Длань Одиночества - Николай Константинович Дитятин

Неунывающий, стоящий на самом краю стены, выдохнул через сжатые зубы.

— Это наши братья, — проговорил он негромко.

Механизм, парящий рядом с ним, застрекотал.

— Не дай остальным подумать так же.

Вскоре по периметру стены раздался уверенный голос прима.

— Враг пытается вывести нас из равновесия, используя примитивное внушение. То, что вы видите, всего лишь проекции. Участок «три», открыть огонь. Покажите остальным, что все это — фокусы врага.

Снаряды отрицания действительно ничего не могли сделать с призраками. Несуществующие тела пропускали их сквозь. Но дальше произошло нечто такое, что заставило всех защитников усомниться в словах Неунывающего.

Толпы израненных позитивных воинов пошли вперед, повинуясь новым трелям. Их количество было так велико, что вскоре они окружили крепость плотным кольцом. Продолжая иди вперед, они заваливали ямы, траншеи и ловушки своими телами. Сложный ландшафт перед крепостью становился ровным, мученики в пробитых доспехах находили долгожданный покой. Беспомощные перед роковой музыкой, они упирались в саму стену и падали, согнувшись от боли. Другие забирались на них, образуя целые валы. Их стоны, дыхание и мольбы поднимались вверх, как дым от пожара, становясь громче и навязчивее.

— Нет! — закричал кто-то на стене. — Остановите это! Остановите!

Поверженные воины позитива сооружали огромную насыпь из своих тел, ведущую к краю стены. Их невозможно было распылить отрицанием. Никто бы не отдал такой приказ. Максиме прекрасно понимала, что крепость не будет стрелять по своим. Это пошло бы в разрез с самим понятием позитива.

Эта хитрая гадина все продумала, произнес про себе Неунывающий. Никогда он еще не видел настолько угнетающей и жуткой картины. Пусть это будет просто наваждением. Вероломной иллюзией. Такого не может быть. Не может быть!

Насыпь перед стеной продолжала расти. Она становилась шире, многие падали с нее, и уже не в силах были карабкаться наверх снова. Они замирали у подножья, делая склон покатым, а подъем — легче для следующих. И все это продолжалось так долго, что защитники крепости успели несколько раз перенести приступы гнева и наплывов сострадания.

Армия летающих механизмов Воли, вылетевших из города, пыталась помешать происходящему. Они сталкивали одержимых вниз, но те в ярости хватали все, до чего могли дотянуться и разбивали, прижимали собственным весом. Стальная пыталась говорить с ними через динамики, но слова ничего не значили для этих безумцев.

В конце концов, на край платформы, надстроенной поверх щитов, легла окровавленная пятерня, царапнула ее и сорвалась. Кто-то не выдержал и рванулся помочь. Двое или трое. Еще несколько.

— Стоять! — крикнул офицер. — Не подходить к ним! Вернуться в строй!

Но было уже поздно. Желающих помочь стащили за протянутые руки и столкнули вниз. Они долго падали, крича и кувыркаясь, пока не увязли в шевелящейся массе и не сгинули.

Что делать, если они преодолеют стену, — думал Неунывающий. Что нам делать? Он хотел задать этот вопрос Воле, но вскоре стало понятно, что поток одурманенных прекратился. Они сделали то, что от них хотела Максиме. Ни больше, ни меньше.

И тогда призраки-музыканты исчезли, развеявшись на поднявшемся ветру, а их «крысы» — нет.

— Что это значит? — Неунывающий смотрел вниз, чувствуя смятение и гнев. — Они настоящие?!

— Жестокость Максиме не знает предела, — ответил механизм. — Будьте стойкими.

Неунывающий знал, что позитивные воины могут путешествовать между мирами, но никогда этого не делают, до конца преданные месту службы. И тот факт, что их смогли выгнать из уничтоженных домов и привести сюда, как безвольных марионеток, был для него невообразимым кощунством. Как и то, насколько цинично их использовали.

— То, что вы видите, это одна из самых вероломных и ожидаемых попыток, подорвать вашу решимость! — закричал он, обращаясь к своим воинам. — Максиме хочет внушить вам, что сопротивление бесполезно, что она уже сражалась с нами и побеждала. Но помните, что ее тактика всегда была трусливой и жестокой. Эти оскверненные сущности уже не то, чем были раньше. Они порабощены и безвольны, но перед тем, как уступить силе целой орды, они храбро сражались!

Защитники не откликнулись на его речь. Увиденное потрясло их сильнее, чем можно было рассчитывать. Они были в трансе противоречивых эмоций. Кто-то начал кричать от напряжения. Большинство склонили головы, чтоб не видеть этого кошмара.

— Реальность продолжает рваться.

Послышались далеки утробные вопли. Летя под самыми тучами, к крепости приближались изуверские сущности. Они напоминали мурен, с раздувшимися животами. Маленькие, почти невидимые из-за частых взмахов, крылышки, издавали гул.

Наконец-то, появилась цель, которую можно атаковать. Уничтожить, одолеть и высмеять, чтобы поднять боевой дух. Зенитные орудия крепости открыли огонь. Злые сущности вбирали в себя ярость защитников совершенно равнодушно. Снаряды отрицания разрывали их могучие тела, отсекая кровавые куски. Однако, ни боль, ни злоба не посещали их тупые клыкастые рыла. Они стремились вперед, овладевая небом, а потом…

Взорвались.

Одновременно.

Из них полетели шутихи, взрываясь, хлопая, разбрасывая многоцветные искры. Небо, как луг, расцвело тысячью трещащих цветов, поглощающих друг друга и немедленно разделяющихся на десятки других. Они создавали стробоскопический эффект бесконечных вспышек. Солдаты на стене прикрывали глаза руками.

Это представление продолжалось довольно долго, а потом огненные узоры осели, словно сверкающий снег, на невидимых струнах. Одна из них дрогнула, издавая низкий мелодичный звук. Еще раз. К ней присоединилась другая. Вскоре крепость осталась наедине со странной меланхоличной музыкой. Она отыскивала и пробуждала воспоминания о самых темных днях жизни.

Где-то в глубине города, Никас открыл глаза, отвлекаясь от внутреннего противостояния, и прислушался.

Кроме фейерверков, чудовища просыпали крупное квадратное конфетти, ленточки и лимонные конфеты. Сейчас они засыпали ноги и плечи защитников. Кто-то приподнял над собой щит, по которому негромко барабанили леденцы.

— Спасение пришло, — заговорила Максиме поверх музыки.

Ее голос зазвучал тихо, но каждый услышал и каждый, всего на мгновенье, — даже Неунывающий, даже Воля, — почувствовали покой. Мир. Желание сладко заснуть.

— Это не спасение! — крикнул Неунывающий. — Не слушать ее!

Затем зазвонили колокола.

Их было два. И звонили они один после другого, равномерно, гулко, неотвратимо приближаясь. Это был рок в худшем его проявлении. Воплощенное преступление. Заплечный груз всего человечества.

Геноцид.

Он появился в отдалении и на него нацелились все пушки крепости, но стрелять не стали. Потому что он нес кое-что, на вытянутой руке. Его широкая ладонь сжимала киль старого, давно погибшего парусника. Белые паруса безжизненно болтались на покосившейся мачте. На носу стояла крошечная фигурка. Одну руку она держала на бедре, а голубоватой клешней удерживала за гарду клинок Насилия.

И снова, Никас отвлекся от самосозерцания, словно кот, услышавший, как вздохнула мышь