Скальпель и перо - Леонид Петрович Попов

лет он нюхал конъюнктуру

И влез-таки в неё – в номенклатуру,

Где всё как есть, что надобно душе:

Большой оклад, закрытые пакеты,

Кремлёвка – шоколадные брикеты

И самого закрытое клише.

ПЕРСПЕКТИВЫ

Жду не чуда, не святого дива.

Неисповедимы все пути.

Невозможно жить без перспективы,

Без звезды-надежды впереди.

Взлёты.. Спады.. Мировые сдвиги…

Всё что в силах – подпирай плечом!

Вот уж перспектива новой книги!

Перспектива сына – быть врачом!

Новой строчки трудное рожденье,

Как похмелье на людском пиру…

Перспектива жизнеутвержденья,

Перспектива послужить добру.

Чтение стихов (не просто чтиво!).

Дерзкая мечта – не быть во мгле.

Некая – в задумках – перспектива.

Перспектива мира за Земле.

Вся земля! – что душу обольстила.

Все друзья! – которых обойму.

Всё – во мне! И даже перспектива,

Даже не подвластная уму.

Всё – во мне: надежды и обеты.

Всё влечёт, уставшего, меня -

Перспектива светлого рассвета,

Перспектива завтрашнего дня.

Слушать стародавние мотивы.

Сердце новой песней обогреть.

Надо верить!

А без перспективы

Можно ненароком умереть.

Люди!

Перспективою живите,

Высекая искру из кресал.

«Прописная истина! Простите»,

Как Землянский некогда сказал.

***

Строфу тарю, Благодарю

Своё тяжёлое прозренье.

Смотрю в лицо календарю.

А в нём – мой стих -

Стих-откровенье.

А календарь-то отрывной,

Его листки, как листья клёна

Летят на берег островной,

Мелькают в дымке отдалённо.

И в каждом листике – судьба

Однополчан, друзей и близких

И грусть, и радость, и борьба, -

В снегах Российских – обелиски.

Ах! Календарный листопад,

Попридержать бы как-то надо!

Бессменный промельк дней и дат…

…Пестрит в глазах от листопада.

НОЧНАЯ

ЗАПИСЬ

Я этой грани одолеть не смог,

Постичь истоки юности далёкой

И глубины, и дали синеокой.

…Плывёт аквамариновый дымок

И всё покрыто дымкой-поволокой.

А что за гранью?

И была ли грань?

А может, грань в граните затаилась?

Хоть расшибись, хоть до крови тарань -

Какая заумь? Ну скажи на милость?

То низвергаюсь, то взлетаю ввысь…

То слушаю напев ночного табора,

То вдруг в башке одна абракадабра -

Бредовая алхимикова закись…

Я б ничего не знал,

не появись

Вот эта самая

Моя ночная запись.

***

День выстрадан раздумьями и болью,

Отгрохотал. Затем притих и сник.

Я вновь и вновь перед самим собою

Предстал. Как совесть времени возник.

Судилище ночное. Но за что же?

И за какие тяжкие грехи?

Я вновь своё безвременье итожу -

Пишу исповедальные стихи.

В прожилках промерзающих речушек -

Кристаллики ночной голубизны.

Из дальних далей искони и вчуже

Врываются в мои больные сны.

Я новые перечеркнул чертоги

(Остафьевский отпелся соловей)

И вновь и вновь больничные тревоги

Влекут в неотвратимости своей.

Леса снимают летние одежды…

И в этой круговерти бытия -

Со мною снова новые надежды

В преодоленье собственного «Я».

ОСЕННИЕ

ЦВЕТЫ

…И где-то там – во глубине души,

В первичности не изначальной

О, как они прекрасно – хороши

В своей красе задумчиво-печальной!

Они ещё совсем не отцвели

Живут в моей поэзии (не прозе),

На лепестках – последние шмели.

Хотя они почти в анабиозе…

СОСНЫ

Они, отнюдь, не корабельные,

В преклонном возрасте моём

Поют мне песню колыбельную

О чём-то прошлом, о былом.

И я иду за далью памяти,

Стихи про сосны говорю,

Как будто научились грамоте

Понять вечернюю зарю.

Постичь рассвет и ночи-ноченьки

И где-то, где-то на краю

Земли, где нет уж моей доченьки.

А, может, там она – в раю?

Гляжу, как в детстве, в дали гумные,

Что пахнут сеном (ворошить!),

А люди добрые и умные

Мне помогают видеть! Жить!

Объять на свете необъятное,

Постичь на праведном веку,

Постичь в себе всё непонятное.

Глядеться на Москву-реку.

***

Живём, как будто мы бессмертны,

Теряя дни, порой года.

И ждём, что кто-то нас заметит -

Всё образуется тогда.

Но после сутолоки буден

В тревогах вновь не спится нам,

И беспощаднее, чем судьи,

Себя мы судим по ночам.

