Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер

«Рассказ Сквайра» написан в жанре рыцарского романа, той его поздней модификации, которая получила название полифонической.1701 Ее особенностью было совмещение нескольких совершенно различных сюжетных линий. Эпизоды, относящиеся к разным, часто не связанным между собой героям, которые редко встречались друг с другом, а могли и не встречаться вовсе, следовали здесь, сочетаясь по принципу плетения кружев или по схеме музыкальных голосов в фуге. Именно так и происходит в «Рассказе Сквайра», состоящем из двух абсолютно несхожих в сюжетном отношении частей. В первой части Сквайр знакомит читателей с главными героями — татарским царем Камбусканом, его двумя сыновьями и дочерью Канакой — и рассказывает о богатом пире при дворе Камбускана, куда приезжает таинственный рыцарь с необыкновенными дарами. Это фантастический медный конь, который «куда угодно вас перенесет», зеркало, посмотрев в которое можно узнать о надвигающейся опасности, сказочный перстень, помогающий понять язык птиц, и «всерубящий» меч, одновременно поражающий врагов и залечивающий раны. Вторая часть почти целиком представляет собой жалобу покинутой возлюбленным самки сокола, которую пытается утешить Канака. В конце этой части Сквайр обещает сообщить о том, что произошло дальше, перейдя к «боям кровавым» и «к сраженьям и к разным небывалым приключеньям». На этих обещаниях рукопись рассказа и обрывается.

Точные источники сюжета первой части рассказа не установлены, хотя ученые обнаружили множество параллелей, как восточных, так и европейских. Что же касается второй части, то здесь исследователи усматривают ближайшую параллель в «Птичьем Парламенте», ранней поэме самого Чосера, где тоже действуют говорящие пернатые.

Обе эти столь несхожие между собой части скрепляет уже знакомая ранее тема рыцарского благородства — gentilesse, которая в первой трактуется в аспекте рыцарского ритуала, а во второй — в психологическом плане как нарушение законов этого благородства. В целом, по справедливому мнению Хелен Купер, возникает несколько странное ощущение, что Чосер как будто бы соединил главу из романа Жюля Верна с главой из книги Генри Джеймса.1702

Как заметили многие комментаторы, жанр рыцарского романа очень хорошо подходит Сквайру как рассказчику. И его, как и его отца Рыцаря, тоже интересует рыцарский церемониал и куртуазное вежество, но в отличие от Рыцаря, внимание Сквайра, насколько можно судить по началу его рассказа, сосредоточено не на морально-философском смысле повествования, а на его сказочно-фантастическом компоненте. Такая смена акцентов была в духе времени, поскольку фантастика тогда все больше проникала в рыцарский роман, готовя почву для появления в следующих столетиях ренессансных поэм, типа «Влюбленного Роланда» Боярдо, «Неистового Роланда» Ариосто или «Королевы фей» Спенсера. Однако в отличие от Сквайра, сам Чосер, судя по его комментарию, воспринимает сказочно-фантастические детали рассказа с присущей ему долей скептической иронии:

Так гром, туман,Прибой, сеть паутинок средь полянНас лишь тогда ввергают в изумленье,Когда не знаем мы причин явленья.

В «Рассказе Сквайра» Чосер уделил гораздо больше внимания, чем во многих других историях, процессу сочинительства. Сквайр здесь постоянно останавливается на том, как он рассказывает свою историю. То он говорит о своем неумении описать событие должным образом, то ссылается либо на недостаток мастерства, либо на невозможность превзойти уже умерших поэтов:

Тут нужен ритор опытный, — лишь он,В искусство красноречья посвящен,Сумел бы описать такое дивоВнушительно и вместе с тем правдиво.Такого у меня таланта нет.

Сторонники драматической интерпретации книги, читающие рассказы как монологи соответствующих персонажей, видят здесь бесспорную связь с «Общим Прологом», где Сквайр, единственный из всех паломников, изображен как начинающий поэт, который умеет «изрядно складывать» песни. Отсюда следует, что как поэт Сквайр и должен был особенно тщательно заботиться о манере изложения своей истории. Но есть и другая точка зрения. Ее сторонники утверждают, что в тексте рассказа уж слишком много таких отступлений, да и сам рассказ явно проигрывает в художественном отношении по сравнению с большинством других историй книги. Возможно, однако, что этот «проигрыш» входил в намерение Чосера, который таким образом спародировал риторику популярных рыцарских романов, а заодно и посмеялся над неумелым рассказчиком. Если это так, то тогда поэт мог намеренно оборвать сюжет там, где он кончается в рукописях — сказанного, мол, достаточно и писать продолжение не имеет смысла.1703

Ответить на эти гипотезы что-либо определенное трудно. Нам просто не на что опереться. Может, однако, показаться, что звучащая в эпилоге высокая похвала Франклина только что услышанному рассказу, сказанная то ли всерьез, то ли из вежливости, чтобы остановить Сквайра, не обидев его, слышится вовремя. Но это, разумеется, сугубо современный взгляд — в прошлом «Рассказ Сквайра» не раз привлекал к себе известных писателей именно своей незавершенностью. Среди поэтов, пытавшихся его закончить, был даже сам Эдмунд Спенсер.

