Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

«Культура и жизнь» он разразился статьей со столь же вызывающим заголовком: «Против опошления народного творчества», которая была направлена против провинциальных фольклористов, а главные персональные обвинения выдвигались знаменитому поморскому сказителю и знатоку фольклора Б. В. Шергину:

«Книга Шергина псевдонародна. С каждой страницы ее пахнет церковным ладаном и елеем, веет какой-то старообрядческой и сектантской “философией” ‹…›. Фальсификаторской деятельности и грубой стилизации раз и навсегда должен быть положен конец»[1129].

Что же до научных талантов самого Сидельникова, специалиста по советскому фольклору, то его статью в составе московского фольклорного сборника весной 1946 г., как писал М. К. Азадовский, «Пропп разнес вдребезги (и, кажется мне, справедливо, хотя я сборника не читал)»[1130].

Так что уровень профессионализма еще более помогал фольклористу, который выступил со страниц «Литературной газеты» с программной статьей:

«Фольклор советского народа отражает новые коммунистические идеи, является острым орудием социальной борьбы.

Мифология, фантастика мало характерны для советского фольклора, его отличают реалистичность, жизненность, правдивость. Новый фольклор по своему содержанию совсем не похож на традиционное народное творчество. Да и создатели современных песен, сказок и легенд теперь другие. Это – не калики перехожие со своими духовными стихами, не знахарки, не плакуши, а грамотные колхозники, рабочие, воины-победители, школьники и т. д. Раньше фольклор создавался только устно, а теперь сказитель часто пишет свои произведения. В этом огромное отличие современного фольклора от устной поэзии прошлых времен. И странно, что некоторые литературоведы и фольклористы-этнографы до сего времени не могут понять этого, не замечают жизненности фольклора и продолжают твердить об его увядании и отмирании, смотрят на фольклор, как на архаику, как на примитив.

Народное творчество надо рассматривать прежде всего как составную часть художественной литературы. Каждая сказка, песня должны восприниматься нами, как вполне законченное самостоятельное произведение. Требования к ним нужно предъявлять такие же, как и к произведениям писателей. Нельзя воспринимать фольклор целиком, без разграничения подлинно народного от лженародного»[1131].

Кроме принятия новой концепции фольклористики как науки Сидельников высказался и по поводу некоторых порочных фольклористов, причем крепко связав при этом представителя «извращения и низкопоклонства» в фольклористике профессора М. К. Азадовского с фигурантом постановления ЦК 1946 г. о литературных журналах:

«Анна Ахматова, например, в своей статье “Последняя сказка Пушкина”, опубликованной в 1933 году в ленинградском журнале “Звезда”, возводя пушкинскую “Сказку о золотом петушке” к западноевропейскому источнику, обвиняет великого русского писателя в том, что он “простонародностью” снизил лексику и все персонажи западноевропейского источника. Может ли быть более яркий пример низкопоклонства перед иностранщиной! Лженаучную, в корне порочную “теорию” Ахматовой повторял на все лады ленинградский фольклорист М. Азадовский. Он возвел и другие сказки Пушкина к иностранным источникам, в частности к немецким. В ряде своих статей он пытается снизить значение Арины Родионовны для творчества Пушкина. ‹…›

Любовь Пушкина к русской народной сказке проф[ессор] Азадовский всецело приписывает влиянию сборников бр[атьев] Гримм и произведений американского писателя Вашингтона Ирвинга, следуя в этом рабски “доводам” Анны Ахматовой. ‹…›

Возведение сказок Пушкина к иностранным источникам – вредная теория, требующая всяческого порицания и осуждения. Однако подобное преклонение перед западноевропейской культурой имеет место и в других работах проф[ессора] Азадовского»[1132].

Несмотря на то что группа видных фольклористов, в которую вошли П. Г. Богатырев, Н. К. Гудзий[1133] и др., написали в ЦК ВКП(б) письмо-опровержение, никаких последствий оно не вызвало[1134].

Еще одним известным проработчиком в области фольклора был соавтор В. М. Сидельникова[1135], доцент и заместитель декана филологического факультета МГУ, знаток атеистического фольклора С. И. Василенок[1136]. 15 ноября 1947 г. «Литературная газета» поместила его статью «Министерство высшего образования поощряет низкопоклонство»[1137], главной мишенью критики которой был профессор филологического факультета МГУ, известный славист П. Г. Богатырев, после появления этой статьи уволенный из Московского университета. Отметим, что в этой статье С. И. Василенок не касался профессоров Ленинградского университета, зачищая лишь свое высшее учебное заведение. По-видимому, важной причиной этого было то обстоятельство, что в тот момент А. А. Вознесенский был еще «в силах» и, занимая пост вице-президента Общеславянского комитета, играл большую роль в советском славяноведении и по этой линии был автору хорошо знаком[1138].

Но это была лишь передышка. В результате серьезного идеологического давления ленинградская фольклористика испытала наиболее серьезный удар: основанная в 1934 г. кафедра фольклора ЛГУ была в 1949 г. ликвидирована и не восстановлена до сего дня[1139]. В 1950 г. М. К. Азадовский констатировал: «Не стало науки о фольклоре. Недаром же никто не хочет заниматься ею»[1140]. Год спустя он еще более укрепился в своем мнении: «Более жалкое зрелище, чем то, в каком находится сейчас наша наука, трудно представить»[1141].

Вак в идеологической системе координат

Не могла оставаться безучастной в деле формирования нового облика советского ученого и Высшая аттестационная комиссия при Совете министров СССР (ВАК). Утверждение ученых степеней и званий, как и в настоящее время, оставалось прерогативой ВАКа.

Учрежден ВАК был в 1932 г., а фактически его деятельность началась в 1934 г.; с самого основания ВАК примыкал к системе высшего образования и входил в подчинение органу, высшим образованием руководившему, – сперва Всесоюзному комитету по высшему техническому образованию при ЦИК СССР (так с мая 1934 г. именовался Комитет по высшей технической школе), преобразованному в мае 1936 г. во Всесоюзный комитет по делам высшей школы при СНК СССР (ВКВШ), а после его реорганизации в 1946 г. – Министерству высшего образования СССР. Подчинение ВАКа системе высшего образования было прекращено (и то на время) только в 1976 г., когда комиссия была объявлена межотраслевым органом. До 1976 г. руководителем ВАКа обычно был глава системы высшего образования, а в рассматриваемые годы неизменным председателем ВАКа был министр высшего образования СССР С. В. Кафтанов (1905–1978) – известный трибун сталинской эпохи.

Подчиненность ВАКа Министерству высшего образования СССР оказывается достаточно важным обстоятельством в контексте нашей работы. Фактическая и идеологическая сторона деятельности ВАКа, благодаря сохранившимся протоколам и стенограммам, а также значительной части аттестационных дел, оказывается намного более информативной, нежели довольно скудные по объему документальные материалы МВО СССР[1142]. Однако деятельность МВО, как и прочих союзных ведомств, контролировалась партийным аппаратом – Управлением (с 1948 г. – Отделом) пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), а с 30 декабря 1950 г. – выделенным из его состава Отделом науки и высших учебных заведений ЦК ВКП(б) во главе с Ю. А. Ждановым. Летом 1948 г. предполагалось создать в составе ЦК Отдел школ и вузов[1143], но это предложение не было реализовано, и все руководство высшим