Так почему, входя в рассветы,

Под листопад календаря,

Живём, как будто мы бессмертны,

Опять теряем время зря?

***

Такое благо получить

Хочу в тиши лирической

И тихо душу полечить

Картиной идиллической.

Забыть тревоги и войну

И вспомнить пору дальнюю

И погрузиться в тишину

Пускай, в сентиментальную.

Забыть, как плавилась броня,

Как шли страной пожарища.

…Не осуждайте вы меня,

Друзья мои – товарищи.

За эту блажь, за эту боль,

За память искромётную,

За трудный бой с самим собой,

За слабость мимолётную.

***

Откуда-то, из мозговых глубин

Минувшей ночью вспомнилось мне детство.

И небо снова стало голубым,

Но боль души, что никуда не деться.

Я вновь припомнил как детей спасал.

От этого великодушья не легко мне…

Но этих строк я вроде не писал,

А кто их создал, господи, не помню.

Всё повидавший на пути своём,

Изведавший все горести на свете,

Из благ земных молю я об одном -

Пусть никогда не умирают дети.

Я понимаю: этому не быть,

Смерть без разбора расставляет сети,

И всё ж я не устану говорить:

«Пусть никогда не умирают дети».

Не распуститься дереву опять,

Которому зимой весна не снится,

О невозможном если не мечтать,

То вряд ли и возможное свершится!

Я мир воспринимаю без прикрас,

И жизнь не в розовом я вижу свете.

И всё-таки кричу в сто первый раз:

«Пусть никогда не умирают дети!»

16-ти летний Леонид Попов. Учеба в Оренбурге.

***

Всё близкое! И люди дорогие!

Вновь тянется к перу моя рука -

Живёт во мне святая ностальгия -

Непостижимо сладкая тоска.

Я будто вновь седлаю Сивку-бурку

И снова -

По распахнутой земле

Я мчусь и мчусь

К родному Оренбургу

И чуть в глубинку -

К милой Губерле.

МОЁ ЗЕМНОЕ ИЗНАЧАЛЬЕ

П.И. Фёдорову

1

Ах, горы-долы, ковыли, закат,

Черёмуховый дым, яры, да речки.

До этих пор на дедовском наречье

Они со мной по-свойски говорят.

В душе моей по-прежнему живут

Какоё-то сладкой болью неизбывной,

Приходят в сны

То песней заунывной,

То радужной – когда пшеницу жнут.

Весь этот мир рассветом осиян -

С янтарною речушкой Чебаклою,

С нависшею над Чебаклой скалою

По прозвищу преданьему Шихан.

А со скалы – родная Губерля! -

Моя станица распахнёт объятья…

Я был доверчив и хотел объять я

Всё необъятное по имени Земля.

А как её, родимую, объять

Припасть к ней – до сыновьего рыданья?! -

Понять её сказанья и преданья,

Постичь – как душу на кресте распять?..

Увы, такому не было дано

Свершиться просветляющему чуду.

Оно и по сей день со мной повсюду.

Забыть такое – пред людьми грешно.

2

Хмелящий запах первой борозды!..

И вороньё за лемехом – гурьбою…

Да, боже мой! Мне век бы жить с тобой,

Моя земля, где дедовы кресты;

Где горы-долы, ковыли, закат,

Черёмуховый дым, яры да речки,

Которые на дедовском наречье

До этих пор со мною говорят.

…Бывало, в зной – купанье лошадей!

Ребячий праздник. Крик, многоголосье…

У Рыжки в гриву спелые колосья

Вплелись. Он любит эту из затей.

Как старый дед плывёт себе, кряхтит,

Вздуваясь крупом над зеркальной водью.

А я бросаю мокрые поводья

И вижу – Рыжка на меня глядит,

Косится на крутые берега,

Гривастый, сильный, бархатные ноздри.

А над водою – солнечная роздымь

Течёт медово в синий перекат.

И по сей день душа моя поёт…

Мне никуда от этих дум не деться.

О, как бы я хотел вернуться в детство,

В мальчишество станичное моё,

Туда,

В мою станицу Губерлю,

К тем родникам,

в ту даль,

в тот день вчерашний,

В тот сенокос,

в ту молотьбу

да пашни -

Наивно я судьбу свою молю.

Но я молю,

Как зёрнышки мелю

Под жерновами время и пространства.

Да будет свято это постоянство

И преданность тому, что я люблю.

И что любил. Чем в юности жилось.

То самое земное изначалье,

Что радостью и нежною печалью

В душе моей потом отозвалось.

3

Над Чебаклою плыл вечерний дым…

До робости и до сердечной дрожи

Всё пригласить Есенина Серёжу

Хотелось мне к станичникам своим,

Чтоб почитал он нам свои стихи,

Казачьи песни ниши бы послушал -

Не только голоса, а наши души, -

И как горланят наши петухи.

Он был в те годы от стихов хмельной.

А то – счастливый, то, увы, понурый,

С волнисто-золотистой