Скальпель и перо - Леонид Петрович Попов

глаза Надежды и пытался

Комок, застрявший в горле, проглотить.

И всё не мог… И верил и не верил,

Но вдруг его внезапно осенило

Такое изначально человечье,

До удивленья сущее, простое:

Чёрт побери! Есть на земле Надежда!

И Вера есть ! И есть сама любовь!

Живёт вся эта троица святая!

И есть добро в своей исконной сути,

Коль человек достоин Человека!

Иван Ильич чуть усмехаясь, думал:

«Ведь надо же! Америку открыл!..»

Белым-бело. В оконные проёмы

Уже снежок повеял. И на стёкла

Мороз-художник набросал эстампы:

Застывшие тропические джунгли -

Лианы, фантастические пальмы,

Разлапистые чудо – баобабы.

И в уголке, как будто для контраста,

Одним штришком – берёзку посадил.

Она – бела… Ах, белизна какая!

До боли глаз всё в мире побелело -

Кусочек неба, потолок и стены,

Сестричек белоснежные косынки,

Белы столы, белы полы, и даже

О всём об этом – белые стихи.

Ни дать ни взять – подобье белой розы

Сестричка Нина, хрупкое созданье.

Она хлопочет весело в палатах.

Один больной изрёк не без подвоха:

–Гляжу я на неё, и мне сдаётся,

Что здесь не токмо медсестра по штату,

А прямо сущий ангел во плоти…

А этот ангел носит юбку – мини.

Халатик тоже мини. А причёска! -

Ни Врубелю, ни даже… Кукрыниксам -

Разбейся! – ни за что не написать.

А в сущности, всё в мире преходяще…

И тут лишь дань капризной деве-моде.

Но знали б вы, какое бьётся сердце,

Какое в ней страдает состраданье,

Какая всеобъемлющая нежность

Под этой незадачливой и милой

И столь же эфемерной мишурой!

Такие вот – знавал я их немало! -

В суровую годину испытаний

Бросались в грохот, в огненное пекло

И на себе в укрытья выносили

Истерзанных в бою металлом Круппа,

Отяжелевших, как земля, солдат.

Кричит душа команду строевую:

– Солдаты! Седовласые солдаты!

От рядового до Министра обороны,

Р-р-равнение! На жертвенную память -

На наших милых девушек, которым

Тогда всего лишь было по семнадцать

И так осталось -

в бронзе -

на века!

И тем из них, что чудом уцелели,

Сердечное солдатское спасибо!

Из них немало стало докторами.

Они детей врачуют. А иные,

Пройдя сквозь пламя, вышли в поэтессы

И лечат наши раненые души

Святым огнём поэзии своей.

3

Сегодня в ночь – дежурный пост у койки.

Дежурит Нина. Тишина в палате.

На штифте – кислородные подушки.

Иван Ильич глядит на них сурово.

О как они сейчас напоминают

Ему аэростаты загражденья

В багровом небе над Москвой-рекой!

Комочком белым примостилась Нина

В ажурном полусвете у постели.

В глазах её миндальных, кувыркаясь,

Весёлые танцуют чертенята.

И оттого раздумчиво – покойно

На сердце у Ивана Ильича.

Он в полудрёме слышит голос Нины,

Грудной и близкий, в тишину плывущий:

– Хотите, я вам почитаю Блока,

Его раздумья о Прекрасной Даме?

Надежда Николавна разрешила…

Иван Ильич прищурился лукаво:

–А мне б того… про Тёркина нельзя?

Шутливо улыбается сестричка

И пальцем озорно ему грозится:

–Иван Ильич! В истории болезни

Пока Василий Тёркин не прописан.

Прописан Блок. Его и почитаем,

А Тёркина отложим на потом…

Когда возьмётесь силой хорошенько.

Окрепнете… Ну, а сейчас? Да что вы?

Недавно тётя Паша говорила,

Как вы глубокой ночью, приподнявшись,

Выкрикивали про какой-то дзот,

Командовали нянечкой: «Вперёд!»…

Ишь, тоже мне, какой нашёлся… маршал!

Лежите мне спокойненько. И тихо.

И слушайте, а я вас заколдую

И поведу в страну, что называют

Поэзией – прекрасною страной…

Парит над койкой голос голубиный,

В окне берёза белая искрится.

И вот уж за горами, за долами

В духмяной синеве взлетают чайки

И видится, – ну так и есть! – над морем

Плывёт туман, алеют небеса.

И дышится, как на заре, вольготно…

Но надо ж ведь – стыдоба-то какая! -

Светясь и щекоча у переносья,

Нежданная слезинка набежала.

И шепчут губы: «Доченька, ещё…

Ещё, родная. Боль-то приутихла…

Вот удружила…»

И опять в палате

Царит она – Поэзия! Над миром

Всплывают голубые паруса.

И нет тревоги, Пламя Прометея

Ознобленную согревают душу.

И мир глобальной силой не распорот.

Не воют в нём «фантомы» окаянно.

