Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

На наш взгляд, несмотря на подкрепление документами, выводы о существовании в ВАКе оппозиции официальной политике и о том, что крупные ученые «трудно поддаются управлению», являются по меньшей мере необоснованными, а в контексте сталинской суровой реальности – просто фантастическими.

Действительно, упомянутые письма министра С. В. Кафтанова секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову существуют; они отложились в фонде МВО СССР в ГА РФ. Все три письма датированы одним числом – 23 сентября 1949 г., причем первые два аннулируют посланные прежде:

«Письмом от 30 марта 1949 г. я просил Вас об исключении академика Грабаря И. Э. из состава членов Высшей Аттестационной Комиссии за примиренческое отношение к формалистическому направлению в искусстве и за недооценку роли актуальных высоко идейных художественных произведений.

Ввиду того, что академик Грабарь И. Э. осознал свои ошибки, продолжает свою работу в АН СССР и за последнее время принимает активное участие в работах Высшей Аттестационной Комиссии, Министерство высшего образования СССР снимает свое ходатайство об исключении его из состава ВАК»[1154].

Второе аналогичное:

«Письмом 30 марта 1949 г. я просил Вас об исключении из состава членов Высшей Аттестационной Комиссии академика Виноградова Виктора Владимировича, как сторонника старого языкознания, отстаивающего отжившие традиции русской дореволюционной лингвистики и проповедующего чуждые советской науке формалистические теории соссюрианства и структурализма.

Ввиду того, что академик Виноградов В. В. осознал свои ошибки и в практической работе их исправляет, Министерство высшего образования СССР снимает свое ходатайство об исключении академика Виноградова В. В. из состава членов Высшей Аттестационной Комиссии»[1155].

Третье письмо, касающееся К. С. Алабяна, известного архитектора и мужа знаменитой актрисы Л. В. Целиковской, дает, кроме всего прочего, схему первоначальных писем Маленкову о Грабаре и Виноградове:

«Прошу Вас об исключении из состава членов Высшей Аттестационной Комиссии бывшего вице-президента Академии архитектуры СССР доктора архитектуры Алабян Каро Семеновича, как не обеспечившего государственной линии и должного идейно-политического направления в архитектуре и покровительствовавшего идеологам формалистических теорий архитектуры.

В Академии архитектуры за время руководства ею К. С. Алабян господствовали идеи “историзма” и низкопоклонства перед современной капиталистической архитектурой.

За последние 10 лет в своих официальных докладах и статьях К. С. Алабян некритически относился к американской системе строительства и превозносил упадочную американскую архитектуру. ‹…› В своей деятельности по проектированию Сталинграда К. С. Алабян не оправдал доверия партии и правительства, оторвался от местных органов и недобросовестно относился к работе по восстановлению города-героя»[1156].

Но эти официальные письма С. В. Кафтанова в действительности никак не связаны с позицией трех упомянутых академиков на заседаниях Высшей аттестационной комиссии. Конечно, и И. Э. Грабарь, и В. В. Виноградов, и К. С. Алабян в силу их высокого положения в науке, в обществе и в номенклатурной табели о рангах нередко отстаивали на заседаниях ВАКа свое мнение (здесь необходимо отдать дань особого уважения И. Э. Грабарю, который, как показывают документы ВАКа, вел себя очень достойно). Но гонения на этих трех членов ВАКа последовали отнюдь не после их выступлений в кулуарах или на заседаниях.

Для прояснения вопроса стоит обратить внимание на период времени, к которому относятся эти письма. Письма о Грабаре и Виноградове датированы 30 марта 1949 г. – апогеем кампании против космополитизма. Причем всем троим – Грабарю, Виноградову и чуть позже Алабяну – серьезные идеологические ошибки вменялись в вину задолго до написания этих посланий, и ко времени отправки этих писем Кафтановым в Секретариат ЦК к каждому из фигурантов уже были применены административные санкции.

Академик Виноградов еще в сентябре 1948 г. под натиском суровой критики вынужден был подать заявление об уходе с поста декана филологического факультета МГУ (по представлению МВО СССР он был заменен Н. С. Чемодановым). Академика Грабаря критиковали за лояльное отношение к «формалистам», а также за двухтомную монографию о Репине (за которую он, кстати, был удостоен Сталинской премии 1941 г.). К тому времени, говоря словами К. И. Чуковского, «имя Репина стало знаменем реакции»[1157]; 24 января 1949 г. на общем собрании сессии Академии художеств директор Третьяковской галереи А. К. Лебедев разносил в щепки не только взгляды самого академика, но даже брошюру В. Лобанова об И. Э. Грабаре, «полную неумеренных похвал»[1158]; присоединился к нему и профессор МГУ и АОН при ЦК ВКП(б) А. А. Федоров-Давыдов[1159]. А вице-президент Всесоюзной академии архитектуры и ответственный секретарь правления Союза советских архитекторов К. С. Алабян пострадал отчасти потому, что «в течение многих лет ‹…› потворствовал вредной деятельности космополитов»[1160]. 14 марта 1949 г. постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) его освободили от исполняемых обязанностей «как не обеспечившего проведения государственной линии в вопросах архитектуры»[1161].

Одним словом, письма С. В. Кафтанова носили второстепенный, констатационный характер и были лишь стандартной мерой, следовавшей за уже свершившимися событиями (С. В. Кафтанов в проведении подобных мероприятий был крайне исполнительным[1162]). Такую судьбу разделяли почти все оказавшиеся под огнем критики – в случае увольнения из одного места они постепенно выдавливались отовсюду. И если вопрос о снятии Алабяна рассматривало Политбюро ЦК, то в его отношении действия могли быть еще жестче.

То есть ВАК лишь продолжал цепочку «оргмер» отлаженной партийно-бюрократической машины, и никаких идеологических сбоев в ее работе быть не могло по определению.

Самым знаменитым делом ВАКа послевоенного периода в области филологических наук считается обсуждение диссертации М. М. Бахтина «Ф. Рабле в истории реализма». Этому вопросу посвящено изрядное число публикаций[1163]. Не касаясь деталей этого вопроса, резюмируем лишь суть. 15 ноября 1946 г. на заседании Ученого совета ИМЛИ имени А. М. Горького, проходившем под председательством члена-корреспондента АН СССР, директора института В. Ф. Шишмарева, заведующий кафедрой всеобщей литературы Мордовского педагогического института имени А. И. Полежаева (г. Саранск) Михаил Михайлович Бахтин представил свою диссертацию о Рабле на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Ученый совет ИМЛИ единогласно присудил диссертанту эту ученую степень, но поскольку все официальные оппоненты в лице И. М. Нусинова, А. А. Смирнова и А. К. Дживелегова высказали мнение, что диссертация явно заслуживает присуждения не кандидатской, а докторской степени, то было проведено дополнительное голосование, в результате которого с перевесом в один голос (7 против 6) Ученый совет ИМЛИ принял решение о возбуждении перед ВАКом ходатайства о присуждении диссертанту ученой степени доктора филологических наук. Как показывают результаты второго голосования, в Ученом совете были и противники такого решения, об этом же свидетельствует и стенограмма диспута. (Кроме того, если бы в тот момент уже действовала принятая впоследствии норма о принятии решения двумя третями членов Ученого совета, а