Мир, которого не стало - Бен-Цион Динур

Зимой 1913–1914 года сфера моих интересов сместилась в сторону изучения Римской империи III века н. э., что также было связано с изучением еврейской истории. Я хотел изучить по еврейским (в основном талмудическим) и по внешним источникам вопрос о политическом строе в Палестине во времена римской власти, начиная с момента восстания Бар-Кохбы и до конца византийского периода. Однако затем, постепенно, в ходе работы над источниками, я сократил изучаемый период до ста лет, и тема диссертации, согласованная с Беккером и Лотмаром, выглядела так: «Управление и самоуправление в Палестине в период от Септимия Севера до Диоклетиана».

Летом 1914 года Шультхесс вел семинар по римскому муниципальному праву, на котором мы изучали Lex Coloniae Juliae Genitivae (муниципальный закон испанского города Урсо 44 года до н. э.). Среди участников семинара был и профессор Лотмар. Он сидел вместе со всеми студентами, но время от времени – всегда по просьбе Шультхесса – вставлял интересные юридические замечания. Участие студентов – и мое тоже – в работе семинара было умеренным и осторожным, «в духе» самого Шультхесса. Шультхесс ни разу не делал мне замечаний, а некоторые мои комментарии ему даже нравились, и он хвалил их. Однажды, летом 1914 года, Шультхесс подозвал меня и сказал: «Я слышал, что вы не стали брать классическую филологию даже в качестве дополнительной дисциплины, а ваша диссертация – Лотмар рассказывал о ней – касается тех вещей, которые вы учили у меня. Вы пишете у Беккера – и ни разу не посоветовались со мной. Как же так? Разве вы не у меня учились?»

– Что вы, что вы! Я очень многое почерпнул из ваших уст! Просто у меня есть некоторые опасения. Вы же помните: я «недостаточно музыкален» и метрика для меня сложна… Господин учитель конечно в курсе, что я изучал у него классическую филологию только как вспомогательную дисциплину при изучении истории. Боюсь, что у меня не хватит знаний в области классической филологии для того, чтобы сдать экзамен профессору Шультхессу…

На его лице отразилась целая гамма эмоций, от радости до злости. Он кисло усмехнулся и сказал:

– Я догадывался, что причина в этом, и поэтому счел нужным подбодрить вас. Мне будет приятно, если вы решите сдавать мне экзамен. Это будет также и вам полезно. Вы только сейчас как следует занялись учебой. Вам не стоит торопиться. Следует получше сосредоточиться на какой-то одной области. Так или иначе, но я хотел сказать, что согласен с вами: вы еще будете ценить, что были моим студентом.

Я смутился – таких слов от него я не ожидал. Я пожал ему руку и стал благодарить его: «Все те знания, которые я почерпнул от вас, очень важны для меня, и я напишу об этом – раз господин учитель дает свое согласие – не только в своей автобиографии, но и в диссертации. Я никогда не забуду, сколь многое я почерпнул у господина учителя не только в области классической филологии, но также и в области методики преподавания – а я ведь собираюсь стать учителем, – и если когда-нибудь мне доведется написать о своей учебе, я во всех подробностях опишу тот бесценный опыт, который я приобрел под мудрым и благословенным руководством господина учителя!» Тут я снова смутился, так как почувствовал, что мой ответ и тон моей речи показались ему «нахальными»: взгляд его стал холодным и пронизывающим, а на губах застыла усмешка… И вот сейчас я выполняю данное ему обещание.

Мы перекинулись еще парой слов на тему моей поездки в Париж, и он предупредил меня, чтобы я не пропускал семинарские занятия, а если я поеду до окончания семинара, то чтобы я предварительно сообщил ему об этом в письменной форме.

Работу над диссертацией я завершил в Петрограде в 1916 году. Я передал ее Ростовцеву{702}, он вернул мне ее с многочисленными пометками и сказал о ней немало теплых слов на заседании совета Петроградского университета. Когда я уезжал из Петрограда (в 1918 году), я отдал ее на хранение в Общество для распространения просвещения между евреями в России, и там она потерялась. Моя невестка, которой я послал сертификат через два года после моего приезда в Эрец-Исраэль, поехала по моей просьбе в Петроград, привезла часть моих книг, но рукописи не привезла: ее не удалось найти. Мой покойный друг, д-р Ландр, перед своим приездом в Эрец-Исраэль тоже нанес туда визит по моей просьбе, но найти ничего не удалось… В 30-е годы д-р М. Айзенштадт{703} (который был главой петроградской общины, а затем занимал аналогичную должность в общине выходцев из России в Париже) сообщил мне, что у него есть основания подозревать одного выходца из Петрограда в том, что рукопись находится у него. Поскольку тот не ответил на мое письмо, я решил опубликовать хотя бы одну часть из своего сочинения, восстановленную по памяти и по оставшимся у меня кратким наброскам. Моя работа «Рескрипт Диоклетиана об Иудее в 293 году и борьба между патриархатом и Синедрионом в Эрец-Исраэль» была опубликована в 5702 (1942) году в «Юбилейном сборнике памяти Ашера Гулака и Шмуэля Клейна» и представляла собой часть моей диссертации, которую я несколько переработал, так как не хотел, чтобы тот, кто стащил мое сочинение, на написание которого было затрачено столько усилий, опубликовал его под своим именем или использовал его для своей диссертации… Когда я был членом комитета Общества по исследованию Эрец-Исраэль и ее древностей{704}, там планировался выпуск серии книг при поддержке Института Бялика{705}, и я предложил д-ру А. Шалиту написать «Историю римского правления в Эрец-Исраэль», рассказав ему о судьбе своего первого научного труда, поскольку мне хотелось, чтобы этой темой серьезно занялись.

С огромным интересом я слушал лекции Эрнста Дюрра по психологии и философии. Особенное впечатление произвела на меня одна характерная черта лекций Дюрра. Слушая его, почти в каждой фразе ощущаешь ход его мысли, чувствуешь, как энергична его мысль и точны формулировки, и становишься как бы невольным соучастником его мыслительного процесса. И это очаровывает. Он был очень приятным собеседником. Пару раз мне довелось беседовать с ним, и я отчетливо ощущал, как общение с ним будит и тренирует мысль.

Я регулярно слушал лекции по педагогике. Лектором был один из высших чиновников государственного управления образованием. Он читал университетские лекции по дидактическим и организационным проблемам образования. Его имя не было отмечено в расписании, было написано просто, что лекции читает чиновник Н. из министерства образования.

Участие высших государственных чиновников в университетском преподавании в Швейцарии не ограничивалось областью педагогики. В течение одного семестра я принимал участие в семинаре, темой которого были наполеоновские войны с военной точки зрения. Вел семинар начальник Генерального штаба Швейцарии полковник Хофман. Я не записался на семинар, но после разговора с полковником получил разрешение участвовать в семинаре в качестве «вольнослушателя», без записи в зачетную книжку, – формальной причиной было то, что я пропустил время записи на семинар.