И – тишина…

Иван Ильич впервые

За много суток мглы и полубреда

Забылся тихо, погрузившись в сон.

Объят извечной тайной сновиденья,

Он видит, будто у речной излуки

На низком берегу стоит Анюта,

Его жена,

А рядом с ней Андрейка.

В глазах Анюты солнечные блики

Мелькают, отражённые водой…

4

Поблёскивая золотом сусальным,

За раму зацепился серпик лунный.

И вздрагивают выпуклые звёзды

В морозной синеве ночного неба…

Пора б уснуть…

Надежда Николавна

Лишь прилегла… И в эту же минуту

Затрясся в нервной дрожи телефон.

Сначала в трубке что-то клокотало.

Нелепо саксофон завыл в эфире.

Затем слова клочкасто прохрипели:

–Скорее приезжайте… Ухудшенье…

Внезапное… Похоже на коллапс…

…Вот так всю жизнь – на сборы полминуты.

И как в провал – в объятья звёздной ночи…

В сугробе у заснеженной калитки

Сопел ветхозаветный «вездеход».

(Откуда он попал в больницу – знает

Один лишь бог. А новая машина

Находится, с тех пор как получили,

Под собственной эгидой главврача.

Пока мотор у «вездехода» кашлял,

Надежда Николовна размышляла

Накоротке, стремясь осмыслить снова

Всю казуистику напластований

Причудливых симптомов и синдромов

Болезни у Ивана Ильича.

И вот уже в ночном калейдоскопе

Под фарами мелькают переулки,

Дома и окна, тени голубые…

Сливаются и время, и пространство,

Когда цена одной минуты -

ЖИЗНЬ.

5

…Превозмогая боль и отрешённость,

Иван Ильич боролся, как на Курской,

Когда на нас стальной лавиной лезли,

Огонь остервенело изрыгая,

В железном лязге «тигры» и «пантеры»

И прочее поганое зверьё.

И снова – рядом, здесь – Надежда Николавна

В палате, как в ту пору, в медсанбате.

И снова! Снова! Взор её глубинный

Страдальческой исполнен красоты.

Он полон веры в старого солдата!

Мучительное творчество Надежды

Свершается как Подвиг Милосердья,

И проблески надежды на спасенье

Уже царят!..

Но в эту же минуту

Оборвалось хрипящее дыханье…

Прервался пульс -

Клиническая смерть…

(Пойми меня, мой добрый друг читатель,

Морального я не имею права

В трагическом своём повествованье

Описывать в деталях бой со смертью,

какой вела она, моя Надежда,

Борясь за жизнь Ивана Ильича.

Я не нарушу клятву Гиппократа,

Не поступлюсь своей врачебной тайной…

То было бы, прости меня, кощунством

Пред всем, что вечно свято на Земле).

6

…Свершение произошло к рассвету.

Надежда Николовна, обессилев,

Склонилась к изголовию больного,

Счастливая, сказала тихо-тихо:

–Иван Ильич, я вас благодарю…

Спасибо вам! Не я ли говорила:

«Вы только, милый, помогите мне,

Представьте на минуту – здесь нас трое:

Вы, я да эта лютая хвороба.

И если на неё вдвоём насесть нам,

Куда одной ей против нас двоих?!»

Сейчас вы ни о чём не говорите…

Всё – позади!..

Анюте и Андрейке

Я позвонила – всё идёт отлично,

И перед нами -

Жизни торжество!..

7

…Мне привелось быть косвенно причастным

К описанному подвигу Надежды.

И с той поры

Я убеждённо верю

И клятвенно пред всеми утверждаю

(Я не страшусь, коль скажут: «Тривиально!») -

Воистину навеки двуедины

Больной и доктор!

А иных послушать -

Они кибернетической машиной

Уже готовы заменить врача.

Причём, увы, они на всём серьёзе

Твердят о том,

Как прописные технократы,

Заспециализированные эти локалисты,

Всю целостную сущность человека

Готовы по деталям, как машину, -

Вот именно, р а з д е л ь н о! – расчленить.

За множеством забот они «забыли»

Великий опыт русских корифеев

Отечественной нашей медицины,

Классические вещие доктрины

Ей-богу же, бессовестно поправ.

И я порою – что скрывать? Не скрою, -

Нисколь перед наукой не рискуя

Прослыть на мир дремучим ретроградом,

Готовый во всю глотку заорать:

–А ну-ка, дорогие эскулапы,

Достопочтенные мои коллеги

Ну, разумеется, не поголовно! -

Далёк я от тотальных обобщений,

Во имя интересов человека

И в интересах именно прогресса

Передовой советской медицины

Давайте-ка

На переподготовку,

На переучку

К Боткину! Назад!

…Я знал: моя Надежда Николавна

Со мной была согласно безраздельно

И всякий раз наедине с собою

Она клялась:

К больному человеку

Идти во всеоружии Науки,

Но только через собственное «я».

(Со мною размышляя,

я надеюсь,

Читатель мне простит великодушно

За это небольшое отступленье…

Я почему об