Скальпель и перо - Леонид Петрович Попов

год.

***

Когда, склонясь над фронтовой тетрадкой,

Я эту память горькую пою,

Бывает так -

смахнув слезу украдкой,

Я думаю, что я ещё в строю.

Что здесь

И вдохновенье и наука,

Земля и заповедные края,

И вера в жизнь,

И боль моя, и мука,

И исповедь горчайшая моя.

***

По балке разбитой и голой

Мортиры далёкие бьют.

Тревожно-ночные глаголы

Мне снова уснуть не дают.

Пытаюсь подняться повыше -

Откуда все дали видны

(Мои дневниковые вирши

Увы, никому не нужны).

Пред тайной загадкой тупею.

Однако, ей-богу, не лгу:

Чего-то, боюсь, не успею,

Чего-то уже не смогу.

Но всё ж хоть с одышкой, шагаю

До N-ской своей высоты.

Пока что мосты не сжигаю.

Не жгу за собою мосты.

НОЧНЫЕ

ГЛАГОЛЫ

Откуда терпенье берётся

Вести изнурительный бой -

Бороться,

бороться,

бороться

Бороться с самим же собой?

А кроме? Чего же осталось?

Чего не избыть, не забыть?

Такая собачья усталость,

Что в пору по-волчьи завыть.

Почти с отрешённою силой,

Как в грохоте бьющихся льдин,

С ночною своей гипоксией

Борюсь я один на один.

Какая нелепая штука -

Себя самого утешать!

И странно: не дико, не жутко,

Хотя уже… нечем дышать.

Хотя уж сбивается с ритма

Уставшее сердце моё.

И систола будто бы рифма

В груди диссонансом поёт.

Такого нелепого факта

Никак я понять не могу -

Душой исходить от инфаркта,

Когда ты пред жизнью в долгу.

Пред всем, что бесценно и свято

На этом тернистом пути,

Пред тем неизвестным солдатом,

Что в битве не смог я спасти.

Наверно по этой причине

В башке созревает экспромт:

Уж лучше б в былую пучину,

Уж лучше б вернуться на фронт.

К переднему краю поближе,

Где льётся солдатская кровь.

Я вижу,

я вижу,

я вижу

Мои сновидения вновь.

***

Мне кажется, я в суть вещей проник,

Таящихся во мне, увы, подспудно.

И с неких пор, не я веду дневник,

А он ведёт меня дорогой трудной.

Но радостной воистину вдвойне!

Ведь каждый час, что не напрасно прожит,

Что может быть священней и дороже -

Как явь, как сон, как память о войне,

Как ратный бой, как мирный небосклон

В духмянной дымке дремлющих черёмух

И рокот тракторов со всех сторон,

И пенье птиц в лесных своих хоромах.

Тогда я верю: да! Оно грядёт,

Грядёт, так называемое счастье,

Как соучастье в доброте придёт

И снова вспыхнет стих мой в одночасье.

И вот – стихи в моей ночной тиши!

Они, увы, порой чуть-чуть заумны.

Но в них (клянусь!), как исповедь души -

Мои слова, мои дела и думы.

Пусть скромные… Не в этом суть! Но как

Не ложную понять святую скромность?

Ведь в жизни совершается и так:

За скромностью – уже сама огромность.

Огромность наших помыслов и дел,

Огромность мысли, как большого чуда.

Я б высшего удела не хотел -

Причастности к добру, живу покуда.

Пока дышу, пока стихи пишу,

Лопачу память – радости и беды

В душе своей, что было ворошу,

Пласты вздымаю из живой легенды.

Но надо знать – слова пустые мстят.

Пишу лишь суть. Даю обет при этом.

Иначе все друзья мои – поэты

Мне суесловья сроду не простят.

***

Какая-то неведомая сила

Минувшей этой ночью осенила -

Мгновение… Ловлю себя на мысли -

О, господи, уж я – не эгоист ли?

Барахтаюсь. Карабкаюсь. Пытаюсь

Остаться. Выжить. Блефами питаюсь -

Какое блюдо! – Тюря из иллюзий!…

Но по-пластунски я ползу на пузе

До той последней, до моей высотки,

Где в шрамах высятся берёзоньки-

красотки.

А там, глядишь, протягивают руки

Соратники,

военные подруги,

Живущие ещё однополчане

И даже те,

Кто в каменном молчанье…

Леонид Попов с дочерью Людмилой

***

Всем ясноглазым и красивым,

Что нас сменяют на посту,

Хотел бы я изречь,

Как символ,

Свою заветную мечту -

Вернуться вспять,

Чтоб одержимость

Во всех моих мечтах жила,

Чтоб постоянная решимость

На добрые дела вела.

Дерзать!

Не чахнуть в канители.

А коль она гнетёт – гони!

Предать анафеме безделье,

Бездарно прожитые дни,

Бездумно проведённый вечер,

Бессонно прожитую ночь.

И крикнуть: «Homo! Человече!

Ты должен сам себе помочь.»

