Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

осыпала пристань бубенцами смеха, обнимая Эллейв за плечи и жмурясь от града её поцелуев. Команда опять поглядывала на них, перемигиваясь:

— Ну, госпоже коркому счастье привалило! Наконец-то к жёнушке под бочок... И там её... — И матрос изобразил пальцами красноречивый неприличный жест. — В губки чмок-чмок!

Покружив Онирис в объятиях, Эллейв поставила её, нежно прильнула к губам и сказала:

— Милая, у нас тут ещё кое-какие дела после прибытия... Ты езжай, не мокни под дождём, а я через пару часиков буду дома.

Что-то и в её голосе, и в поцелуях, и во взгляде, и в улыбке Онирис показалось не таким, как обычно. Эллейв будто с трудом выныривала из одолевавших её мыслей, чтобы разговаривать с женой, заставляла себя улыбаться... Тревога нарастала, холодок огорчения наполнил всё нутро Онирис неуютной тяжестью. Какое-то невесёлое прибытие выходило, не такое, как она себе представляла.

Эллейв стремительной деловитой походкой умчалась в портовую контору — видимо, оформлять какие-то бумаги. Онирис постояла немного, провожая её взглядом, а огорчение внутри нарастало, превращаясь в невыносимую горечь. Может быть, что-то случилось? Что-то нерадостное, судя по печати суровости на лице, которую Онирис успела заметить, когда Эллейв спускалась с корабля, ещё не видя её.

Расстроенная и растерянная, Онирис побрела куда глаза глядят, потом встала под кроной дерева, укрываясь от дождя. Под ней было относительно сухо.

— Госпожа Онирис...

К ней шагал Эвельгер — тоже в плаще с капюшоном. Это была их первая встреча наяву после исцеления, и Онирис сразу заметила разницу: отсутствие кристалла боли под сердцем преобразило его. Что-то в его лице, во взгляде, даже в походке изменилось, глаза посветлели, черты стали как будто мягче. Он будто оттаял изнутри. Она не могла не улыбнуться ему: её сердце согрелось от таких изменений в лучшую сторону.

— Я рада тебя видеть, дорогой Эвельгер...

Он церемонно поцеловал ей руку.

— Я хотел выразить тебе благодарность, госпожа Онирис... Ты всё-таки сделала это, — сказал он, глядя на неё этим новым, посветлевшим взглядом.

Они стояли под деревом, на сухом пятачке тротуарной плитки. Онирис улыбалась, находясь во власти противоречивых чувств: с одной стороны — тревога и мысли об Эллейв, с другой — радость за Эвельгера. Он чутко заметил её состояние.

— Ты как будто огорчена... Что случилось? — спросил он с искренним участием.

Онирис не знала, как объяснить, какие слова подобрать, чтобы описать ноющий комок невесёлых чувств под сердцем.

— Как прошёл рейс? — спросила она. — Всё ли благополучно?

— Да, вполне, — кивнул он. — Всё тихо и относительно спокойно, никаких особых происшествий... И всё-таки тебя что-то беспокоит.

Онирис вздохнула.

— Эллейв какая-то... не знаю, как сказать. Мрачная, что ли? Убежала в контору и ничего мне не сказала.

Брови Эвельгера чуть сдвинулись.

— А, вот оно что... Да, её кое-что беспокоит. Кое-что случилось, она получила тревожные известия от друга из столицы.

Ноющий комок сразу превратился в глыбу льда, Онирис вся помертвела.

— Что? Что случилось? — осипшим от тревоги голосом пробормотала она.

Лицо Эвельгера тоже посерьёзнело, брови были сурово сдвинуты.

— Боюсь, что беда с «Прекрасной Онирис», — ответил он. — Корабль был угнан пиратами.

— Угнан?! Как это? — не поверила своим ушам Онирис.

— Когда он стоял в порту и на борту почти никого не было, шайка бандитов во главе со знаменитой Йеанн Неуловимой пробралась на него и угнала в море, — сказал Эвельгер. — Ребят из команды, которым не посчастливилось быть на борту, оглушили ударами хмарью и выбросили с корабля. Никто серьёзно не пострадал, к счастью. Это был настолько дерзкий захват, что все были просто ошеломлены. Потом, конечно, пришли в себя, погоню выслали, но без толку. У Йеанн отличная команда, они владеют приёмом вождения корабля по слою хмари. Умчались на большой скорости, догнать их не смогли. Эти известия сообщил Эллейв её приятель из Ингильтвены, он связался с ней во сне. Этот корабль и мне был дорог, меня волнует его судьба. То, что он попал в руки разбойников, просто возмутительно! Но самое неприятное — мы и предпринять-то толком ничего не можем, отлучаться со службы нельзя. В столице сказали, что принимают меры, идёт поиск и преследование, но толку пока нет. Нам остаётся только ждать. Самим на поиски рвануть не получится, увы. Вот поэтому-то Эллейв и мрачная. Да и я сам, честно говоря, не намного веселее её.

Онирис вспомнилось: корком — не корком, если не любит свой корабль, как самую прекрасную женщину. Она спросила:

— Ты... любил её?

— Прости? — не сразу понял Эвельгер.

— Корабль... Эллейв мне как-то сказала, что корком любит свой корабль, как женщину... — И Онирис ощутила огонёк смущения под вдруг заблестевшим взором Эвельгера.

Дождь всё усиливался, ветер волновал крону дерева, под которым они стояли. Брызги попадали им на плащи и обувь.

— Да, — сказал Эвельгер, и его ответ гулким эхом отдался в её сердце. — Она была единственной моей любовью. С другими кораблями было не так.

От его немигающего пристального взгляда Онирис смутилась так, что была вынуждена опустить глаза. Дыханию стало тесно в груди. Дождь лил, лужи пузырились, но в порту продолжала кипеть жизнь, облачённые в плащи рабочие и матросы трудились как ни в чём не бывало. Погода не была им помехой. Когда Онирис всё же подняла взгляд снова, он всё ещё смотрел — с задумчивой нежной грустью. Не кораблю он признался в любви, совсем не кораблю...

Но он по-прежнему носил чёрный шейный платок и перчатки. Хрустальный цветок по имени Ронолинд по-прежнему жил в его сердце, она сама его туда поместила.

Но и золотая ниточка соединяла их, и непонятно было, что с этим делать. Её сердце билось, исцеленное силой его сердца, он подпитывал её, отдавал себя ей — молча, не прося ничего взамен, просто потому что так хотел. Потому что иначе не мог.

— Я... Я тоже хотела выразить тебе благодарность, — наконец глуховато пробормотала Онирис. — За лечение...

— Мы в расчёте с тобой, милая госпожа Онирис, — сказал он. — Ты сделала то, что было никому не под силу.

— Вместо ушедшей боли ведь нет пустоты? — улыбнулась она.

Он смотрел, не мигая — пронзительно и нежно, почти невыносимо для неё.

— Уже нет... Уже нет.

А к ним уже своей летящей стремительной походкой спешила Эллейв. Лицо Эвельгера сразу