных за отсутствие бдительности.

Мучают ли предателей угрызения совести? Вряд ли. Как может мучить то, чего нет. Но вот страх наверняка не уходит. Он с ними навечно.

Художник служил на Лубянке

Павел Громушкин

О работе во внешней разведке полковник Павел Георгиевич Громушкин говорил не слишком охотно. Профессиональный художник, он предпочитал демонстрировать свои действительно необычные картины. Но о нескольких эпизодах, связанных с Великой Отечественной войной, да и не только с ней, все же поведал.

Мы виделись довольно часто и на протяжении долгих лет. Эта главка соткана из наших отдельных разговоров.

Павел Георгиевич Громушкин пришел на Лубянку в 1938-м, а распрощался с Комитетом госбезопасности в уже очень зрелом возрасте. Скончался в 2008-м, на 95-м году жизни. Это он еще в военные годы готовил документы для наших разведчиков, работавших в немецком тылу. Но мало кто знает, что Павел Георгиевич в начале Великой Отечественной войны под крышей дипломата трудился в Болгарии — тогда союзнице гитлеровской Германии.

А еще братушки…

— Павел Георгиевич, как вы попали накануне Великой Отечественной в Болгарию? Страну, которую мы всегда считали нам, россиянам, дружественной.

— Понимаете, многие по-прежнему в плену нами же созданных мифов. В Болгарии у нас братушки, с Францией — всегда особые отношения и, уж конечно, черная Африка боготворит Советский Союз, а теперь и Россию. С мифами, легендами, а тем более такими приятными тяжело расставаться. Но я решил на склоне лет все-таки с ними распрощаться. Хватит, сколько можно себя обманывать, записывая в герои или в друзья тех, кто ими никогда не был. Я и сейчас вам всего не расскажу. А если что-то попрошу отложить на потом, то вы же отложите?

— Обещаю.

— Ладно, давайте. Только перед публикацией я все прочитаю. И повременим с тем, чему не пришло время. Так вот, к первой длительной загранкомандировке в Болгарии я готовился более года. Надо сказать, что перед отъездом меня с супругой наставлял сам начальник разведки Фитин Павел Михайлович — прекрасный человек и руководитель молодой, талантливый.

В январе 1941 года, когда в Европе вовсю шла Вторая мировая война, вместе с женой мы уже были в Софии.

— Что же такого интересного вас ждало в Болгарии?

— Интересного? Я бы сказал необычно сложного. Ни в одной стране мне потом так сложно и неуютно не было. Каждая встреча с агентурой давалась с огромным трудом. Одна из наиболее рискованных операций, в которой участвовал и я, была связана с довоенной осью Берлин — Рим. А потом через год в 1936-м Германия подписала пакт с Японией.

— Но при чем тут стоящая на европейском отшибе Болгария?

— Именно в Софии находился ценный источник информации, через него мы получали сведения о планах и конкретных шагах этого блока. Особенность работы заключалась в том, что источник доверял только одному человеку — Василию Ивановичу Пудину. Он завербовал японского дипломата, и тот передавал ему шифры министерства иностранных дел Японии. И в Центре, куда они передавались, в первые годы войны читали почти всю переписку между японцами, Берлином и Римом.

— Этот дипломат в Софии напоминает Зорге, действовавшего в Токио.

— Ничего общего. Зорге — патриот, разведчик, который начинал у нас в ИНО. А дипломату-японцу платили мы большие деньги. Всю связанную с этим деятельность поручалось обеспечить группе разведчиков, в том числе и мне. Операция прошла успешно. Полученная информация о планах Берлина, Рима и Токио была необходима нашему командованию для принятия важных стратегических решений.

— Вы упомянули Токио. А данные вашего японского источника, работавшего в Болгарии, совпадали с теми, что передавал из Японии до войны и в ее начале до своего ареста Рихард Зорге?

— Да. И всей этой информацией наш агент располагал, сидя в Болгарии. А необычность ситуации заключалась еще и в том, что когда 1 марта 1941 года войска Гитлера вошли в Болгарию, все думали: нас интернируют, вышлют, закроют посольство. Потом фашисты напали на СССР, началась Великая Отечественная война. Но болгарский царь Борис оставил все, как было. Представляете? Мы бьемся с Гитлером, немцы в Болгарии, а у нас с болгарами дипломатические отношения. Только и до прихода немцев болгарская полиция к нам плохо относилась.

— А ведь считается, что братушки — наши вечные и благодарные друзья, освобожденные русскими от проклятого турецкого ига.

— И я говорю: мифы живучи. Народ еще так, более или менее, а власти, охранка… «Братушки», как вы говорите, нас хорошо изучили за те века, что мы им помогали. Иногда где-то задержишься, засидишься, и болгарские полицейские чуть ли не за руку советских дипломатов таскали: «Давай-давай, иди к себе в посольство». Вот такой был у нас дипломатический иммунитет. Однажды сопровождавший Василия Пудина сотрудник утром накануне отъезда в Москву ушел в