Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии - Митрополит Иларион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неопалимая Купина. Икона. XV в. Синай
Образ хлеба небесного, как мы помним, встречался в аналогичном контексте у Андрея Критского.
Кратко перечислив изречения пророков, относящиеся к Богоматери, проповедник, наконец, обращается к теме Успения и повествует о том, как Богородица была взята на небо:
Сегодня, когда Ты отходила к Сыну Твоему, Тебя окружали ангелы, души праведных, патриархов и пророков; почетной стражей Тебя сопровождали апостолы и бесчисленное множество богоносных отцов, как бы на облаке собранные божественным повелением Сына Твоего со [всех] концов земли в божественный и священный Иерусалим и боговдохновенно возглашавшие священные гимны Тебе, Источнику живоначального Тела Господня[1264].
Господь Иисус Христос с душой Пречистой Своей Матери на руках. Фрагмент фрески «Успение Пресвятой Богородицы». 1265 г. Монастырь Сопочаны, Сербия
Обратим внимание на выражение «как бы на облаке». Оно показывает, что Иоанн Дамаскин не склонен буквально толковать апокрифический рассказ о том, как апостолы были доставлены на облаках к одру Богоматери, а умершие специально для прощания с Нею были воскрешены. Скорее, он склонен понимать этот рассказ метафорически — как указание на духовное значение события, при котором присутствовали ангелы, апостолы и умершие, подобно тому, как, по учению Церкви, все они присутствуют при совершении Евхаристии.
В Первом Слове на Успение Иоанн Дамаскин не говорит о телесном вознесении Богородицы на небо. Речь у него идет о том, что к Богу вознеслась Ее душа. В то же время он подчеркивает, что тело Богородицы ненадолго осталось на земле и избежало тления:
О, как священную душу, отделяющуюся от богоприемной скинии, принимает собственными руками Творец всего [мира]… Посему какое же имя дадим Таинству, совершившемуся над Тобой? Смерть? Но, если и отдаляется по законам естества Твоя священнейшая и блаженная душа от преславного и непорочного Твоего тела, и [само] тело предается законному погребению, то оно все же не остается в области смерти и не разрушается тлением — у Той, у Которой после рождения девство пребыло нерушимым, и тело по преставлении сохранилось невредимым; и [ныне] оно переходит к лучшей и Божественной жизни, которая уже не пресекается смертью, но пребывает в бесконечные веки веков… Твою душу, радуясь, принимает небо, Тебя встречают [ангельские] силы со священными гимнами и с блистающими лампадами светлого торжества…[1265]
Говоря о том, что Богородица «пространнее небес», проповедник отмечает: «Не размерами тела стала Она просторнее неба, — действительно, как тело величиной в три локтя, да еще все время усыхающее, сможет соперничать по ширине и длине с небом? — но благодатью Она превзошла меру всякой высоты и ширины, ибо Божественное превыше сравнения»[1266].
Локоть составлял около 46,3 см. Если понимать слова Дамаскина буквально, то рост Девы Марии, по его мнению, был около 140 или 150 см. Но откуда у него такие сведения? Очевидно, он ориентировался на конфигурацию пещеры, в которой было, по преданию, положено тело Богородицы. Эту пещеру, как мы помним, описывал Андрей Критский, упоминавший о впадинах, «которые в скале представляют отображения, свойственные священным членам»[1267]. Именно эта гробница послужила для Иоанна Дамаскина источником сведений о росте Девы Марии.
Первое Слово завершается молитвенными обращениями к Богородице как «Благой Владычице», «Родительнице Благого Владыки», Которая способна привести верующих «в безбурную гавань Божественной воли», удостоить их будущего блаженства и сладостного озарения от Лица воплотившегося из Нее Бога Слова[1268].
Во Втором Слове на Успение Иоанн Дамаскин вновь говорит о приснодевстве Богородицы: «Сегодня в премирный и небесный храм приводится святая и единственная Дева, Которая так возжелала девства, что в Ней, словно в некоем чистейшем пламени, получило свое полное выражение. Ведь всякая дева, рождая, нарушает девство. Она же и до рождества, и в рождестве, и после рождества пребывает Девой»[1269]. И далее воспроизводит учение об обожении, проходящее красной нитью через всю восточно-христианскую святоотеческую письменность: «Сам Единородный Сын Божий, будучи Богом и единосущным Отцу, соделал Себя человеком из этой девственной и чистой утробы — и я, человек, обожился, смертный стал бессмертным и снял кожаные одежды (Быт. 3:21). Ибо я совлек с себя тление и одеждой Божества имею на себе нетление»[1270].
Иоанн Дамаскин спрашивает, в каком смысле можно говорить о смерти применительно к Той, «Которая в чреве носила Ниспровержителя смерти». И отвечает, что «Она подчиняется законоположению Рожденного Ею, как дочь ветхого Адама подпадает под ответственность отца, ибо и Сын Ее, Который есть Сама Жизнь, не отверг этого закона. Однако, как ставшая Матерью Бога Живого, Она по достоинству к Нему переносится»[1271]. Ее смерть, таким образом, сравнивается со смертью Христа. Однако, в отличие от Христа, сошедшего во ад после смерти, Она туда не сходит: «Как примет Ее внутрь себя ад? Как нетление посягнет на живоприемное тело? Это совершенно несоответственно и чуждо Ее богоносной душе и телу… Невозможными для [Богоматери] явились страшные стези ада, но был Ей приготовлен прямой, ровный и легкий путь на небо»[1272].
Богородица, говорит Дамаскин, «возлегла на небольшом ложе в городе Давидове»[1273]. Об этом ложе проповедник уже упоминал в конце Первого Слова, но здесь считает необходимым сказать подробнее и поделиться собственными переживаниями при посещении места погребения Богородицы:
Но здесь я дошел в своем слове до того [места], где должен выразить свое чувство, [которое я испытывал], когда пылающий жарчайшим и бурным огнем любви и охваченный неким волнением и слезами радости, я как бы обнимал это ложе, блаженное и прекрасное, преисполненное чудес, принявшее живоначальное тело и удостоившееся