Тема благородства, осмысленная Сквайром чисто внешне, в декоративном плане рыцарского ритуала, — главная и в «Рассказе Франклина», где, однако, она повернута в психологическом ракурсе, определив собой поведение героев и предрешив счастливую развязку. Некоторые исследователи середины XX в. объясняли особое внимание Франклина к вопросам куртуазного этикета его низким социальным положением — глядя на далекую от него жизнь аристократов со стороны, он якобы стремится подобным образом приобщиться к ней.1704 Это не совсем так, поскольку франклины в XIV в. принадлежали к низшим слоям аристократии и знали о ее жизни из первых рук, что, возможно, делало их особо чувствительными к разного рода социальным градациям и тонкостям поведения в высшем обществе.

Сам Франклин очень точно определил жанр своего рассказа. Это бретонское лэ, т.е. относительно небольшой рассказ в стихах, сюжет которого обычно опирался на бретонские (кельтские) предания и мог совпадать с сюжетными ходами рыцарских романов «бретонского цикла». Недаром же ученые иногда называют лэ мини-романом. Для возникших во Франции и имевших хождение в Англии в XII-XIII вв. лэ был характерен интерес к рыцарским нравам, тонко разработанной любовной коллизии, которая могла включать в себя куртуазные отношения, внимание к внутренней жизни персонажей и к чудесному, в том числе колдовству.

Источник сюжета «Рассказа Франклина» восходит к хорошо известному в фольклоре мотиву об «опрометчивом обещании». Боккаччо одним из первых придал этому сюжету литературную обработку. Он дважды обращался к нему — в своем романе в прозе «Филоколо» и в «Декамероне» (пятая новелла десятого дня). Как считают ученые, Чосер, по-видимому, был знаком с обоими вариантами, предложенными итальянским писателем, и учитывал их, когда сочинял свой рассказ, который довольно сильно отличается от версий Боккаччо. В обеих этих версиях появляются рыцарь, его жена и другой рыцарь, страстно влюбленный в нее. Желая отделаться от влюбленного в нее рыцаря, который постоянно докучает ей, дама ставит перед ним, казалось бы, невыполнимую задачу. Если он сумеет сделать так, чтобы сад зацвел в январе, она уступит ему. Обратившись за помощью к магу, влюбленный заставляет сад расцвести. В ужасе дама рассказывает обо всем мужу, и тот велит ей исполнить свое опрометчивое обещание. Свое решение в разных версиях он обосновывает по-разному. В «Филоколо» — потому что влюбленный заслужил награду; в «Декамероне» — потому что мотив, побудивший жену дать обещание, был чистым и из страха перед колдовскими силами мага. Однако в обеих версиях влюбленный рыцарь, поразившись благородству мужа, отказывается от дамы, а маг — от оплаты своих трудов.

С легкой руки Китреджа «Рассказ Франклина» долгое время рассматривали как завершающий в «брачной дискуссии», начатой Алисон из Бата и продолженной Студентом и Купцом, каждый из которых описал свою модель семейных отношений. Отвечая всем этим рассказчикам, Франклин якобы предложил свой идеал брака, который держится на взаимной любви, доверии и уважении супругов, так что вопрос о главенстве в семейной жизни решается сам собой.1705 На самом деле, «Рассказ Франклина» — гораздо сложнее, чем простой ответ Алисон, Студенту и Купцу, и не поддается столь однозначной расшифровке.

Ученые не пришли к единому выводу о времени действия рассказа. Судя по тому, что влюбленный сквайр Аврелий молится Фебу о помощи, а помогающий сквайру волшебник пользуется языческой «мудростью безбожной», время действия отнесено к дохристианской эре. С другой стороны, в поисках волшебника Аврелий вместе с братом из Бретани отправляется во французский город Орлеан, славный своим университетом, и возвращаются они обратно в Арморик «в морозные рождественские дни». Скорее всего, как и в некоторых поздних пьесах Шекспира, язычество здесь мирно уживается с христианством. Во всяком случае, идеал брака, изображенный в рассказе, совершенно непонятен без контекста христианских ценностей, которые тут неожиданно сочетаются с, казалось бы, противоречащим им куртуазным этикетом.