Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер

Ученые не пришли к единому выводу о времени действия рассказа. Судя по тому, что влюбленный сквайр Аврелий молится Фебу о помощи, а помогающий сквайру волшебник пользуется языческой «мудростью безбожной», время действия отнесено к дохристианской эре. С другой стороны, в поисках волшебника Аврелий вместе с братом из Бретани отправляется во французский город Орлеан, славный своим университетом, и возвращаются они обратно в Арморик «в морозные рождественские дни». Скорее всего, как и в некоторых поздних пьесах Шекспира, язычество здесь мирно уживается с христианством. Во всяком случае, идеал брака, изображенный в рассказе, совершенно непонятен без контекста христианских ценностей, которые тут неожиданно сочетаются с, казалось бы, противоречащим им куртуазным этикетом.

Согласно имевшим хождение в Англии латинским католическим требникам XIV в., жених во время венчания давал невесте обет «любить ее, поддерживать, почитать и заботиться о ней в здравии и болезни», пока их не разлучит смерть. Невеста же, со своей стороны, обещала жениху «слушаться его, служить ему, любить, почитать и заботиться о нем в здравии и болезни», пока их не разлучит смерть.1706 Таким образом, столь важное для всей «брачной дискуссии» обещание «слушаться и служить» (obedire et servire) давала только невеста. И если Женщина из Бата восставала против этого обета, а Гризельда буквально следовала ему, то герои «Рассказа Франклина» нашли для себя своеобразный компромисс.

Поначалу отношения рыцаря Арвирага и его дамы сердца Доригены строятся целиком по куртуазному образцу служения недоступной красавице. Арвираг «щедро лил в сраженьях кровь, / Чтоб заслужить вниманье и любовь» своей госпожи. Под конец его преданность, послушание и муки сердца вызвали жалость и сострадание у Доригены, и она решила вступить с ним в брак, «владыкой сделавши его своим». Иными словами, с момента вступления в брак в отношениях Арвирага и Доригены христианская модель поведения (obedire et servire) как будто бы заменила собой куртуазную — «Поскольку в браке верх имеет муж». Однако Арвираг, помимо брачных обетов, дает своей жене еще одну клятву:

Чтоб укрепить союз их тел и душ,Поклялся рыцарь в том, что никогдаНе будет он в грядущие годаНад нею власть супруга проявлять,Ей ревностью обидной досаждать;Нет, как любовник госпожи своей,Намерен он служить покорно ей,Владыкой называясь лишь для виду,Чтоб от людей не потерпеть обиду.

Доригена, отвечая Арвирагу, благодарит его за щедрое благородство, которое предоставило ей столь большую свободу (of youre gentillesse / Ye profre me to have so large a reyne), и обещает быть покорной и верной (humble trewe) женой. Как видим, послушание и служение в этом браке взаимно, поскольку, по словам Франклина, бог любви не терпит главенства (maistrie) никого из супругов.

Как все духовное, любовь вольна,И всякая достойная женаСвободной хочет быть, а не рабыней.Мила свобода ей, как и мужчине.

Насколько крепок и жизнеспособен такой союз в непрочном и нестабильном мире, где Бог отдалился от человека, должно проверить время и посланные судьбой испытания.

Рассказывая об этих испытаниях, Чосер придумал поворот действия, которого нет ни в одном из его источников. Арвираг и Доригена жили счастливо, пока Арвираг как и подобает истинному рыцарю не отправился в Англию «за славой боевой», оставив Доригену одну почти на два года. Любящая мужа героиня сильно тосковала в его отсутствие. Неожиданно символом опасностей, грозящих не только Арвирагу сейчас во время его похода, но и всегда подстерегающих человека на его жизненном пути, для нее стали расположенные рядом с их замком прибрежные скалы, на которые она не могла глядеть без страха и душевной боли. Тоска ослепила героиню, и она попала под власть иллюзии, не поняв, что скалы, вообще-то, нейтральны и лишь ее воображение сделало их символом зла. Сам же образ «опасных скал» дал Чосеру возможность вновь вернуться к теме теодицеи, вписав «Рассказ Франлина» в общий религиозно-философский контекст книги. Размышляя о своей судьбе, Доригена вопрошает:

О, вечный Боже, — Ты, что над вселеннойЦаришь извечно волей неизменной,Ты создал лишь благое, говорят.Но этих черных скал унылый ряд,Что кажется зловещим привиденьем,А не благого Господа твореньем,Тобою создан, Господи, к чему,Наперекор и сердцу и уму?Ни человек, ни зверь от века тутНайти прокорм не могут и приют.К чему нужны, о Боже, скалы эти?Они лишь зло плодят на белом свете.Людских немало сотен тысяч телИх острый гребень погубить успел,Меж тем не человек ли, о Творец,Прекраснейший творения венец,И должен был бы Ты его любитьПревыше всех. Так чем же объяснить,Что Ты, к погибели людей стремясь,Такие средства создал против нас?