В застольях званных и незванных,

Кто от христова рождества,

Припомнить всех своих Иванов,

Увы, не помнящих родства.

И тех, кто в страшную годину

Своею дружбой полонил,

Свою, огню подставив спину,

Тебя от пули заслонил…

ВСЁ ДУМАЮ

Всё думаю, – как бес попутал, -

И эта мысль всегда со иной:

Как зыбка истина, что будто

Ничто не вечно под луной.

А красота? В насущной сути,

Она, как в древние лета,

Вы сомневаться не рискуйте -

Она, – извечна, – красота.

Она как солнышком омыта,

Как в небе резвые стрижи.

Лишь при условии, что мы то

Не пошляки и не ханжи.

Вот девушка стоит под веткой,

Вся в знойных зайчиках-лучах,

В ресницах под ажурной сеткой,

С платком ажурным на плечах.

В простые туфельки обута,

Стоит, задумчива, она,

Как будто смущена, как будто

Своей красе удивлена.

ПЫТАЮСЬ ВНЯТЬ

Пытаюсь внять

Земле и небесам.

Себе пытаюсь внять

И добрым людям.

Что, в сущности,

Я должен сделать сам,

Чтоб день светлел

В круговороте буден.

Чтоб явь была

Как сад в ночной тиши,

А ночь была

Души отдохновеньем.

Сиди не только

Дневники пиши,

Пиши поэму

С дерзким вдохновеньем!

Чтобы превыше

Ты сам дерзал,

Пронзая время зреньем,

И чтобы ты был

Хоть чуточку – поэт,

Поэт

В непреходящем озаренье.

***

Ищу великодушия.

Оно

С тоской моей души сопряжено.

С надеждой на грядущее живёт

В глубинных параллелей и широт

Моей Земли и Сердца моего.

Ты лишь окликни, позови его!

И вот, оно, грядущее, грядёт.

Оно, как явь в ночи, произойдёт.

И нет тут ни просчётов, ни тщеты.

Ни духа безысходной нищеты.

Лишь светлое, вселенское звено -

Само Великодушие! -

Оно!..

О, люди, заклинаю вас,

поверьте:

Оно, Великодушье, выше смерти.

Оно, как всеглубинное прозренье -

Ко всем чертям,

Ко всем смертям -

ПРЕЗРЕНЬЕ.

И, может быть, бездушию на зло,

Оно -

Моей натуры ремесло…

***

Конец июня. Тихо вечереет.

Увял цветок на скошенной траве.

А в голове необратимо зреет…

Необозримость мысли в голове.

Перешагнул как маленький порожек

Я этот день.

И в Лету канул он.

О как он просто пережит и прожит

В легенде нескончаемых времён.

А мир огромен в дорогих мне лицах,

В глазах людских – и небо, и поля…

Потом – подспудно – прице во языцах, -

Я что-то жду, надежды затая.

Летят мои нелёгкие мгновенья.

Минувшее, как сказки наяву.

И что ни час – то звенья,

звенья,

Звенья слагаемых, в которых я живу.

Погасли тихо солнечные блики,

Как в изумруде на густой листве.

Повеял ветер запахом клубники,

Увял цветок на скошенной траве.

Супруги Леонид и Ида Поповы. 1941 год, перед отправкой Л.Попова на фронт.

***

Весны наступающей слышится шелест.

А дождь моросит по палатке брезенчатой.

Не ясно – не тоя откуда пришелец,

Не то я – отшельник в избушке бревенчатой.

Небесная роздымь плывёт над полянами

И почки взрываются будто от роздыха.

А я всё барахтаюсь с дальними планами,

Но мне не хватает насущного воздуха.

Как дня не хватает, как хлеба насущного…

А в памяти образы – будто бы амфоры,

Плывут-наплывают от сада Нескучного.

Но ночь не проходит (хоть ночь бы!)

Без камфоры…

И всё же – я верую! – зёрна прогреются,

Хлеба прорастут, зеленя заколышутся.

До боли сердечной к рассвету поверится,

Что как-то раздышется, что-то напишется…

ЭКСПРОМТ

ИЗ БЫЛОГО

Я хочу, чтоб знали Вы об этом -

Так случилось, что на этот раз,

Я почти что сделался поэтом

И, как видно, только из за Вас.

Будь бы я художник, я б в картине

Воплотил полёт своей мечты -

Сколько в Вас слилося воедино

Самобытной светлой красоты…

Сколько умной красоты во взоре,

Трепетной пластичности в руке,

Женственности нежной, о которой

Не сказать никак в одной строке.

Эти ж строки с первобытным жаром

Вспыхнули экспромтами во мне.

…Было б самым лучшим гонораром

Встретить Вас одну, наедине.

Но, увы, по всем приметам судя,

Не поймать счастливую звезду.

Мы ведь с Вами люди разных судеб.

Этой встречи я совсем не жду.

Просто я в плену у южной ночи…

Но сейчас, по правде говоря,

Ради Вас навек запомню Сочи

Первой половины