Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон

– А листки эти уцелели? – спросил мистер Аттерсон.

Пул пошарил по карманам и вытащил скомканную записку, которую нотариус, наклонившись поближе к свече, рассмотрел самым внимательным образом. Написано там было следующее: «Доктор Джекил с почтением извещает фирму «May», что последний образец содержит посторонние примеси и совершенно непригоден для его целей. В 18… году доктор Джекил приобрел у вас крупную партию этого препарата и теперь просит со всем тщанием проверить, не осталось ли препарата точно такого же состава, каковой и просит выслать ему без промедления. Цена не имеет значения. Доктору Джекилу крайне важно получить именно этот препарат…»

До этой фразы тон письма казался вполне деловым, но тут, как свидетельствовали чернильные брызги и кляксы, писавший уже не мог справиться с волнением. «Ради всего святого, – добавил он вкривь и вкось, – разыщите для меня этот старый препарат!»

– Странное письмо, – пробормотал Аттерсон и добавил довольно резко: – А почему оно вскрыто?

– Приказчик у «Мау» человек раздражительный, сэр; он просто швырнул мне его в лицо, едва прочитав, – ответил Пул.

– Это ведь почерк доктора? – спросил нотариус.

– Похоже, что так, – хмуро ответил слуга и вдруг изменившимся тоном добавил: – Да что там говорить о почерке, сэр! Я ведь видел его…

– Видели? – повторил Аттерсон. – Каким же это образом?

– А вот каким. Я поспешно вошел в зал со двора, а он, по-видимому, как раз в это время вышел из кабинета за своим лекарством, потому что дверь была открыта, и он рылся в дальнем углу комнаты. Когда я вошел, он взглянул на меня, вскрикнул и бросился по лестнице в кабинет. Я видел его всего одно мгновение, но у меня волосы встали дыбом. Сэр, если это был доктор Джекил, зачем тогда он нацепил на себя маску? Если это был он, почему он запищал, как крыса, и кинулся прочь от меня? Я слишком долго служил ему, и потом… – Дворецкий вдруг умолк и махнул рукой.

– Все это очень странно, – заметил Аттерсон, – но я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Ваш хозяин, Пул, страдает болезнью, которая мучает и обезображивает больного; вот причина изменения его голоса, вот зачем понадобились маска и уединение, вот причина страстного желания приобрести вещество, с помощью которого бедняга надеется исцелиться. Дай Бог, чтобы он не обманывал сам себя. Вот моя версия; она печальна, Пул, все это страшно само по себе, но избавляет нас от необходимости искать объяснений в сфере сверхъестественного.

– Сэр, – проговорил дворецкий, снова бледнея, – я уверен, что это был не доктор. Мой хозяин… – Тут он оглянулся и продолжал шепотом: – Мой хозяин – высокий, полноватый, хорошо сложенный человек, а этот больше походил на какого-то карлика. – Аттерсон открыл было рот, чтобы возразить, но Пул горячо перебил: – О, сэр! Неужели вы в самом деле думаете, что, прослужив двадцать лет в доме доктора, я не узнаю его хоть днем, хоть ночью? Неужели вы думаете, что я не знаю, до какой планки кабинетной двери достает его макушка, если я каждое утро видел его там? Нет, сэр, фигура в маске была вовсе не доктором Джекилом! Бог знает, что это такое, только не он! И я могу поклясться, что здесь совершено убийство!

– Послушайте, Пул, – начал нотариус, – раз уж вы об этом заявляете официально, я обязан проверить ваши подозрения. Несмотря на то, что я хотел бы пощадить чувства вашего хозяина, несмотря на то, что письмо, скорее всего, доказывает, что он еще жив, я считаю необходимым взломать эту дверь.

– Правильно! – вскричал старик.

– Теперь второй вопрос, – проговорил нотариус. – Кто возьмется это сделать?

– Разумеется, вы и я, сэр, – последовал бесстрашный ответ.

– Превосходно сказано, – кивнул нотариус. – И что бы после этого ни случилось, я считаю своим долгом выяснить, правы ли вы.

– В зале есть топор, – продолжал Пул, – а вы можете взять кухонную кочергу.

Нотариус поднял это грубое, но внушительное орудие, и взмахнул им.

– Знаете ли вы, Пул, – проговорил он, – что мы с вами оба подвергаемся некоторой… э-э… опасности?

– Это так, сэр, – ответил дворецкий.

– Значит, нам следует быть откровенными друг с другом, – продолжал Аттерсон. – Мы оба говорим не совсем то, что думаем. Давайте объяснимся. Вы узнали человека в маске?

– Ну-у, сэр… он мчался так быстро и так вихлялся при этом, что я не могу поклясться, что точно опознал его, – последовал ответ. – Но если вас интересует, был ли это мистер Хайд, я скажу вот что: я предполагаю, что это был именно он. Видите ли, человек в маске был того же роста, что и Хайд, и двигался такой же походкой. Да и кто же другой мог проникнуть в дом через дверь лаборатории? Вы ведь помните, сэр, что в день убийства мистера Кэрью ключ все еще оставался у него. Но и это еще не все. Я не знаю, мистер Аттерсон, видали ли вы когда-нибудь этого самого Хайда…

– Да, – сказал нотариус, – однажды я беседовал с ним.

– Значит, вам известно, как и всем нам, что в этом господине есть что-то странное, такое, что поражает всех и каждого. Я не могу толком этого объяснить, но мне кажется, что при виде Хайда любого человека мороз до костей продирает.

– Действительно, я сам испытал нечто подобное, – заметил Аттерсон.

– Вот я и говорю, сэр, – подтвердил Пул. – Когда же этот, в маске, кинулся обратно в кабинет, словно испуганная обезьяна, я почувствовал, как по моей спине пробежал тот самый ледяной холод. Я знаю, мистер Аттерсон, что это никакое не доказательство, но у каждого есть чутье, и могу поклясться на Библии – это был мистер Хайд.

– Да, – скорбно кивнул нотариус, – я и сам этого опасался… Я верю вам, Пул, мне кажется, что бедняга Гарри убит, а его убийца – уж и не знаю, с какой целью, – поселился в доме своей жертвы. Скоро мы все выясним. Позовите-ка сюда Брэдшоу.

На зов явился лакей; он тоже был бледен и взволнован.

– Крепитесь, Брэдшоу, – сказал нотариус. – Я знаю, сложившееся положение глубоко огорчает и страшит всех вас. Но пришла пора положить этому конец. Пул и я приняли решение взломать дверь в кабинет. Если там все обстоит более или менее благополучно, я возьму на себя ответственность за наше непрошенное вторжение. Если наши подозрения справедливы, и какой-нибудь злодей, забравшийся в дом, попытается спастись через заднюю дверь, вы должны его остановить. Возьмите с собой кухонного мальчика, прихватите пару увесистых дубинок и станьте снаружи у двери лаборатории. У вас есть десять минут, чтобы все это проделать.

Когда Брэдшоу удалился, нотариус взглянул на часы.

– А теперь, – сказал он, – вперед, Пул!

Прихватив увесистую кочергу, нотариус двинулся к лабораторному флигелю.

Луна скрылась за тучами, и во дворе дома стало совершенно темно. Ветер, время от времени задувавший с улицы, заставлял плясать пламя свечи. Наконец они добрались до лаборатории, вошли в темный анатомический театр и стали терпеливо ждать. Где-то в отдалении глухо шумел Лондон, но здесь тишину нарушали только звуки шагов человека, расхаживавшего взад и вперед по кабинету.