Как видим, этот монолог героини как бы вторит монологу Паламона, где тот высказал сомнение в мудрости Провидения перед лицом страданий ни в чем не повинных людей. Однако в отличие от героев рассказов Рыцаря, Юриста или Студента, Доригена не хочет принять мир, таким, как он есть, со всеми его несовершенствами, и смириться с волей Бога. Впав в отчаяние, героиня «Рассказа Франклина» просит Бога о чуде, которое должно нарушить законы природы, хотя в глубине души она и не верит в возможность его свершения:

Ты, Боже, сделай так, чтоб черный адВсе эти скалы поглотил навеки.

Такая раздвоенность сознания и загоняет Доригену в ловушку, которую она сама приготовила для себя. Если у Боккаччо героиня ставила влюбленному в нее рыцарю невыполнимое условие, чтобы отвязаться от его ухаживаний, то мотивы поведения Доригены иные. Связанные со скалами страхи перед полным таинственных опасностей миром не покидают ее, став чем-то вроде наваждения. Поэтому, отказав страждущему от любви Аврелию, она под конец в шутку (in pley) все же обещает ему взаимность, если он заставит скалы исчезнуть. Доригена, еще недавно молившаяся о чуде, забыв об этом, теперь целиком полагается на от века нерушимые законы природы и не верит в успех Аврелия, советуя ему бросить «любовный бред». Тогда юный сквайр, со своей стороны, тоже обращается с молитвой убрать скалы, но не к «Вечному Богу» (Eterne God), как Доригена, а к Фебу, и тоже не слышит ответа. Законы природы, как будто бы, торжествуют.

Но мир действительно таит непредсказуемые опасности, а чудеса бывают разного рода. Скалы не погружаются в морскую пучину, как о том молились героиня и сквайр, но с помощью искусного чародея Аврелий заставляет их на время скрыться из виду. Так для несчастной Доригены одна иллюзия уступает место другой, в реальности гораздо более опасной, чем первая. Ведь теперь под угрозу поставлено само ее семейное счастье. Что же касается Аврелия, который до сих пор вел себя как истинный куртуазный влюбленный, то, став участником обмана и потребовав от Доригены выполнить данное в шутку обещание, он не только нарушил все куртуазные нормы поведения, но и попрал столь важные в этом рассказе ценности благородства и верности.

Сюжет рассказа, казалось бы, движется к неминуемой трагической развязке. Это подтверждает и длинный монолог Доригены, где она, вспоминая героинь древности, размышляет о самоубийстве:

Увы, о рок, в ужасные тискиМеня ты взял. Мне от твоей рукиСпасенья где искать? Ах, знаю я:Смерть иль позор отныне ждут меня.Меж них должна я выбрать. Но клянусь:Я лучше с милой жизнью разлучусь,Чем тело дам свое на оскверненьеИль соглашусь на клятвопреступленье…

Но вместе с тем, как точно подметили критики,1707 очень большая по числу строк жалоба героини, которая выдержана в лучших риторических традициях эпохи, как бы отстраняет читателей от происходящего, возвращая их к условностям жанра лэ с его благополучным финалом. Тем не менее, этот финал носит несколько двусмысленный характер, ставя под сомнение утопию счастливого брака главных героев.

Доригена обо всем рассказала уже давно вернувшемуся из похода мужу, и тот велел ей выполнить данное Аврелию обещание и отправиться к нему на свидание. Приняв такое решение, Арвираг нарушил хрупкое равновесие христианского и куртуазного начал, на котором держится его брак. Распорядившись судьбой Доригены против ее воли, он поступил как наделенный властью глава семьи. Но при этом, как указали ученые, он явно забыл, что, согласно церковному каноническому праву, муж, потворствующий прелюбодеянию собственной жены, навсегда лишается причастия.1708 Однако в финале рассказа доминируют другие ценности. Для Арвирага важнее данное, пусть и в шутку, слово, та самая trouthe, верность слову и честность, которые неотделимы от рыцарской чести и благородства. Потому он и говорит жене: